- Они знают, что мы у них в руках. Они хотят, чтобы мы сдались.
Джильям презрительно фыркнул.
- Черта с два! Я скорее перережу себе глотку, чем сдамся!
Люсилер сосредоточил все свое внимание на беспорядочно толкущихся у леса воинах. От них отделился один и медленно направился к траншеям. Он что-то кричал по-трийски, но за шумом дождя Люсилер не мог разобрать слов.
- Смотри-ка! - сказал Джильям. На его губах зазмеилась злобная улыбка. Он снова поднял лук и натянул тетиву, нацелив стрелу прямо в грудь приближающегося к ним воина. - Спокойной ночи, гог!
- Нет, - остановил его Люсилер, - не убивай его. Он хочет что-то нам сказать.
- Что он говорит?
- Это по-трийски, - отозвался какой-то солдат с помоста. - Люсилер, что он говорит?
Командир пожал плечами. Шум бури по-прежнему заглушал слова. Только когда дролу оставалось пройти всего несколько шагов до помоста, Люсилер наконец понял его.
- Кэлак! Унел ни Кэлак?
Люсилер содрогнулся. "Шакал! Где Шакал?"
- Люсилер? - снова спросил солдат.
- Ричиус, - холодно ответил триец. - Они зовут Ричиуса.
- Боже! - воскликнул Джильям. - Слава Всемогущему, что Ричиуса здесь нет. - Повернувшись к Люсилеру, он взмолился: - Пожалуйста, Люсилер, разреши мне убить его! Разреши мне убить его прежде, чем он скажет еще слово!
- Нет. - Люсилер был непреклонен. - Мы послушаем, чего еще они от нас хотят.
- Что? Ты знаешь, чего они хотят. Если мы сдадимся...
- Тихо! - рявкнул Люсилер.
Дрол уже подошел к самой траншее. Он стоял без страха, не обращая внимания на десятки стрел, нацеленных ему в грудь. На его бледном лице сквозило презрение. Он был облачен в то же ярко-алое одеяние, что и все воины Фориса. Когда дрол остановился у настила, Люсилер шагнул вперед. И тогда у дрола изменилось выражение лица. Он недоверчиво воззрился на Люсилера.
- Триец?
Люсилер ответил на общем для них языке:
- Да.
Воин небрежно обронил:
- Предатель!
Какой-то миг Люсилер молчал, застыв от оскорбления. Этот дрол, этот фанатик, который встал на сторону Тарна против монаршей династии, позволил себе назвать его предателем!
- У тебя для нас послание, - холодно произнес он. - Передавай его.
Воин посмотрел на Люсилера с высокомерной улыбкой; в его серых глазах плясали насмешливые искры.
- Я несу слова Фориса, военачальника долины Дринг, советника Тарна. Мой господин требует, чтобы Ричиус Шакал предстал перед судом. В обмен мой господин сохранит жизнь имперским захватчикам.
Люсилер мысленно поблагодарил богов за то, что Ричиус отправился в Экл-Най.
- Ты опоздал со своим отмщением, дрол! - засмеялся он. - Ричиус мертв.
Улыбка мгновенно исчезла с лица воина.
- Тогда кто здесь командует? Кто занял место Шакала?
Теперь пришел черед улыбаться Люсилеру.
- Я! - гордо объявил он.
Воин некоторое время смотрел на него, а потом сказал:
- Форис милостив. Возможно, ты его удовлетворишь, предатель.
- И эти люди останутся жить?
- Один из вас должен ответить за преступления против жителей долины Дринг. Если мой господин сочтет тебя подходящим для этой роли, мы сохраним жизнь остальным трусам.
- Тогда отправляйся назад, дрол! - взмахнул рукой Люсилер. - Скажи своему господину, что Люсилер из Фалиндара с радостью умрет за дело дэгога. А еще скажи ему, что если меня ему будет недостаточно, то ему придется идти нас убивать, и мы все как один умрем, пытаясь его уничтожить.
От этих слов воин удивленно поднял брови. Он окинул Люсилера странным взглядом, повернулся и зашагал обратно через вырубку.
Триец вернулся в траншею. Джильям и другие смотрели на него с настила.
- Ну что? - спросил Джильям. - Чего им от нас нужно? Чтобы мы сдались?
Люсилер медленно покачал головой.
- Не все мы. Только я. Если я сдамся Форису, остальных он пощадит.
Лицо у Джильяма стало пепельно-серым.
- Нет, Люсилер, даже и не думай! Тебе нельзя. Они тебя убьют, будут пытать...
- Прекрати! - оборвал его триец. Он уже задумывался над тем неприглядным финалом, который готовит Форис. Однако это дела не меняло. Пожалуйста, не говори больше ничего. Я должен это сделать. Если я сдамся, вы все останетесь живы.
- И ты им веришь? - вспыхнул Джильям. - Как ты можешь доверять их словам? Они ведь аспиды, Люсилер!
Триец положил руку ему на плечо, стараясь говорить мягко и убедительно.
- Они - дролы. Что бы я о них ни думал, я знаю - они не лгут. Пожалуйста, Джильям, выполни этот последний приказ. Не надо им сопротивляться.
Воин мрачно улыбнулся.
- Ты просишь от нас невозможного, - молвил он. Но потом, под молчаливыми взглядами сотен печальных глаз, крепко обнял Люсилера. - Иди с Богом, друг мой.
- И ты.
Не успел Джильям разжать объятия, как раздался крик одного из стоявших на помосте солдат:
- Смотрите!
Из темноты к ним приближалась группа воинов. Они шли гордой походкой победителей, с факелами в руках. Люсилер с ходу насчитал пятерых - все в красных одеяниях, с жиктарами на изготовку. Они казались ничем не примечательными, за исключением воина, который шел в центре. Он возвышался над остальными, одежда его отличалась большей роскошью и была отделана золотом. На голове у него отсутствовала обычная для трийцев копна белых волос. В свете факелов и бледных лучах луны блестела голая кожа головы. Рядом с ним шли два белых волка. Не скованные цепью, звери шли с идеальной сдержанностью домашних псов. У Люсилера перехватило дыхание.
- Форис, - слетело имя с его губ.
Форис Волк, военачальник долины Дринг, остановился примерно в тридцати шагах от траншеи. Достаточно близко, чтобы пущенная оттуда стрела могла пронзить ему сердце. Он небрежно поднял руку. Этот жест вынудил его спутников замереть на месте.
- Люсилер из Фалиндара!
На фоне бури голос разнесся подобно грому.
Услышав свое имя, Люсилер вскинул голову. Не обращая внимания на мольбы и протянутые к нему руки, он вышел на помост и шагнул с него на вырубку навстречу Форису.
- Я - Люсилер! - громко объявил он.
На лице Фориса отразилось глубочайшее изумление.
- Удивительно, - молвил он. - Сколько я это наблюдаю, столько изумляюсь. Как это с тобой случилось, предатель? Как ты мог встать на сторону этих варваров, которые над нами насильничают?
Люсилер усмехнулся:
- Я пришел на твой суд, мясник. Твои слова лишены смысла, и я их не слышу.
Форис побагровел от ярости.
- Ты смеешь называть меня мясником? Ты, предатель своего народа?
- А ты - предатель своего дэгога, - парировал Люсилер. - Это ты принес разруху в нашу страну, а не я. Это ты предал монарший род Люсел-Лора.
- Дэгог - самый главный предатель, а те, кто следует за ним, - глупцы. Тарн покажет тебе истинное положение вещей.
- Ты - собачонка Тарна, Форис. Игрушка узурпатора. - Из какого-то тайного уголка сознания Люсилера вырвался отчаянный смех. - Покажи мне свой суд, собака. Я к нему готов. Но сделай милость - избавь меня от своей лжи.
Не в силах справиться с яростью, Форис бросился на Люсилера и отвесил ему мощную оплеуху. От удара триец зашатался, споткнулся и упал прямо в грязь. Он помотал гудящей головой и с трудом поднялся на ноги. Встав, он гневно посмотрел в бешеные глаза Фориса.
- Твой суд, военачальник! - спокойно произнес Люсилер. - И твое решение для этих людей.
- Я пощажу нарских собак, - процедил сквозь зубы Форис, - потому что обещал и потому что этого желает Тарн. Но ты предстанешь не перед моим судом, предатель. Судить будет он.
- Тогда веди меня, - сказал Люсилер. - Веди меня к этому Творцу Бури. Теперь, когда он победил, я рад буду умереть.
Форис усмехнулся.
- Он не Творец Бури, - поправил Волк Люсилера. - Он - миротворец. Но если ты проживешь достаточно долго, то увидишь, какую бурю он приносит.
9
Утро заглянуло в убогую комнатенку полоской света. Ричиус наблюдал, как она проходит сквозь мутное окно, освещает тучу висящих в воздухе пылинок и мягко ложится на белое неподвижное лицо женщины в его кровати. Свет не беспокоил ее. Она была погружена в усталый сон, охвативший ее после их соития. Лежа под одеялом, обнаженный и неподвижный, Ричиус старался не шевелиться, хотя проснулся почти час назад.
Ему хотелось, чтобы она поспала подольше после того, что он с ней сделал.
Он протянул руку и одним пальцем дотронулся до ее щеки. Она была прекрасна, красивее всех женщин, которых он когда-либо встречал, - и нарок, и триек. Но теперь она уже не была беспорочной. На лице ее еще оставался синяк - да что синяк! Его ей оставил Блэквуд Гейл, а не он. То, что сделал он сам, было гораздо подлее. Синяк на лице темнеет, опухает - а потом проходит. Просто неприятность, которую легко забыть. Но девственность, будучи отданной или отнятой, уже не возвращается.
Эти мысли не давали ему покоя. Бесполезно пытаться убедить себя в том, что он не отвечает за случившееся. Он не был настолько пьян. Единственное правдивое объяснение - похоть, и от этого ему было противно. Она трийка одна из тех, кого он поклялся защищать. И он ее предал. Он даже не помнил ее имени, хотя не сомневался, что хозяин гостиницы его называл. И теперь, когда жар страсти погас, все представлялось ему нелепостью. Он смутно помнил сладостное содрогание, а потом - болезненный укол раскаяния. Но он устал, так устал...