Пошел прочь, – сказала Марина.
Каин холодно посмотрел на нее и процедил сквозь редкие зубы:
Вы, верно, думаете, что я шучу или издеваюсь? Чтобы убедиться в моей искренности, прошу примерить эту штуку.
Он протянул Марине очки странной формы с толстыми желтыми стеклами.
Она автоматически взяла их, надела и увидела невечерний свет. Комната наполнилась расходящимися разноцветными лучами. Марина вытянула руки вперед и пошла к окну, чтобы увидеть их источник.
Помаил успел завесить окно крылом и спас Марину от слепоты, а то ходить бы ей до смерти с оловянными глазами.
Марина же перекрыла Ангела телом и помешала фотографу прицелиться, стрела застряла в тяжелой плюшевой портьере.
У этих русских женщин все-таки потрясающая чувствительность, – успел подумать Каин за миг до того, как Псалмом девяностым, что запел Ангел, его вынесло из дома вон.
Марина сидела на полу, наматывала локон на палец, плакала и смеялась. Шальновское проклятие, похоже, вернулось, брата тряхнуло в катастрофе, а сестре настойчиво предлагалось сойти с ума.
Тем не менее голова ее работала на удивление ясно и быстро. Марина встала, без суеты собрала рюкзак. Вопреки обыкновению, не забыла ни швейцарский нож, ни зубную пасту. Сверху бросила деньги, очки и пакет сухарей с маком. Включила весь свет, телевизор, поставила CD на бесконечный повтор и выбежала из дома. Она догадывалась, что странный гость скоро вернется и устроит новую выставку своих работ.
Женщина поспешила на вокзал, села в последнюю электричку на Осиновец. Пока ехала по городу, все смотрела в окно и думала, что теперь она – спица в колесе Большой Охоты: сестра ищет брата, индус стережет их обоих, индуса кто-то на них натравливает, и есть еще один, который заступился за нее.
В Осиновце было темно и тихо. Плескалось за пологой дюной Ладожское озеро, да маяк распахивал над спящим рыбацким поселком свое светлое крыло. Марина осторожно, чтобы не разбудить пьяного сторожа, пробралась на пирс, залезла в старый баркас и молилась, перед тем как уснуть на лавке, чтобы Господь избавил её от внезапной смерти и срамных видений. Каиновы очки жгли руки соблазном посмотреть, много ли собралось в этот час на маяке милостивых к нехитрым просьбам рыбаков Ангелов, но Марина благоразумно воздержалась.
Ночью Архангел Исаакил призвал Помаила и Руахила к себе в Адмиралтейство, они чинно беседовали, глядя, как баржи тянут дробленый камень вверх по реке.
Марина проснулась с улыбкой. В ушах ее еще вертелись слова, в которые сложились за минуту до пробуждения песня птицы и плеск Ладоги:
С камнями полевыми у тебя союз, и звери лесные в мире с тобой.
Лучшая часть мира на моей стороне, – подумала Марина. – Чего я боюсь?
Она купила у рыбачки копченого сига, получила в придачу холодный, только с грядки, огурец, достала свои сухарики и позавтракала на колкой траве. Потом проверила снаряжение, завязала шнурки, подтянула ремень, выбрала на пляже плоский, по руке, камень на случай драки. И бодрым шагом отправилась на станцию. Что-что, а поезда в тех краях, где она отбывала свой срок, ходили точно по расписанию.
Дорогой, рассматривая в пыльном стекле свое отражение, Марина думала:
К тридцати годам человек вылепляет из того, что дали родители, себе лицо. Морщинки от привычных гримас уныния или счастья; глаза, скользкие от подлости или выпуклые от простодушия; размякший от пустой болтовни или вытянутый в ниточку от молчания рот.
Марина была довольна тем, как сложилось ее лицо, и не прятала тонкие морщинки на веках, которые служили своего рода кракелюрами при глазах, знаменитых на все три острова. Она, кстати, считала, что и глаза эти сделала себе сама.
В вагоне ехало человек десять. Рыбачки везли перекупщикам вечерний улов, школьники, судя по надписям на значках и майках, направлялись на шабаш, человек в потертом костюме – по казенной надобности.
Электричку тряхнуло. Марина подняла с лавки рюкзак, поставила его на колени и, не вынимая, принялась рассматривать предмет. С внешней стороны стекла выглядели абсолютно гладкими, но внутренняя поверхность – исписана нехорошими значками. Против зрачков помещались алмазные призмы, вокруг них плавали отражения глаз пользователей. Глаза были похожи на лепестки, а призмы – на пестики. Марина без труда отыскала свою яркую пару в этом цветке. Массивная оправа была из незнакомого маслянистого металла.
Она закопала очки поглубже в рюкзак и осторожно оглядывалась, пока электричка, стеная и гремя, вкатывалась в город. Марина решила искать брата по всем известным ей адресам, начиная с самого дальнего. На привокзальной площади она села в маршрутное такси и отправилась на поиски.
Она смотрела в окно на унылые спальные районы и думала, что в этих противных Богу краях не осталось ни одного неоскверненного камня, ни одного незагаженного отработанным маслом ручья. Как же эти сотни тысяч людей привлекают в свои вертикальные деревни Ангелов?
Многоквартирные дома представлялись ей деревнями, поставленными на попа. Если положить их на бочок – получается поселок.
Должно быть, женщины сшивают по ночам огромный ковер из красных одеял и стелят его на залитых смолой крышах, чтобы Ангелам не было больно ходить по нечистой земле. Утром ковер распарывают, – думала Марина, – и прячут лоскуты по ящикам в диванах.
В эти места Город загнал ее впервые. Разве можно, – шептала Марина, – назвать эти бетонные пирамиды тем же именем, что и вид на левый берег с крепостной стены? Даже река под мостом Володарского пусть называется по-прежнему, Леной, и течет не в мои края, а куда ей положено – в море Лаптевых. Город на Лене, отделись от города на Неве.
Проклятие, слетевшее с ее губ, подействовало. Маршрутка чихнула и сломалась. Марина оказалась на пустыре, где смуглые мужчины перетаскивали из одной грузовой машины в другую ящики с гнилыми яблоками. Один из них выкрикнул что-то гортанное, и все засмеялись. Марина поняла, что не найдет брата здесь и вся затея была напрасной. Надо искать там, – решила она, – где обитают Ангелы.
Уехать с пустыря было решительно не на чем. Марина пошла пешком, делая вид, что просто гуляет, и зашла в первый попавшийся магазин.
Попался зоологический, и, войдя в торговый зал, Марина оказалась внутри Каиновой фотографии: всюду висели какие-то мертвые головы, чучела, муляжи, рога, сушеные лапы. Живыми продавались только хомячки и рыбки. Ей даже понравилась одна из них – довольно крупная, черная в золотую крапинку, с желтыми стрелами на плавниках.
Как называется? – спросила Марина у сонного продавца.
Рыба-ангел.
Марина закашлялась. Она вдруг представила себе: в желтых кубах из полированной серы печальные Ангелы, их крылья побиты молью и перьевым клещем, Ангелы чертят пальцами на песке какие-то планы, отворачиваются от покупателей и глядят на фальшивый райский пейзаж, намалеванный на заднике.
Можно вызвать от вас такси? – хрипло сказала Марина. – Я заплачу.
Пожалуйста, – сказал человек, – платите.
Ожидание растянулось на четыре сигареты. Наконец, машина приехала и увезла Марину в центр.
Она сошла на Биржевом мосту, и три Ангела приступили к ней: Золотой, Александровский и Екатерининский, лишенный Креста и оттого всегда мрачный. Это моя земля – думала Марина – здесь и камни полевые за нас, как было сказано.
Однако, от греха подальше, решила домой не заходить, но вернуться в Осиновец. До вокзала шла пешком, все время вдоль рек, поперек канавок, вокруг не смотрела, напевала под нос и в самом конце пути увидела брата. Он был бледен, стоял, прижавшись спиной к стене у входа в метро. Одна рука его была сжата в кулак, другая – расслаблена. Вокруг правого уха, словно пчелы, кружились огнистые слова и по одному, как в улей, залетали в ухо.
Марина поняла, что брат не один, и не стала его тревожить. Просто постояла, помахала рукой, обволокла взглядом, и единственное, чему дала волю – обонянию. Сквозь городскую вонь поймала суровую нитку его травяного запаха и, держась за нее, как за отцовскую руку, ушла.
Она очень хотела есть и нескромно поглядывала на шаверму.
9. Путь Волги
Волчица спустилась к ручью и смотрела, как разжиревшие за лето гуси устало черпают крыльями из колодца ветра. Она наклонила голову, чтобы напиться, когда внутри у нее лопнула басовая струна. Одна острая спираль вонзилась в мозг, а вторая в матку, где барахтались похожие на жаб волчата.
Волга вздрогнула всем телом и поняла, что Улисса больше нет. Она коротко тявкнула и принялась лакать вместо воды песок.
В зарослях кипрея ворчал Неман-енот, в ручье созрел урожай рыбьей молоди, и гибкая щука собирала его на отмели. В тяжелом вечернем Солнце отражались реки Преисподней.