Вот и для женщины было бы видно, что та, которая потоньше, часто загорала топлесс, а вторая — потабуретистей — не загорала вообще и уж всяко не делала себе интимных стрижек. И что тоненькая только что уела свою подружку. Причем сильно.
— Пошли в парную… — пробурчала Ирка.
Она отчетливо понимала, что получила щелчок по носу.
Какое тут бикини, когда в лесу схроны строишь… Да тут летом такие комары, что их впору мышеловками ловить. И слепни. И оводы. Тут Ирка вспомнила чертового лося с личинками и ее передернуло.
— А я этим летом опять собиралась в Турцию — прощебетала, только войдя в парную, Вера.
В ответ Ирка шибанула ковш горячей воды на камни.
Как паровой котел взорвался. Рвануло по парилке словно взрывная волна.
Вера, взвизгнув, вылетела обратно в предбанник.
Ирка присела, внизу было все-таки не так обжигающе, даже дышать можно было.
Потом добавила еще ковш. На душе стало полегче. Словно сама выпустила пар.
— Ты меня чуть не сварила! — возмущенно воскликнула Вера, когда напарница вышла из парной.
— "Чуть" не пуд, ничего не весит — спокойно ответила Ирина. И продолжила: "Сейчас нагреется, пар разойдется, можно будет попариться".
— Вот нафиг, я тебе не челябинский сталевар! — категорически возразила напарница, вовсе не желающая помирать в этой бане.
— Брось, попариться всегда полезно — дружелюбно ответила Ирка, опять почувствовавшая почву под ногами и от этого воспрянувшая на манер Антея. И подумала: "Эх, жаль, веников нет, я б тебя попарила бы. Ишь, в Турцию она собиралась. Сейчас я тебе закачу курорт. С бикини и подбритой мохнаткой! Мешком не перетаскаешь!"
Вера понимала интуитивно, что зря она ляпнула про Турцию. Но уж очень хотелось. И помыться тоже очень хотелось… Но ляпнуть про Турцию — все же больше.
* * *— И куда интересно все предыдущие подевались? — интересуется у меня Ремер.
— Я совсем без понятия. Ты про сельских жителей?
— Нет, тех, кто тут выжил — эвакуировали. Я про предыдущий завоз — восемь человек было, штрафников, как я слышал.
Водила автобуса, продолжая свой как — бы репортаж, информирует незадачливых участников реалити — шоу о том, что им стоит взять свои мешки и идти дальше в деревню и обустраивать свою жизнь по собственному желанию, тут нянек нет. Наши пассажиры затравленно озираются. Даже за мешки не взялись еще.
— Какие же вы ублюдки! — не удержавшись, заявляет один из выгруженных.
— В тютельку — отвечает ему Ильяс.
— Поехали! — это уже водитель из буханки торопит. Автобусоводу еще хочется поглумиться, но Ремер вскакивает на свое место. Буханка нетерпеливо гудит, разворачивается. Мы трогаемся следом.
— Как-то сурово очень! — вырывается у меня.
— Зато наглядно. Кнут и пряник — старая метода. И ничего лучше не придумали — весьма равнодушно отвечает Ильяс.
— Азиат ты просто, жестоковыйный.
Ильяс хмыкает. Потом совершенно спокойно заявляет:
— Любое общество если хочет жить спокойно не может обойтись без репрессий. И обязательно репрессии будут. Слово тебе это знакомо?
— Ну, разумеется.
— Так вот — и можешь и эти мои слова высечь на полированном камне — где человек — там и жестокость. Разница только в том, кто репрессии устраивает — бандиты или полиция. Если государство сильное — то полиция. Как в Америке. Если государство слабое — как у нас было — то бандиты и всякая сволочь, на фоне которой бандиты — просто ангелы. Но кого-то обязательно будут плющить. Вакаремас?
— Не вполне.
— Тогда слушай…
Но договорить ему не дает водила, дав по тормозам весьма резко, отчего мы хватаемся за автоматы. Сначала я не понимаю, в чем дело — потом вижу — к нам по дороге — оттуда, откуда мы прибыли едет во всю мочь одинокий велосипедист. Машет рукой, отчего велосипед начинает мотыляться по дороге, явно к нам едет.
— И много же у вас тут идиотов — замечает водила.
Мысленно я с ним соглашаюсь. Велосипедист наконец подъезжает к нам, барабанит в дверь. Переглянувшись с Ильясом, водила дверь открывает. Запыхавшийся парень — мы видим, что он очень молодой — вваливается в салон.
— Автомат мой верни! — заявляет он, глядя на меня.
Какой еще к чертям полосатым автомат?
— А пони и красный фургончик тебе не нужен? — ляпаю от неожиданности первое пришедшее в голову.
— Шёнен[34], ты б сначала спросил разрешения присутствовать, поприветствовал старших. А то словно бака — гайдзин[35] какой-то вломился тут — замечает наш снайпер.
— Автомат мой верни!
Вот же заладил.
Вспоминаю, где я его видел. Он был самый борзый в охранении — еще его приятели с мертвячки, подвешенной за ногу на дереве, трусики пытались снять. Точно, забрал я у него автомат, было такое. Поди вспомни, куда этот автомат потом делся… Да небось Ильяс же и оприходовал.
— Ты как без автомата выжил во время штурма?
Парень зло смотрит. Молчит.
— Э, поехали, время — говорит снайпер водиле.
— А пассажир? Он за проезд не платил!
Бибикает нетерпеливо буханка.
— Короче, парень, дело такое — мы едем по делу, цацкаться с тобой времени нет. Автомата твоего у нас тоже нет. Но мы можем и придумать толковое, если ты нас убедишь в том, что оно того стоит. Или вылазь — твой лисапед еще не остыл, мотор греть не придется. Сё[36]?
— Мне мой автомат нужен!
— Доктор, чего он к нам прицепился? Твой пациент что ли?
— Ну, тебе я рассказывал. Это тот — из охранения, борзый.
— Не помню. Давай, вылазь.
— Я не могу… без автомата…
— Вот зануда — снайпер горестно развел руками…
— Ильяс, пусть отработает. Нам лишние руки пригодятся. Там же спинальник, его укладывать надо не вдвоем.
— Хаяку[37]! Поедешь с нами отрабатывать?
— Поеду — мрачно отзывается парень.
Мы трогаемся с места. Буханка шустро показывает дорогу.
Ильяс присматривается к парню.
— У тебя что, оружия вообще нет?
— Кусок трубы — на велосипеде остался.
— Сильно. А почему такое мощное вооружение?
— Он мой автомат забрал.
Вот заладил.
* * *К своему удивлению Вера осталась жива после бани. И даже не ошпарилась. Правда язычок на время она решила прикусить — Ирка наглядно показала свою выносливость, да и вообще, как-то расхотелось ее дразнить…
Распаренные, навертев на головы тюрбаны, вернулись в "замок".
Тут же явилась и бабка с бидоном. Оказалось — самодельный квас. Странный, светло-коричневый и с непривычным вкусом. Попили с опаской, но оказался к месту, после парилки особенно.
Витька уже заканчивал чистку оружия. И оказалось в наличии разбойничье наследство — один роскошный карабин с восьмью патронами, тяжелый импортный автомат 12 калибра, два "бока" — близнеца того же калибра, двустволка — коротышка и длинная горизонталка 16 калибра, бабкина двустволка 20 калибра, странная берданка 32 калибра, да еще малокалиберный револьверчик. Тут с патронами было проще — имелись в запасе по схронам, да и в ящике их было достаточно. Как Витька не пытался узнать — откуда в ящике взялись патроны к Калашникову да винтовочные — так толком ничего не понял. Но хозяйственно присадил винтовочные в диск, расковыряв пару и убедившись, что внутри сухой порох и в темной глубине гильз посверкивают две маленькие точки фольги капсуля.
— Итак, что делаем дальше? — спросил на правах мужика, да еще и окруженного ружьями и бабами, Виктор.
— А сам-то что скажешь? — совершенно серьезно, без подначки спросила бабка.
— Сам потом скажу. Сначала, как на флоте — пусть по старшинству все выскажутся. Начиная соответственно с младших. Вот давай, красавица, говори.
После этих слов Витька почувствовал, что его щеку что-то печет. Ну, так и есть — женушка уставилась на него тяжелым взглядом. Э, за базаром-то следить придется, больно уж нехороший взгляд…
— Я считаю, что надо составить план — голосом примерной ученицы отчеканила Вера. И шмыгнула носом.
— И что записываем в план?
— Еду надо доставать. Кормили нас плохо, а в запасах тоже не густо, как посмотрели. Одни свинки и есть только. Но мне их жалко.
— И сколько нам надо еды? — осведомился Витя.
— Я могу посчитать, по калориям.
— Ты что, помнишь в каком продукте сколько калорий? — удивился Витя.
— А то! Я всем подружкам диеты рассчитывала! — гордо ответила Вера.
— Ого! Так, Мелания Пахомовна, что скажете?
Бабка не спешила с ответом. Ее задело, что по старшинству ее посчитали младше Ирки и она дала понять, что недовольна этим. И продержала паузу, пока и до Витьки не дошло.
Потом сказала неожиданное:
— Людей надо ободрить. Я думаю — молельню надо открыть. Чтоб с Богом могли побеседовать, себя утешить. Оно и вам спокойнее будет.