В тайге плачет ребенок. Человеческий ребенок.
Это слышишь не ты один… игры замирают, серые остроконечные уши хищников шевелятся, определяя направление на источник звука. А затем тридцать пар глаз обращаются к меланхолично обгладывающему лосиную кость вожаку.
Тот неспешно поднимается, оставив лакомство, и трусит в лес, ориентируясь на звуки плача. И вы устремляетесь за ним, все набирая скорость, ваши безмолвные серые тени покидают поляну, в центре которой, в подтаявшей на розовом снегу яме, громоздится неуклюжий лосиный костяк, тускло блестящий подсыхающими жилами в свете стоящей высоко в небе полной луны.
***
… он обессилено рухнул на колени, капая на половицы кровью из носа и не видя этого. Все, все кончилось… стая ушла.
А когда вернется, их здесь уже не будет. Этот бой снова за ним, осталось выиграть войну…
Лампа давно погасла и по комнате плыл едкий керосиновый запах. Мужчина повалился на бок, хрипло дыша. Даже малого не разбудил, молодец. Крепкий он все-таки, другой бы давно сдался. Плюнул бы и вышел на Зов.
К стае, многоголосо воющей за стенами, отделенной лишь полосой голой земли.
Им нужен вожак.
В этом мире не приходилось вслушиваться, чтобы уловить Зов. Здесь он звучал набатом, ощущение - словно в череп сунули венчики миксера и включили на девятую скорость. Но он справился.
Справился, хрипя от невыносимой боли, сдерживая трансформацию – ведь в доме и вокруг него нет снега, окончательное превращение стало бы верной смертью, долгой и мучительной… С ужасом смотрел, как кисти рук пытаются покрыться шерстью и истончиться, держал себя, сжимая в дрожащей руке нож – чтобы успеть всадить в шею на последних каплях сознания.
Справился.
Растянулся навзничь на грязном полу, в квадрате серебристого лунного света, пробивающегося сквозь грязное стекло двойных рам. Луна валится в тайгу – значит, Стая уходит, им пора… Так и подмывает выйти на улицу, рухнуть в снег и подняться волком…
А потом – проснуться. Дома, в кровати, слушать, как дребезжит за окном первый мающийся бессонницей трамвай, ковыляющий в сторону Республиканской – и в такт ударам колес на стыках дребезжит хрусталь в мебельной стенке.
И – оставить мальца одного. Только в нем загвоздка.
…Снег хрустел под снегоступами. Они все же проваливались – их совместный вес был больше, чем у прежнего хозяина. Неглубоко, но вполне достаточно, чтобы напоминать – оступись, упади и окажется, что снега тебе по грудь.
Он шел, насвистывая какой-то прилипчивый мотивчик; укутанный по самые глаза малой выглядывал из рюкзака, задумчиво сопя. Надо же, сколько ему? Года два-три… и о чем-то там думает.
- Не холодно?
- Не-а! А скоё плидем?
- Скоро, скоро…
- А там плавда мама ждет?
- Ждет… - он выплюнул ложь уже гораздо легче.
***
Молчаливые серые тени возникают на расчерченном тенями ветвей снегу в абсолютной тишине, так же беззвучно берут людей в кольцо. Облитая серебристо-стальным лунным светом, женщина кажется живой скульптурой, по колени провалившейся в снег.
- Тихо, тихо… баю-бай, баю-баюшки-баю… - она закутала ребенка в свою ночнушку, пытаясь хоть как-то согреть, сама осталась лишь в узких трусиках. Голос дрожит, ее трясет от холода и вместе со словами изо рта вырываются облачка пара. Сверток – довольно крупный, - орет благим матом.
- Хоёдно, мама!
- Тише, тише, сейчас согреешься… - ребенок хрипит в истерике. Женщина вскрикивает, увидев вас. Увидев Стаю. Глаза волков светятся как тлеющие угли, это пугает ее, хотя, кажется, дальше пугаться уже некуда. – Ну успокойся, успокойся, милый… - но она повторяет это уже на автомате, не отрывая глаз от рассаживающихся вокруг зверей.
Вожак выходит в круг и останавливается напротив женщины. Ты наблюдаешь за ним со странным беспокойством, какой-то червячок поселился у тебя в груди, вгрызается и чавкает в твоем жилистом мясе, задевает верхние ребра колючим тельцем. Неправильно…
Ты волк, черт возьми. И не простой волк, а член Стаи. Ты – часть этой тайги, ты восстал из укрывающего ее снега, чтобы снова стать снегом с первыми лучами солнца. И все же…
Ты скулишь, едва слышно, но сидящая рядом подруга недоуменно косится. Ее сомнения не мучают, она такая как все, а вот ты не такой… слишком много в тебе от человека, не до конца растворенного в волке. Ты с самого начала был белой вороной – и если бы не твои острые желтоватые клыки, если бы не стальные тросы крепких мышц, ясно различимые даже под теплым мехом – быть бы тебе разорванным в самом начале, когда ты впервые пришел в Стаю. Свое место ты завоевал честно.
Они приняли тебя.
А теперь – сами изгонят…
Вожак прыгает на дрожащее нежное мясо, сбивает в снег, смыкаются мощные челюсти…
И кувырком отлетает от зажавшей разорванное горло женщины. Ты опоздал… на долю секунды – но опоздал. Враг взлетает на лапы – это несчитово, все начинается только сейчас… Стая смыкает круг. Ну что же, они ждали этого. Теперь все идет в зачет – и звери кинутся на того, кто окажется сбит с ног. А против всей Стаи не вытянет никто.
Он даже не рычит – сразу бросается на тебя. Черт, какой же он быстрый… ты отпрыгиваешь – но опять не успеваешь, вспоротое плечо разрывается горячей болью. На снегу твоя кровь – надо же, красная. Неужто человеческая? Правая лапа немеет, вожак движется по кругу, ты медленно поворачиваешься вслед за ним. Быстро, быстро… а сейчас он тебя, потерявшего способность нормально двигаться, прикончит – и ничего ты уже не сделаешь…
Новый бросок – каким-то чудом ты успеваешь отскочить и хватануть врага за бок, но рана несерьезная, он вряд ли даже почувствовал. Раненая лапа сама поджимается – твой прыжок ее доконал, не наступить… еще одна атака – ты едва не падаешь от мощного толчка, клыки полосуют твой загривок…
Он подставился сам. Одним быстрым движением клыки с лязгом встречаются внутри его жилистой шеи – он хрипло визжит; рывок – слава богу, он напал со стороны здоровой лапы, враг катится в снег. Только на секунду – но этого хватает, стая бросается на неудачника.
Как же много в этих волках человеческого…
Ты лежишь, переводя дыхание, чувствуя, как снег врачует твои раны. Нелепый сверток шелковой ткани барахтается в снегу.
Мальчик.
Стая покидает поляну – звери уходят по одному и парами. Никто не претендует на добычу нового вожака. Последней среди деревьев скрывается подруга.
***
Солнце падало в кроны, когда, наконец, он пересек границу. Спасены?
Что-то оборвалось там, в душе, когда он вышел из владений стаи. Значило ли это, что он больше не услышит Зов? Ночь, запускающая в тайгу свои первые щупальца, должна была дать ответ…
Малой копошился на расстеленном тряпье, которое мужчина набрал в лагере – смешной, тонущий в зековском ватнике и взрослых ватных штанах, обильно траченных молью. В огне стояла консервная банка, в ней таял снег. Мальчик, мужчина, немного крысиного мяса, тупой щербатый топор и ржавый нож. И тайга, на многие километры вокруг – только промороженное ледяное безмолвие…
Скажу честно, Читатель, я не знаю – доберутся ли они до жилья. Но одно я знаю точно – мужчина, бросивший свой мир и свою Стаю ни о чем не жалеет.
Ни о чем.