– Можно сказать и так.
– Сергей Юрьевич, а могу ли я обратиться к вам с просьбой? Личной просьбой?
– Смотря с какой, – уклончиво ответил я.
– Ах, сущий пустяк! У меня есть дочь, Катя, может слыхали?
– Конечно, слышал. – Полина Осиповна обожает жаловаться на своего зятя, а где про зятя рассказываешь, там нет-нет и дочь помянешь.
– Катя – педагог. Прекрасный специалист. Преподает с душой, очень любит детей. Да, я не сказала – она преподает английский язык…
Здесь Полина Осиповна сделала паузу, явно ожидая моей реакции, но я молчал и ей пришлось продолжить:
– Но что такое обычная школа? Сплошные слезы. Нет, сейчас педагогам, конечно, прибавили, как и нам, но эти деньги не решают Катиных проблем…
Нет, какова нахалка! Позвонила в надежде на то, что я посодействую в трудоустройстве ее дочери. Как будто мы расстались закадычными друзьями! Недаром же говорят, что нахальство – второе счастье. Ай да Полина Осиповна, ай да молодец!
Еще одна пауза, и снова я ничего не сказал.
– Так вот, я подумала, что вас, Сергей Юрьевич, наверное, не затруднит замолвить словечко за Катю? В вашей частной школе.
– Какого рода словечко? – Я прикинулся идиотом.
– Ну, попросить, чтобы ее приняли к вам на работу.
– Я очень сожалею, Полина Осиповна, но у нас учителями английского языка работают этнические британцы, – я еле удерживался от смеха, – носители языка, так сказать.
– Это сколько же им платят? – ахнула бывшая начальница.
– Три тысячи в месяц, – не моргнув глазом соврал я.
– Евро или долларов?
Вот ведь дотошная старая ведьма, все ей надо знать.
– В фунтах стерлингов, Полина Осиповна! И еще – оплачивают квартиру в Москве и прокат автомобиля.
– Значит, не судьба, – вздохнула Полина Осиповна. – А я так надеялась. Но если вдруг ситуация изменится…
– Я непременно вам сообщу! – пообещал я. – Всего доброго. Привет родной поликлинике!
И повесил трубку, пока Полина Осиповна не стала сватать мне какого-нибудь внучатого племянника в преподаватели физкультуры. С нее станется. Представляю, какой фурор произведет мой треп в школе, где работает ее Катя. Три тысячи фунтов – это более четырех с половиной тысяч долларов! Неплохая зарплата.
Упоминание об Англии вызвало желание послушать что-то из старого английского рока. Я покопался на полке с дисками и нашел альбом «Rare Bird» сорокалетней давности. Да, у меня устаревшие, чуть ли не патриархальные вкусы, и я горжусь этим.
Поворотом ручки я переключился на шестую песню от начала и упал в кресло – наслаждаться.
Перевод:
Раздался стук в стену – сосед Дмитрий Павлович напоминал мне о том, что приличные люди в десятом часу вечера слушают музыку через наушники. В наушниках – так в наушниках, я ничего не имею против.
Радионаушники я покупал на Савеловском рынке. Перемерил все, что было в наличии, методично доведя продавца до белого каления, и в итоге купил то, что надо: наденешь их, и не чувствуешь. Как-то раз я даже в этих наушниках и заснул…
В субботу я отдыхал столь интенсивно (встреча с бывшими однокурсниками – это всегда тяжелое испытание для головы и печени), что чуть было не проспал конференцию. Страшно представить, что бы могло случиться, не явись я вовремя и не расскажи о преимуществах нашей гимназии, да еще с медицинской точки зрения. Наверное, гимназия потеряла бы всех своих учеников, не иначе. Это я так, утрирую.
Время начала конференции по каким-то неведомым мне причинам переносилось четыре раза – то ли не могли выкроить «окно» телевизионщики, то ли не могли собраться корреспонденты. В конце концов остановились на десяти часах – раньше сядем, раньше закончим. Разумеется, Эмилия Леонардовна строго-настрого предупредила меня, чтобы я ни в коем случае не опаздывал. Электричка, мол, ждать не будет.
Я пришел без четверти десять и был очень удивлен, увидев у главного входа курящего Юру.
– Что ты вытаращился? – вместо «здравствуй» спросил он. – Не видел, как люди курят?
– Видел… Но…
– Я еще и пью иногда, – подмигнул Юра. – А правила сегодня не действуют – воскресенье, день без правил.
– Ты тоже будешь выступать?
– Нет, какое там. Я и моя команда обеспечиваем застолье. Так, по мелочам – вроде фуршета. Надо же угостить дорогих гостей…
– А они уже собрались?
– Пока никого. – Юра аккуратно затушил окурок о край урны. – Но Эмилия Леонардовна уже час как здесь.
– Где же все остальные? – я посмотрел на часы. – Время без десяти.
– К двенадцати подтянутся, – успокоил меня Юра. – Иди, покажись на глаза начальству и топай ко мне.
– Зачем?
– Ну, я думаю, что чашечка кофе и парочка бутербродов заметно скрасят твое ожидание…
Ожидание растянулось на три чашки кофе и семь бутербродов с ветчиной, сыром и зеленью. Заодно я узнал все последние гимназические сплетни.
– Ты какой-то странный, – сказал Юра. – Торчишь целыми днями в своем кабинете, кроме столовой никуда не выходишь. Тебя считают букой.
– Куда же мне выходить?
– Да хотя бы в учительскую заглянуть – пообщаться с народом. Неужели тебе не бывает скучно?
– Согласно должностным обязанностям я должен быть в кабинете…
– Согласно должностным обязанностям мы все много чего должны делать. – Юра посмотрел на меня как на идиота. – Видел бы ты мою должностную инструкцию! Скажи медсестре, что ты пошел в учительскую, и все. Кстати, вот тебе хороший повод для того, чтобы окончательно влиться в коллектив – в четверг день рождения у Аси Агеевой… Знаешь такую?
– Кажется, преподаватель испанского?
– Верно. Загляни в учительскую, поздравь человека, подари что-нибудь – Ася, кстати говоря, обожает всякие блокноты-молескины – и тебя непременно пригласят отмечать в кафе. Ну а там, в неформальной обстановке, ты со всеми подружишься. Станешь наконец-то своим человеком, а не просто сотрудником. Разве плохо?
Что ж тут плохого? Наоборот – хорошо. Юра прав, что-то засиделся я в своих владениях – надо чаще показываться на людях. Если, конечно, работа позволяет.
– Спасибо за угощение и особенно за совет. – Я вытер губы салфеткой и встал. – Пойду прогуляюсь.
В актовом зале молодой длинноволосый парень в малиновом жилете с логотипом кабельного телевидения (несомненно, оператор) расставлял аппаратуру – штатив с камерой и два светильника. Работал он сосредоточенно: расставит – посмотрит, переставит – снова посмотрит, снова переставит. На меня он не обратил внимания. Чтобы не мешать процессу, я вышел в коридор и тут же наткнулся на директора, рядом с ней стояла незнакомая девушка с птичьим личиком, обрамленным россыпью афрокосичек. В руке девушка держала большой блокнот в желтом кожаном переплете. Вместо закладки она использовала ручку.
– Это Виолетта, корреспондент. – В нарушение правил этикета Эмилия Леонардовна первой представила девушку. – А это наш гимназический эскулап, врач высшей категории Коновалов Сергей Юрьевич.
«Врач в\к Коновал Сер Юр», – записала Виолетта.
«Почему только врач высшей категории? – подумал я. – Можно было бы и кандидатом наук обозвать». На самом деле никакой категории у меня не было. Не удосужился получить. Вернее – мог бы, но не захотел. Для второй категории нужно иметь три года стажа работы по аттестуемой специальности, написать отчет, пройти тестирование и чисто формальное собеседование. Ничего особенного, но мне как-то не хотелось называться «врачом второй категории». Кому как, а мне этот «титул» не по душе. Особенно смешно он смотрится в сочетании с фамилией. «Врач второй категории Коновалов». Смешно. Да и вообще, «вторая категория» в представлении нашего народа это что-то такое, низкосортное. Лучше никакой категории не иметь. Лучше сразу первую.
В поликлинике работали два врача – невропатолог и ортопед, которые принципиально не получали категории. Невропатолог, имевший в анамнезе две черепно-мозговые травмы и менингит (так вот бывает, и не надо сразу же вспоминать сапожника без сапог) был вообще очень странным человеком.
– Не дали сразу высшую – так пошли они на хрен! – говорил он, объясняя причину своего нежелания аттестоваться.
«Они» не настаивали. Аттестация – дело сугубо добровольное. Хочешь – получай категорию, не хочешь – не получай.