1398 – Василий занимает Волок и передает его литовскому князю Свидригайло на десять лет.
То есть. Не с чего Владимиру Храброму в 1382 году защищать Волок Дамский, который ему не принадлежит, и Москве на тот момент не принадлежит. И совать голову под татарские сабли, и лить кровь, и класть своих бойцов, и лезть в непредсказуемые неприятности.
А вот околачиваться с дружиной у дверей Твери – очень даже есть с чего. От родного Серпухова Волок Дамский – 250 верст. А отсюда что до тверских границ, что до литовских-смоленских – в любую сторону 20 верст. Раз – и там. Два – и здесь.
Возвращение блудного князя
А вот Кострому татары не тронули. Равно как и Галич, не говоря о Вологде и Белоозере. Хоть и московские города. Поскольку лежали далеко. И в стороне, на северо-востоке, в лесах. Кострома не так далече, но от основной территории Московского княжества была отделена землями суздальскими, ростовскими и тверскими. А к тамошним жителям у Орды претензий не было. И к ним заходить было не велено. Поэтому и была Кострома выбрана убежищем.
Но. Приказал бы Тохтамыш – достали бы Дмитрия откуда угодно. Не было приказано, значит.
Вернулся Дмитрий Иванович в свою опустошенную Москву. Один вернулся, без ансамбля. То есть о собранном хоть каком войске, им приведенном, воспоминаний нет.
Восплакал над ужасной картиной, сокрушился духом. Хоронить мертвых велел. Из летописи в летопись гуляет цифра: обещал платить людям по рублю за восемьдесят похороненных тел – и уплатил всего триста рублев. Из чего следует 24 000 захороненных. Не считая сгоревших в огне и утонувших в реке, куда многие бросались в поисках спасения от резни.
Учитывая, что не меньше недели-полутора понадобилось отрядам Тохтамыша, чтоб разойтись до указанных мест, совершить кару и разорение и вернуться обратно. И день-два после ухода Тохтамыша убедиться, что таки ушел. И уж пара дней гонцу до Костромы – 350 верст. И дня четыре Дмитрию с конвоем-охраной-дружиной какой-никакой добраться: коней гнать нельзя, бодрыми должны быть на случай ненужной встречи с татарами. То – добрался Дмитрий до Москвы никак не раньше середины сентября. Состояние трупов, пролежавших под солнцем и дождями конец августа и половину сентября, можно себе представить…
Об этом ничего не говорится.
А ведь люди, спасшиеся из Москвы до прихода татар, укрывшиеся в лесах и глухих деревушках, находились ближе Костромы и должны были вернуться домой, на пепелище, раньше. Они должны были начать хоронить мертвецов – жить-то дальше надо. О том нигде не упомянуто.
Остается и такой вариант: не из Костромы Дмитрий возвращался, получив весть об уходе татар. А раньше середины сентября пришел. И не в Костроме был, пока татары бесчинствовали. А ближе. Потому что свои тронуть его уже не посмеют, при татарах-то. А татары не станут. Хотели бы тронуть – повторяю, достали бы где угодно.
Это нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть.
Но. Если татары не тронули никого из князей. Если ни у кого из князей не было неприятностей с ордынскими карателями. Если не сохранилось свидетельств, что кто-либо из князей от татарской конницы скрывался. То.
То. Остается лишь предположить, что князья были в этом массовом мероприятии заодно с татарами и против своих восставших смердов. О чем мы выше говорили.
Может, они не сразу заняли такую позицию. Может, сначала выжидали – колебались и взвешивали. Хорошо ведь жить без Орды! Независимыми и самозначимыми. Гм. Ну, раз все же конница пришла… Есть смысл продолжать оставаться князем. А не кормом для бродячих собак…
Зачем, зачем я пытаюсь сообразить, где был Дмитрий во время тохтамышевского московского рейда и когда он вернулся в Москву! Можно строить догадки и складывать гипотезы – но правды никто никогда не узнает! Что меняет это в нашей истории?!
Меняет. Многое меняет. Если ложь заменить на правду – от этого всегда много меняется. Ты реально знаешь, что произошло. И ты понимаешь, как устроены люди. И народы. И страны. И история. И лучше понимаешь, кто ты есть и кто тебя окружает. И тебе яснее становится настоящее и даже будущее. А уж за банальность сией сентенции – что пардон, то пардон!.. Но!!! Ты обязан отличать добро от зла. Вот для этого тебе нужна правда. А если ее нет? Пей и бейся в стенку головой!
Боже, как я хочу быть следователем. И чтоб в служебный транспорт предоставили машину времени. С ба-альшим кузовом, где поместится хорошая охрана. Чтоб не пришибли на первом же допросе.
Уж я бы их там спросил! Я бы им вопросиков назадавал. Позвенел пытошным инструментом. Они бы у меня попотели, покряхтели, попутались в ложных показаниях. Подноготная – вот правда!..
И только после этого материалы моих допросов засекретили бы, сложили в закрытых архивах и уничтожили при первой же смене власти. Как там писал веселый пиратский писатель? Менее всего капитан Левассер интересовался правдой о себе. М-да. По-моему, под именем Левассера подразумевался весь народ, и отнюдь не только русский…
Так что, ребята, велел Дмитрий Донской срочно строить какое-никакое жилье до наступления холодов. И нести ему налог. Погорельцы не погорельцы, а деньги князю давай! У него подлые татары казну сперли княжескую – восстановить надо, нет? И налог в Орду платить придется, сами понимаете.
Любой порыв к свободе кончается тем, что князья опять грабят народ. Видимо, так устроена Вселенная. Чтобы быть в ней оптимистом – надо уметь радоваться тому, что у тебя таки есть что еще грабить. Значит, ты не вовсе нищий. А если вовсе нищий – продадут в рабство. И это хорошо – будут кормить хоть как-то, и не надо заботиться, что делать завтра.
А потом – а что потом? Прибыл послом из Сарая ханский мурза Карач и объявил Дмитрию волю Тохтамыша: старшего сына прислать с московским посольством в Орду. Дары и поклоны! Налоги будут увеличены. На этих условиях хан прощает своему беклярбеку промахи и оставляет в должности.
Ну что. Одиннадцатилетний Василий с группой бояр прибыл в Сарай-Берке – и Тохтамыш пожаловал Дмитрию великокняжеский ярлык.
И все, можно сказать, пошло по-старому.
Православные скрепы
Дмитрий отправил гонца в Тверь – к митрополиту Пимену. Бежал из своей Чухломы? Ладно, форс-мажор был, знаю. Ну, нашел время по гостям прохлаждаться – дел дома полно! Жду тебя в Москве. Теперь ты законным митрополитом будешь. Али не рад, отче?
Киприану предписали также явиться в Москву – для демонстративной смены караула. Для того лишь, чтобы принять обвинения и убираться вон. Тут-то ему припомнили анафему, которой он предал Великого князя пару лет назад, позорно выгнанный из Московии! Киприана чтоб духу больше на Москве не было! Ну, и выгнали еще раз. Не оправдал нашего доверия Киприан… ох как не оправдал! (Он еще переживет Дмитрия и вернется снова!)
Произведя эту православную рокировку, Великий князь еще раз дал понять, кто тут великий, а кто никто.
Пимен приехал в Москву и мгновенно проявил больше самостоятельности, нежели от него ожидалось. Через год Дмитрий Иванович сообщил, что Пимен ему более нежелателен. Церковь встала с колен на дыбы. На тебя, княже, митрополитов не напасешься!
Где ваш Дионисий, поинтересовался Дмитрий? Дионисий на сей момент боролся с ересью в Новгороде и Пскове. Ему пока не удалось стать митрополитом – во время знаменитого «тендера на троих при возведение в сан» несколько лет назад он был удостоен Патриархом Константинопольским лишь как архиепископ.
Дмитрий согласился терпеть митрополита Пимена временно. И отправил на него жалобы и пожелания в Константинополь. Одновременно повелел ехать туда же Дионисию – получать митрополита, князь велел.
Преуспел Дмитрий на пятьдесят процентов. Дионисий стал митрополитом, но из Константинополя в Москву не вернулся. Проезжая через Киев, он был задержан киевским князем Владимиром Ольгердовичем, литвинским то есть князем. Почему? Потому что Дмитрий нанес обиду Киеву, Литве и Малороссии, самочинно отлучив от Москвы митрополита упомянутых – Киприана. В качестве симметричной ответной меры Владимир Ольгердович задержал нового митрополита – мотивируя тем, что Дионисий теперь – митрополит Киевский и Всея Руси, так здесь как раз Киев. И в 1385 в Киеве Дионисий и скончался.
В Москву же прибыли уполномоченные Патриарха – низвергать Пимена, на что имели обвинительные документы с решением. Пимен опротестовал решение, продолжал исполнять должность, рукополагал епископов, ездил в Константинополь хлопотать о пересмотре дела. Умер он через полгода после Дмитрия Донского, в том же 1389.
…После них Киприан вернулся митрополитом в Москву и оставался таковым еще семнадцать лет, до смерти. Жизнь он положил на единство православной церкви. Что, безусловно, было духовным аспектом единства русского народа. Нет, резать друг друга это не мешало. Религиозное единство – недостаточное условие для единения народа. Но необходимое.