— Молодец, — потирая челюсть, сказал Касваллон. — Хорошо стал двигаться, даже чересчур хорошо. — Он протянул руку, и Гаэлен помог ему встать. — Посидим малость, а то голова кругом идет. Мне сдается, ты все зубы мне расшатал.
— Извини.
— Ничего, — засмеялся горец. — Вот видишь, ты вложил свой гнев в кулаки, и все у тебя получилось. — Они уселись в тени, под вязом.
— Я давно хотел спросить тебя кое о чем, — сказал Гаэлен. — Насчет куста, в котором ты меня спрятал от аэниров.
— Что ж, хорошее было укрытие.
— Да нет же. Он стоял на виду. Заглянув туда, они бы точно меня нашли.
— В том-то и суть. В пылу атаки они двигались и думали быстро. Понимаешь? Поляну они оглядели наспех, а куст, как ты говоришь, стоял на самом виду. Последнее место, где человек стал бы прятаться — так решили они и больше не обращали на куст внимания. Стало быть, лучшего укрытия и придумать нельзя.
— Да, теперь понимаю — но что, если б они внимательно рассмотрели поляну?
— Тогда тебя, наверное, убили бы, но возможность такого исхода была слишком мала. Большинство людей в бою или в опасности руководствуются звериным чутьем, и умный человек, понимая это, побеждает в девяти случаях из десяти.
— Ясно, — заулыбался Гаэлен. — Вот почему ты, воруя паллидский скот, спрятался прямо у них в деревне. Они-то думали, что ты будешь улепетывать во всю прыть, и снарядили погоню.
— Я вижу, ты наслушался рассказов о моей бурной молодости. Надеюсь, они принесут тебе пользу.
— Еще какую! Но почему ты спрятался в доме Интоша? Он у них первый боец и грозный противник, как говорят.
— Кроме того, он бездетный вдовец. Когда он ушел, в доме больше никого не осталось.
— Значит, ты заранее все обдумал. Разведал, поди, сперва.
— Я все и всегда обдумываю заранее.
После, дожидаясь обеда, Касваллон спросил, как Гаэлен ладит со сверстниками в деревне.
— Хорошо, — сдержанно сказал тот.
— Никаких трудностей?
— Ничего такого, с чем я не справился бы.
— Не сомневаюсь. Как они тебе по сравнению с атерисскими мальчишками?
— В городе мальчишки все время во что-то играли, — улыбнулся Гаэлен. — В прятки, в паука, в теневого человека. Здесь все очень серьезные и ни во что не играют. Так даже лучше, ведь меня никогда не принимали в игру.
— Ты поздновато пришел к нам для детских игр, — кивнул Касваллон. — У нас шестнадцатилетний парень уже мужчина, который может жениться и жить самостоятельно. Горы суровы. Двое из пяти новорожденных умирают еще до года, мало кто из мужчин доживает до пятидесяти, потому и детство здесь длится недолго. Ты уже знаешь, с кем пойдешь на Охоту?
— Да. С Гвалчмаем, Лейном и Ленноксом.
— Хорошие парни, хотя Гвалчмай, пожалуй, немного робок. Ты доволен, что идешь с ними?
— Да. Сегодня мы соберемся и все обсудим.
— Вас что-то тревожит?
— Леннокс сильный, но бегает плохо. На первой ступени мы можем проиграть Агвейну.
— Быстрота — это еще не все.
— Я знаю.
— Кто из вас будет главным?
— Сегодня и это решим. Лейн, наверное.
— Разумно. Лейн умный парнишка.
— Но все-таки не такой, как Агвейн.
— Зато ты Агвейну не уступишь. Думаю, у вас все получится.
— А кто был главным на вашей Охоте, ты?
— Нет, Камбил.
— И вы победили?
— Да.
— Он был хороший вожак?
— По-своему. И остается таким. Лорд-ловчий он тоже хороший.
— Только тебя не любит. Все это знают.
— Меньше слушай, что люди болтают. Это правда, не спорю, но у него есть веская причина меня не любить. Три года назад я отнял у него кое-что. Я не хотел, чтобы так вышло, но он ничего не забыл.
— Что же ты такое украл?
— Ничего я не крал. Просто не захотел быть его соперником на выборах лорда-ловчего.
— Не понимаю, что тут плохого.
— Это непростой вопрос, Гаэлен. Многие думали, что я предложу себя в лорды. Я, конечно, проиграл бы, потому что Камбил был и остается более достойным, чем я. Но будь нас двое, он знал бы, что его предпочли мне — а я лишил его этой уверенности.
— Агвейн из-за этого меня невзлюбил? Потому что его отец не любит тебя?
— Может быть. Я в жизни был большим себялюбцем и всегда делал лишь то, что мне нравилось, а напрасно. Если меня опять предложат в совет, я соглашусь — только навряд ли предложат.
Карен снизу позвала их обедать. Гаэлен помахал ей, но Касваллон сказал:
— Ступай, я скоро приду.
Он с улыбкой проводил глазами бегущего вниз мальчика, вспоминая собственную Охоту. Пятнадцать лет минуло с того дня. В Фарлене каждого подростка старше четырнадцати, но моложе шестнадцати посылают с тремя ровесниками в горы на поиски «клада». Опытные охотники оставляют в лесу приметы, и мальчишки идут по следу, пока одна из четверок не вернется с сокровищем. Во времена Касваллона кладом был кинжал, спрятанный в дупле дерева. Это может быть также стрела, копье, шлем или щит. В этом году будет меч, хотя ребята об этом еще не знают.
Каждый год Касваллон с большим удовольствием помогал прятать клад, но эта Охота для него станет особенной — ведь в ней участвует Гаэлен.
Он достал и перечитал заново клочок пергамента, который ему дал Талиесен.
После обеда он прочтет это Гаэлену, и все другие фарленские отцы, кого это касается, сделают то же самое. Полезная вещь — традиция.
Донал, младший сын Касваллона, лежал у кухонного очага на шерстяном одеяле. Тут же рядом спал щенок Гаэлена. За два месяца он значительно подрос, и будущий грозный зверь уже проглядывал в нем. Касваллон, войдя, услышал дружный смех Мэг, Карен и Гаэлена.
— С чего это вы?
— Садись к столу, старичок, — пригласила Мэг, — и расскажи нам, как Гаэлен тебя повалил.
— Он хитрый. Врасплох меня взял. — Касваллон сел за стол рядом с парнем, который покраснел до корней волос. — Не утерпел, значит? Похвастался?
— Он не хвастался, — вступилась Мэг. — Карен сама все видела, когда вышла кур покормить.
— Как же, кур. Со двора ничего не видно. На горку, поди, залезла и подсмотрела. — Теперь уже зарделась Карен, виновато поглядывая на хозяйку. — Я, собственно, видел два следа, — с широкой улыбкой продолжал Касваллон. — Одни ножки девичьи, другие не знаю чьи — больно уж здоровенные.
— Ага! — воскликнула Мэг. — Опять мои ноги кому-то не угодили.
— Они у тебя прелестны, любимая. Ни у одной женщины в Фарлене нет таких красивых, таких больших ног.
Лишь когда Мэг стала перебирать недостатки самого Касваллона, он запросил пощады.
— Сколько же в тебе яда, женщина!
Прежде чем отпустить Гаэлена к друзьям, он прочел ему пергамент друида.
— Долго не задерживайся, завтра нам рано вставать.
Ночью в их широкой кровати Мэг, нежно поцеловав мужа в губы и откинув волосы с его лба, спросила:
— Что тебя заботит, любимый?
— Почему ты думаешь, что меня что-то заботит? — спросил он в ответ, привлекая ее к себе.
— Не играй со мной. — Мэг отодвинулась, и он сел, опершись спиной на подушку.
— Совет решил возобновить торговлю с Атерисом и допустить в горы аэнирских послов.
— Как же без торговли? Мы всегда получали из города железо, семена, мореное дерево, кожи.
— Не всегда, Мэг. Когда-то мы выращивали и делали все это сами. И теперь нам придется иметь дело не с равнинными купцами, а с воинами.
— Какой вред от небольшого посольства? Глядишь, мы и подружимся с ними.
— С волком не завязывают дружбу, приглашая его ночевать с овцами.
— Мы, Касваллон, не овцы. Мы клан.
— Мы еще пожалеем об этом решении.
— Я люблю тебя, — сказала она.
— За что бы это? — ответил он и обнял ее. Они лежали рядом, наслаждаясь спокойной близостью.
— Даже передать не могу, что ты для меня значишь, — прошептал он.
— Слова тебе не нужны.
* * *Тихо было в зеленом распадке с разбросанными кое-где деревьями. Два ручья сливались у белых камней, на берегу паслись овцы и дикие пони.
Внезапно воздух наполнился едким запахом. Животные, не узнавая его, подняли головы. Голубой свет затмил солнце, в траве замерцали радуги. Раздался шум, словно стая саранчи летела над лугом. Пони и овцы кинулись врассыпную.
Два солнца, вспыхнувшие на долю мгновения в небе, снова слились в одно, но в мирном распадке произошла перемена.
У валуна выросло клыкастое чудище в черной шерсти, с громадными когтистыми лапами. Круглые черные глаза моргали, приспосабливаясь к новой картине.
Учуяв сладостный запах живого мяса, чудище копнуло землю когтями и устремило взгляд на овцу-трехлетку. Потом опустилось на четвереньки и со страшной быстротой помчалось к добыче. Овца бросилась было бежать, но хищник настиг ее в три прыжка и раздробил ей хребет.