Она поведала о своих проблемах.
– Неужели все так плохо?
– Ты даже не представляешь! Могут отчислить. Как пить дать, отчислят!
– Ерунда. Отец не позволит.
– Ты не знаешь Максакова. Для него не существует авторитетов и блатов.
– Но ведь он же не главный в институте?
– Верно, не главный. Но были случаи, когда, несмотря на давление ректора, он отказывался принимать экзамены. Ему, понимаешь ли, безразлично чье-либо мнение. К тому же он известен, имя Максакова знают во многих вузах… Словом, воздействовать на него бесполезно.
– Воздействовать можно на любого.
– Интересно, как же.
– Или забыла? – Станислав, казалось, встрепенулся в своем кресле. Губы его дернулись, искривились.
– Что ты! – воскликнула Елена. – Он же старик! К тому же, даже если с ним что-нибудь случится, и задолженности, и экзамен все равно придется сдавать.
– У тебя больное воображение, – засмеялся Станислав. – К чему физическое воздействие? Ведь профессор не какой-нибудь похотливый юнец, – он хихикнул, – а старость нужно уважать. Давай сделаем так. Ты мне достанешь его фото для начала, а там видно будет.
– Да где же я…
– Твои проблемы.
Вечером следующего дня Елена тайком сняла со стенда «Лучшие кадры института» фотографию Максакова и принесла ее Станиславу.
– Достала? Молодец. А где взяла?
– Стянула с Доски почета. Вечером в институте почти никого нет, ну я и…
– Ловко! Так, давай-ка я взгляну. – Стас некоторое время пристально смотрел на фотокарточку. – Старичок не прост, – наконец заявил он.
– Я же говорила!
– Помолчи! Его разум куда более изощрен, чем тухлые мозги твоих школьных приятелей, к тому же стариковское сознание всегда сложнее взломать. Вот что. Я должен с ним увидеться.
– Но это невозможно. Как же ты сможешь прийти в институт?
– Чего же тут невозможного? Нянька привезет меня вместе с коляской.
– Но как ты попадешь на занятия? В анатомичку посторонних не пускают.
– Придумаешь что-нибудь. Скажешь, больной брат всю жизнь мечтал стать врачом, желает, мол, полюбопытствовать, не отказывать же убогому. Выжми слезу, дави на жалость. На сострадание. Что, собственно, тут страшного? Придет человек на экскурсию.
– Я попробую, – неуверенно сказала Елена.
– Да уж попробуй. Если хочешь сдать экзамен.
На следующий день Елена Донская осмелилась подойти к Максакову.
– Не совсем понимаю, для чего это, – поморщился тот. – Вы же знаете, Донская, посторонним в анатомический театр доступа нет. Что значит очень хочет посмотреть? У нас не музей! И, насколько я помню, у вас, Донская, по анатомии дела вовсе не прекрасны. А тут еще визиты родственников. К тому же брат ваш не может передвигаться самостоятельно. Хорошо, я подумаю.
– Когда еще он надумает, – заключил Станислав, узнав о ходе переговоров, – а скорее всего не надумает никогда. Нечего терять время. Завтра же я туда и отправлюсь. Возьму у отца машину и вместе с нянькой пойду изучать анатомию, – он хмыкнул. – Скелетики, черепушки… В котором часу у тебя начинается практикум?
Явление брата, сидящего в инвалидном кресле, которое медленно вкатила нянька, поначалу не произвело никакого впечатления. Студенты решили, что явление калеки предусмотрено ходом занятия, а Максаков даже не обратил внимания на присутствие постороннего.
Минут пять Станислав, не шелохнувшись, взирал на профессора. Потом он чуть заметно пошевелился, перевел взгляд на студентов, нашел Елену и едва заметно кивнул ей. На цементном столе лежал препарированный труп, Станислав скосил глаза на него. Лицо его выразило удивление.
– Поближе к столу, – тихо приказал он няньке.
Она подкатила кресло почти вплотную к столу. Станислав вперил взгляд в голову трупа, вернее, в то, что осталось от нее.
– Что тут происходит?! Вы кто такой?! – вскричал Максаков высоким дрожащим голосом.
Станислав оторвался от созерцания трупа и посмотрел на профессора.
– Я? – переспросил он. – Я родственник этой… этого… экспоната.
– Родственник?! – вытаращил глаза Максаков.
– Двоюродный брат, – не моргнув глазом подтвердил Станислав.
«Во дает!» – изумленно подумала Елена.
Профессор некоторое время ошарашенно молчал, потом произнес:
– И что же вы хотите?
– Да ничего особенного, – спокойно сказал Станислав, – просто посмотрел на него, как говорится, отдал последний долг.
– Но как же так? – недоверчиво поинтересовался профессор. – Я знаю, что трупы, попадающие в анатомический театр, принадлежат, так сказать, различного рода люмпенам, бродягам, уголовникам. Они остаются невостребованными. У них нет родственников.
– У всех есть родственники, – с легкой насмешкой произнес Станислав. – Этот… – он кивнул на труп, – пропал давным-давно, еще в самом конце войны. На фронт, видите ли, решил бежать. Ну и добегался. Случайно мне стало известно, что его путь окончился в ванне с формалином. Вот я и пришел взглянуть. Вы уж извините, профессор.
– Так вы что же, его у нас заберете? Предадите земле?
– Я подумаю, а пока продолжайте занятия, не буду вам больше мешать. – Станислав кивнул няньке, и она бесшумно выкатила кресло из аудитории.
– Странный молодой человек, – прокомментировал профессор. – Как может быть, что этот труп – его родственник? Хотя у нас всякое случается. – Он кашлянул, взглянул на замерших студентов и позволил себе пошутить: – Итак, вернемся к нашим двоюродным братьям.
– Можешь смело отправляться к нему домой, – сказал вечером Станислав, – зачет он тебе поставит. Конечно, нам с тобой придется проделать некоторые процедуры.
– При помощи ремня?
– Возможно. Этот твой профессор – личность в общем-то довольно одиозная. Повлиять на него не составит труда. И вот что я подумал. Тебе необходимо сблизиться с ним.
– Как это? Он же старик!
– Не в том смысле. Он действительно старик, но старик очень богатый. Ты завтра отправишься к нему и сама в этом убедишься. Дальше я пока ничего рассказывать не стану.
– Но анатомию я сдам?
– Сказал, не волнуйся. Однако сегодняшний визит в ваш институт оказался довольно интересным.
– Чем же?
– Труп. В анатомичке. Оказывается, мертвые тоже несут некоторую информацию. И, обладая определенными способностями, можно ее воспринять.
– Ерунда какая-то. Как может мертвец нести информацию? Ведь мозг у него не работает, да у этого чучела и мозг-то изъят.
– Не знаю. Важно то, что информация идет от него, а уж каким образом, пускай дознаются ученые. – Станислав иронически усмехнулся.
– А ловко ты соврал насчет двоюродного брата. Кстати, как это тебе пришло в голову?
– Да очень просто. Я же тебе говорю: мертвый посылал информацию. Он на самом деле двоюродный брат, только не мой, а его.
– Кого его?!
– Профессора твоего.
– Чего ты несешь?!
– Ладно, оставим пока этот разговор. Сходи к нему, оглядись, войди в доверие.
Известно было, что Максаков никого на порог не пускает, поэтому Елена чувствовала себя не в своей тарелке, когда поднималась по лестнице, ведущей в квартиру профессора. На звонок долго никто не открывал, но за дверью слышалась возня. Похоже, ее долго изучали в дверной глазок. Наконец защелкали многочисленные запоры, и в дверном проеме показалась голова Максакова.
– Что вам угодно?
– Профессор, я пришла… Мне нужно… – она замолчала, опасаясь получить ядовитую отповедь.
– А-а, Донская, – наконец узнал ее Максаков. – Хотите отчитаться по темам? Помню-помню. Как же. Ведь я сам вам назначил. Конечно, проходите.
Крайне удивленная Елена перешагнула порог. Как понять это «назначил»? Ведь никакого предварительного разговора не было. Неужели «работа» Станислава?
– Конечно, конечно… – суетился Максаков, который сейчас был совершенно не похож на неприступного сухаря, каким она привыкла видеть его на занятиях.
И все равно неуверенность не покидала Елену. Она нервно вертела в руках тетради с конспектами, подозревая, что ласковость профессора – просто-напросто маска и истинное лицо не замедлит проявиться.
Просторная комната, куда Максаков провел свою гостью, была от пола до потолка увешана картинами. Кроме того, здесь имелось много книг, стол и диван, застеленный клетчатым пледом.
– Садитесь, пожалуйста, – все так же вежливо и даже подобострастно сказал Максаков, – я сейчас чайку… – И он вышел.
Елена огляделась. В комнате полутемно, на письменном столе неяркая лампа с зеленым абажуром. Картины казались просто черными пятнами на стенах, лишь кое-где поблескивала позолота рам.
Вошел Максаков, держа в руках чайную чашку на блюдце и вазочку с подозрительными на вид конфетами-подушечками.
– Угощайтесь, – почти умоляюще произнес он, – я очень прошу!
Елена взяла блюдце, отхлебнула из чашки. Чай был донельзя жидкий.
– Конфетки тоже… – продолжал лепетать профессор, – кушайте-кушайте, голубушка.