- А!-А!-А! - Это я кричу. Парень ящерицей соскользнул с лавки и, достигнув меня, укусил в икру.- А!-А!-А! - кричу я. Слезы летят из глаз. Я повалился в объятья сторожа, который, приняв меня в объятья, обезвредил парня, нанеся ему сокрушительный удар валенком в поддых. Сумасшедшие собрались вокруг нас и с великим сочувствием смотрели на меня; они явно переигрывали, потому что были сумасшедшими и не ведали никакой меры.- По местам! - скомандовал сторож, и они рассеялись. Парень лежал на полу и, держась за живот обеими руками, пел про березу.- Я же сказал, что кусается, - ворчал сторож, уводя меня с места происшествия.- Тяжелая у тебя работа, - сказал я, сильно хромая на укушенную ногу, и мне подумалось: - "Я наказан, и буду жить с идиотом, а он-то живет с целой сотней... за какие грехи? за какую зарплату?"- Они меня боятся, - улыбнулся сторож важной улыбкой младшего чина.Вова прохаживался по зале, заломив руки за спину и нахохлившись: пять шагов вперед - резкий поворот на пятке, пять шагов назад -и опять поворот. Был он в стоптанных шлепанцах, и поэтому шаркал ногами, но при галстуке и часах, и аккуратная бородка, вкупе с маленькими усиками, придавала ему вид провинциального вузовского преподавателя, недавно разменявшего полтинник. Есть такие преподаватели - тайные мученики своих фантазий, готовые удавиться за идею. Это вымирающее племя, на смену ему идут невежды и неудачники; они теснят мучеников фантазий; неудачники торжествуют, ПЕПЕЛ И ПЕРХОТЬ - их девиз, - и вот Вова загнан в подвал, под крыло младшего чина. Я с любопытством взирал на него. Он не отвечал взаимностью. Он был поглощен спором с воображаемым оппонентом, который раздражал его архивздорным набором пошлости, архипошлым ассортиментом вздора, и выпуклый лоб полемиста озаряла полыхающая мечта.- Как ты мог его выбрать? Ты с ума сошел! - ужасалась моя новенькая жена. - У него череп дегенерата.- Его череп сплющен силой фантазии, - возражал я. - Вполне сократовский череп у человека.- Он что, башкирец? - спросила жена с чисто женской брезгливостью. Во всяком случае, он не русский, - заявила она с отвращением.- Вот он услышит и обидится, - сказал я, глядя в сторону кухни; за стеклянной дверью Вова уписывал бутерброд с ветчиной.- Я его ненавижу, - сказала жена. - Поменяй его на кого-нибудь другого... Я тебя заклинаю: поменяй.Она словно предчувствовала, что Вова в конечном счете отстрижет ей секатором голову. Я только руками развел.- Открой рот! - приказал сторож.Вова остановился и с готовностью открыл рот.- Покладистый, - одобрительно кивнул сторож. - Покладистый и смышленый.- Как ты определил? - спросил я и тоже заглянул мечтателю в рот.- Как определил? Очень просто определил. Видишь: он рот открыл.- Как ваше имя-отчество? - вежливо спросил я мечтателя.- Эх! - вздохнул мечтатель, словно жалуясь на тяготы жизни в мутнокрасном свете. Он был очаровательно плешив.- Ну, забыл человек, - заступился за него сторож. - Забыл, потом вспомнит. С кем не бывает? Забыл человек...- Эх! - снова вздохнул мечтатель.- Он, кажется, немногословен, - заметил я сторожу.- Разговорится, - пообещал тот. - Я его знаю. Он иногда такие речи толкает. О высоких материях. Диву даешься...Ну, шельма сторож! Он знал, на что меня купить! Ну, шельма... Я направился к выходу, широко, как матрос, расставляя ноги, чтобы не упасть от головокружения. Мы выбрались на свет божий. Тут выяснилась любопытнейшая подробность: остатки волос, усы и бородка у мечтателя оказались рыжими. Рыжий! Какое счастье! Мы стояли на пороге новой жизни. Я расписался в замусоленной школьной тетрадке и щедро расплатился со сторожем.- Чем его кормить? - озабоченно спросил я, словно я - мальчик, приобретший рыбку в зоомагазине.-Говном!-хохотнул сторож.Мы расстались друзьями.