— А куда они деваются, когда ты закрываешь рот? — спросила я.
Она мигнула, улыбка с ее лица сползла. Она коснулась клыков языком, и они сложились назад, к нёбу.
— Складные клыки, — сказала я. — Классно придумано.
Ее лицо было очень серьезно.
— Рада, что тебе понравилось представление, но ты еще далеко не все видела.
Клыки снова развернулись. Она раскрыла рот почти в зевке, и клыки блеснули в пробивающемся сквозь шторы солнечном свете.
— Мистер Оливер будет недоволен, что ты ей угрожала, — сказал он.
— Он сентиментальным становится от старости.
Ее пальцы впились в мою руку куда сильнее, чем позволяла предположить ее внешность.
Правая рука у меня была поймана, так что я не могла вытащить пистолет. То же самое относилось и к ножам. Наверное, надо прихватывать больше пистолетов.
— Да кто же ты, черт тебя побери?
Женщина зашипела на меня — резкий выдох, слишком сильный для человеческой глотки. Высунутый язык оказался раздвоен.
— Да кто же ты, черт тебя побери?
Она засмеялась, но как-то неправильно — наверное, из-за раздвоенного языка. Зрачки ее сузились в щелки, и радужки прямо у меня на глазах стали золотистыми.
Я дернула руку, но ее пальцы держали, как сталь. Тогда я бросилась на пол. Она опустилась вместе со мной, но руку не выпустила.
Я упала на левый бок, подобрала ноги и дала ей в коленную чашечку изо всей силы. Нога хрустнула. Она завопила и упала, но не отпустила руку.
С ее ногами что-то происходило. Казалось, они срастаются вместе, покрываются общей кожей. Я никогда ничего подобного не видела, и сейчас мне тоже не хотелось.
— Что это ты делаешь, Мелани?
Голос доносился сзади. Оливер стоял в коридоре рядом с ярким светом из гостиной. В голосе его звучали падающие скалы и ломающиеся деревья. Буря, состоящая только из слов, но она резала и полосовала.
От этого голоса тварь на полу съежилась. Нижняя часть ее тела стала змеиной. Ничего себе змейка.
— Она же ламия! — тихо сказала я. И стала пятиться к двери, нащупывая ручку. — Я думала, они вымерли.
— Она последняя, — сказал Оливер. — Я ее держу при себе, потому что подумать страшно, что она натворит, если предоставить ее собственным желаниям.
— Это создание, которое откликается на ваш призыв? — спросила я.
Он вздохнул, и в этом вздохе была грусть тысячелетий.
— Змеи. Я могу призывать змей.
— Конечно же, — кивнула я.
Потом открыла дверь и вышла спиной вперед на солнечную веранду. Остановить меня никто не пытался.
За мной закрылась дверь, и через несколько минут вышел Ингер, напряженный от злости.
— Мы самым искренним образом извиняемся за ее поведение. Она ведь животное.
— Оливеру надо держать ее на поводке покороче.
— Он пытается.
Я кивнула. Это я понимала. Как ни старайся, а тот, кто может управлять ламией, может играть со мной в ментальные игры целый день, а я об этом и знать не буду. Сколько из моей веры и добрых пожеланий настоящие, а сколько созданы Оливером?
— Я вас отвезу обратно.
— Да, пожалуйста.
И мы уехали. Я впервые в жизни встретила ламию, а также самое старое из живых существ в мире. Красный, мать его так, день в календаре.
31
Я отпирала свою дверь, а за ней звонил телефон. Пихнув дверь плечом, я успела подскочить на пятом звонке и чуть не заорала:
— Алло!
— Анита?
Это была Ронни.
— Да, я.
— Ты вроде запыхалась?
— Пришлось бежать к телефону. Что случилось?
— Я вспомнила, откуда я знаю Кэла Руперта.
Мне понадобилась минута, чтобы вспомнить, о ком это она. О первой жертве вампиров. Я на секундочку забыла, что идет расследование убийства. Мне стало стыдно.
— Рассказывай, Ронни.
— Я в прошлом году делала одну работу для некоторой адвокатской конторы. Один из сотрудников специализировался по составлению завещаний.
— Я знаю, что Руперт оставил завещание. Поэтому я имела право проткнуть его колом без ордера на казнь.
— А ты знаешь, что Реба Бейкер составила завещание у того же адвоката?
— А кто такая Реба Бейкер?
— Может быть, вторая жертва.
У меня стеснило грудь. След, настоящий, живой след.
— Почему ты так думаешь?
— Реба Бейкер молодая, блондинка, и она пропустила встречу. По телефону не отвечает. Ей звонили на работу, и там ее уже второй день нет.
— Столько времени прошло после ее смерти, — сказала я.
— Именно.
— Позвони сержанту Рудольфу Сторру. Расскажи ему то, что сейчас рассказала мне. Назови мое имя, чтобы тебя с ним соединили.
— А ты не хочешь, чтобы сначала мы сами это проверили?
— Ни за что в жизни. Это дело полиции. Они его умеют делать. Пусть отрабатывают свою зарплату.
— Ну, с тобой не повеселишься.
— Ронни, позвони Дольфу. Отдай это полиции. Я видела вампиров, которые убили этих людей. Не надо нам изображать из себя мишень.
— Ты видела — кого?
Я вздохнула. Совсем забыла, что Ронни ничего не знает. И я рассказала ей самый короткий вариант, который еще имел смысл.
— Я тебе все расскажу подробно в ближайшую субботу на тренировке.
— А что будет с тобой тем временем?
— Пока что я еще жива.
— Ладно, следи только, что у тебя за спиной.
— Всегда. И ты тоже.
— За мной никогда не гонялось столько народу, сколько за тобой сейчас.
— И скажи спасибо.
— Говорю.
Я повесила трубку.
У нас был след. Может быть, даже картина, если не считать нападения на меня. Я в картину не укладывалась. За мной они гонялись в поисках Жан-Клода. Всем нужно его место. Проблема тут в том, что с этого места не уйти в отставку — можно только умереть. Мне нравилось то, что сказал Оливер. Я с ним была согласна, но могу ли я принести Жан-Клода в жертву на алтарь здравого смысла? А, черт побери все!
32
Кабинет у Берта был небольшой и окрашенный в бледно-голубые тона. Он считал, что это успокаивает клиента. Я считала, что этот цвет слишком холоден, но с Бертом это тоже гармонировало. Был он шести футов ростом, широк в плечах и сложен, как бывший университетский футболист. Живот у него несколько смотрел на юг от избытка еды и недостатка движений, но он отлично носил его в семисотдолларовых костюмах. За такие деньги можно найти костюм, который замаскирует Тадж-Махал.
Был он загорелый, сероглазый, с коротко стриженными почти белыми волосами. Не от возраста — естественный цвет.
Я сидела напротив него в рабочей одежде. Красная юбка, жакет ей под цвет и блузка настолько близкая к алой, что пришлось даже нанести косметику, чтобы лицо не смотрелось как у привидения. Покрой жакета позволял скрыть наплечную кобуру.
Рядом со мной в кресле сидел Ларри в синем костюме, белой рубашке и синем с голубым галстуке. Кожа около швов на его лбу сияла всеми цветами кровоподтека. И короткие рыжие волосы не могли этого скрыть. Вид был такой, будто его съездили по голове бейсбольной битой.
— Ты мог подставить его под убийство, Берт, — сказала я.
— Ему ничего не грозило, пока не появилась ты. Вампирам была нужна ты, а не он.
Он был прав, и это мне было противно.
— Он пытался поднять третьего зомби.
В холодных глазках Берта засветился огонек.
— Ты можешь сделать троих за ночь?
У Ларри хватило соображения принять смущенный вид.
— Почти.
— Что значит почти? — нахмурился Берт.
— Это значит, что он его поднял, но потерял над ним контроль. Не будь там меня, чтобы исправить положение, нам пришлось бы иметь дело с обезумевшим зомби.
Берт наклонился вперед, упираясь руками в стол и буравя Ларри суровым взглядом.
— Это правда, Ларри?
— Боюсь, что да, мистер Вон.
— Это могло обернуться очень серьезно, Ларри. Ты это понимаешь?
— Серьезно? — переспросила я. — Это была бы кровавая катастрофа! Зомби мог бы сожрать кого-нибудь из наших клиентов!
— Ну, Анита, нет смысла пугать мальчика.
— Есть смысл, — сказала я, вставая.
Берт кинул на меня свой суровый взгляд.
— Если бы ты не опоздала, он бы не пытался поднять третьего зомби.
— Нет, Берт, не пытайся свалить все на меня. Это ты выпустил его одного в его первую ночь. Одного, Берт!
— И он отлично справился, — парировал Берт.
Я подавила желание заорать, потому что это ни к чему бы не привело.
— Берт, он студент колледжа, и ему двадцать лет. Для него это просто очередное дурацкое семинарское занятие. Если бы из-за тебя он погиб, вряд ли это было бы хорошо.
— Могу я вставить слово? — спросил Ларри.
— Нет! — огрызнулась я.
— Конечно, — ответил Берт.
— Я уже большой мальчик. Могу сам о себе позаботиться.