«При этом направляем программу закрытого конкурса на проекты монументов в память советских граждан и военнопленных солдат и офицеров Советской Армии, погибших от рук немецко-фашистских захватчиков во время окупации г. Киева. Вам и скульпторам Гутману Г.П. и Коломиец И.А. поручается проектирование монумента»
Председатель Н. Иванченко.Заказ был дан восьми бригадам. Среди них были известные скульпторы и архитекторы: Кавалеридзе, Милецкий, Таций, Коломиец, Фуженко… Кроме того в конкурсе принимали участие мастера, не получившие официального приглашения: Рыбачук, Мельниченко, Селибер… В условиях конкурса говорилось только о мужестве, героизме и вере в победу светлых идей коммунизма. По поводу этой программы Виктор Некрасов сказал: «Принимай я участие в конкурсе и прочитай эти условия, я, откровенно говоря, стал бы в тупик». В тупике были мы все.
Настораживал состав жюри. В него входили 20 человек. Среди них – представители общественности, ударники коммунистического труда, директор музея Ленина, секретарь ЦК ЛКСМУ и т. д. Общественности хоть отбавляй, а профессионалов почти не было. Но работать нужно было, несмотря ни на что – это был наш долг. Работа предстояла очень напряженная. Положение усугублялось тем, что площадка для памятника была выбрана неверно. Во-первых, она находилась не на месте расстрела, во-вторых, авторы были лишены возможности решить драматургию комплекса, так как площадка была мала. Тем не менее, как отметил Виктор Некрасов, «это, пожалуй, один из интереснейших конкурсов, которые я видел».
Работа велась по-новому, Архитекторы работали со скульпторами в одних мастерских. Это разрушало стереотипы советских стандартных памятников. Несмотря на то, что заказано было всего восемь проектов, в конкурсе принимали участие несколько сот ведущих архитекторов и скульпторов Украины.
Первая встреча нашей авторской бригады состоялась в мастерской Инны Антоновны Коломиец. Я привел с собой своего друга и соратника Юрия Паскевича. Инна – своего супруга скульптора Георгия Хусида. Таким образом, бригада увеличилась до 5 человек. Скульпторы раньше не работали с нами и попросили разрешения пригласить еще Вадима Скугарева. Я, в свою очередь, попросил разрешения привести нашего коллегу Бориса Лекаря, который хотел работать в нашем коллективе. Бригада разрасталась с невероятной скоростью, и это не преминуло сказаться. Последующие наши встречи стали совсем бесплодными из-за большого количества и людей, и идей. Сначала все пытались отмалчиваться, потом все начали сыпать идеями, которые тут же принимались в штыки остальными. Работать стало тяжело. Уже появились в нашем маленьком коллективе свои фракции и группировки. Наконец, через неделю неустанных творческих битв, испортив изрядное количество бумаги, наша бригада лопнула. Григорий Гутман со Скугаревым удалились в мастерскую Гутмана, находящуюся в Лавре, не забыв прихватить половину отпущенных нам денег. Мы остались впятером.
Я тут же занялся хозяйственной деятельностью, отправился к Сергею Константиновичу просить подрамники 1х1 метр, рулонный ватман и кальку. Он дал мне разрешение оплатить и получить 10 подрамников и 12 метров бумаги. С этими бумажками я пошел в наш подземный склад. Я выбрал время после работы и не прогадал. Гаврилыч – наш кладовщик был уже хорош. Он сидел в компании двух шоферов, переплетчика и закусывал, чем Бог послал.
– Приятного аппетита. Что же это вы закусываете всухую? – начал я издалека, хотя под столом стояла уже батарея бутылок.
– Так ты же бутылку не захватил, – сказал находчивый Гаврилыч.
– Можно и выпить, – согласился я. – Да только я с заявкой пришел.
– Так иди за бутылкой. Заявка до утра никуда не денется.
– Так мне срочно нужно. У меня конкурс.
– А сколько тебе подрамников?
– В заявке 10, но этого мне мало.
– Не жмись, Гаврилыч, – вмешался Вася, один из шоферов. – Это же Саша делает еврейский конкурс. Уже весь институт знает. Так что тут жадничать нечего. Дело святое. Дай ему 10 новых подрамников да 10 старых, из тех, что я привез из Госстроя. Да бумагу ему отмотай, сколько надо, Миша в переплетной потом сэкономит, а Саша пока пару бутылок возьмет и расскажет нам про конкурс.
Все его поддержали. На следующий день Миша наклеил мне подрамники и я, счастливый, на Васиной машине отвез их к Инне в мастерскую.
Напряженная работа длилась четыре месяца. Сразу после основной работы мы с Паскевичем отправлялись в художественные мастерские на улицу Филатова, где весь день работали Инна Коломиец и Георгий Хусид. Работали до двух часов ночи. Спали по 4–5 часов. И тем не менее работа приносила много удовольствия. Борис Лекарь вначале тоже активно работал с нами. Мы разрабатывали три варианта проекта на 4 макетах и 17 подрамниках. В двух из них присутствовала стена расстрела, как элемент драматургии комплекса, и вертикальная расколотая стела, как символ трагедии. Скульптура была в виде глубоких рельефов на камнях и дольменах, или в виде отдельных фигур. Через два месяца к нам присоединились формовщики для выполнения моделей в гипсе.
Последний месяц до срока был особенно напряженным. Позвонил Лекарь, сказал, что заболел, но надеется выздороветь. Мы его оставили в авторах, но часть его работы пришлось взять на себя. Он еще пару раз звонил и говорил, что плохо себя чувствует и работать не может. Шли последние дни. Мы работали по 20 часов в сутки.
Обстановка дома обострилась до предела. Моя молодая супруга выказывала крайнее неудовольствие тем, что я лишил ее всех возможных мирских развлечений – ни театра, ни кино, ни вечеринок. Я ей сочувствовал, но ничего не мог поделать. Обедать я приходил не всегда, а если и приходил, то не успевал мыть посуду. В общем, жизнь стала весьма напряженной, начались скандалы. Правда, весьма короткие, было не до них.
Срок подачи проектов был назначен на 6 часов вечера 20 декабря 1965 года. За два дня до этого стало ясно, что мы не успеваем с надписями, мелкими доделками. исправлениями, упаковкой и т. д. Я позвонил директору КУПЫ, которая с неослабным вниманием следила за нашими делами, и попросил помощи. На следующий день в мастерскую ввалилось человек 15. Они сообщили, что им дано указание не покидать нас, пока проект не будет сдан. Так как не все получили точный инструктаж, то многие захватили бутылки, а один даже гитару. Эти забавы в директивном порядке пришлось пресечь до окончания проекта. Все работы общими усилиями были окончены в 5 утра, после чего был устроен импровизированный ужин. После того как были исполнены все Прасковеевские песни и уничтожены все бутылки с «горючим» устроились спать прямо на полу в мастерской, подложив под себя пальто и оставшиеся эскизы, которыми была завалена вся мастерская.
В 2 часа сыграли подъем, начали паковаться и проверять доски. Жора Хусид отправился в Дом мебели договариваться с грузчиками. Там он поинтересовался, есть ли среди грузчиков евреи. Сразу была найдена и машина, и водитель. С тягловой силой у нас у самих был избыток. Мы загрузили все в мебельный фургон, в том числе и всю КУПУ, и, как оказалось, недаром.
К Дому архитектора было трудно подъехать: разгружались машины с подрамниками, макетами и гипсовыми моделями, шла сдача проектов, шла борьба за места в помещении. Когда мы подъехали к Дому архитектора, к нам с Жорой сразу же подошли четверо молодых людей из конкурирующей бригады и сказали, чтобы мы не разгружались, так как опоздали на целых 20 минут. Тут мы открыли задние двери фургона, оттуда вывалилось 15 здоровых парней, которые тут же бросились выяснять отношения. В связи с превосходящими силами одной из сторон, конфликт был улажен в 5 минут. Вообще, Союз архитекторов в этот вечер представлял из себя необычное зрелище. Я никогда еще не видел такого количества разнообразных бород. Создавалось впечатление, что борода – это необходимый атрибут каждого скульптора. А они все прибывали и прибывали. Шла напряженная борьба за места в экспозиции. Нам выделили цокольный этаж и часть первого. Прибывший раньше Милецкий захватил бильярдную, мы, благодаря своей мощной группе поддержки, заняли бывший буфет. На следующий день приехали мои приятели из института теплофизики и выставили софитное освещение.
Но самый большой сюрприз нам преподнес Борис Лекарь. Когда мы приехали к Дому архитектора, он был уже там и демонстрировал свой проект, который он выполнил за последние недели, сказавшись больным. Мы не стали его исключать из списка авторов, но я испытал несколько неприятных минут. Ко мне обратились мои коллеги-скульпторы с вопросом: «Как ты мог привести в бригаду человека с такими представлениями о совместной работе и с такими моральными качествами?».
Мы знали, что работают специалисты, не вошедшие в состав «заказников», то есть тех, кому заказан был проект. Но такого наплыва никто не ожидал. Было зарегистрировано 92 проекта, а если учесть и непрофессиональные работы, то их было больше 100. Среди них были очень сильные конкуренты, такие как Авраам Милецкий, Ада Рыбачук и Володя Мельниченко, представившие огромный макет. Но если честно говорить о конкурентах, то наибольшее впечатление на меня произвел проект Валентина Селибера. Он единственный пренебрег программой конкурса и поставил монумент на действительном месте расстрела, выявив последовательно все элементы этой трагедии.