Конные отряды влетели в семь распахнутых ворот. Все было кончено. Крик, плач, вопли, лужи крови. Пощады не было никому. Ни священнику, ни младенцу.
Мы избавим читателя от описаний средневековой жестокости, насилий и изуверства. Время было такое, ага. Город был вырезан, разграблен и сожжен. Церкви осквернены, иконы ободраны… никогда такого раньше не бывало! Девушек угоняли в полон. Более живых не оставалось.
Зачистка территории
Вслед за чем конные группы разошлись по московским уделам, разоряя все на пути. Лишь крупные города поименованы в летописях отдельно: разграбили-сожгли стольный Владимир, Звенигород, Можайск, Юрьев, Переяславль, Дмитров, Серпухов, а «волости и села жгучи и воюючи без счета».
Что характерно: после Москвы – ни об одном случае сопротивления, тем более противодействия организованного и вооруженного, не говорится. В чистом виде карательная акция.
Вожди и полководцы
Вопрос о поведении князей Великого княжество Владимирского и Московского источники деликатно обходят.
То есть существует версия, что узнав о приближении татар Дмитрий вышел навстречу и стал скликать войска – но князья не откликнулись и ничего не дали; и сами не явились; дальнейшее – молчанье. Ну, тогда он в Кострому и побежал – войско собирать. В монастыре. Этот вариант мы рассматривали. Не получается. Называется лишь уважительная причина, по которой Дмитрий не сопротивлялся.
По другой версии, собранное Дмитрием войско шло на Литву – и вдруг взбунтовалось и прогнало Дмитрия прочь. А тут – Тохтамыш! Дмитрий – в Кострому; далее по тексту. Войско с князьями исчезло вообще, растворилось во мгле веков.
Третий вариант: прогнали Дмитрия из Москвы, пришел Тохтамыш порядок навести, а князей – как корова языком слизнула. Города разоряют – а князья ни гу-гу. Подались в нети.
При этом. Не зафиксировано ни одного смещения князя после рейда Тохтамыша. Никого не обвинили, не сняли с должности, не заменили на другого. Типа погоревали князья и, сжав зубы, стали восстанавливать свои уделы. И дисциплинированно подчиняться Орде, царю своему то бишь. Так-то.
То есть. С точки зрения государственного права и законов. И в аспекте социальной психологии. Князья и население (церковь, купечество, ремесленники, крестьяне) – не есть люди одного и того же русского народа, соотечественники, братья по вере, по крови и духу. Ноу, сэр! Они есть: государственная администрация Орды, ее Русского улуса – и подданные, народ, холопы, чье предназначение и долг – беспрекословно исполнять все приказы руководства, исполняющего волю Великого Хана. Долг подчиненных – беспрекословное подчинение! Нарушение этого первейшего долга – преступление, которое сурово наказывается.
Поймите. Ордынская знать была интернациональна. Славяне, кипчаки, монголы, черемисы – без разницы. Ханом мог стать только чингизид – так ведь династические ограничения везде есть. Да. А народ Орды – тоже был любого этнического происхождения. А Орда была – повторим! – принципиально надэтнична и надрелигиозна. Такое государство. Огромное.
Поэтому. Сословное родство, социальное тождество – было гораздо важнее и весомее родства этнического, национального. (Ну как в Советском Союзе – секретарь обкома в Белоруссии был социально роднее секретарю обкома в Узбекистане, чем своему пьяному трактористу или романтичному учителю; один распределитель благ, один уровень спец-жилья, одна спецмедицина, один допуск к секретной информации, соседние люксы в отеле и соседние кресла в президиуме. И секретарь обкома горой стоял за эту власть, при которой имел все! И когда в Новочеркасске расстреливали толпу бастующих рабочих – осетин генерал Исса Плиев по приказу русского генсека Хрущева расстрелял русских забастовщиков. А уж когда русский комендант Одесской ЧК Папанин расстреливал русских по приказу поляка Дзержинского, или русский начдив Чапаев в составе руководимой евреем Троцким Красной Армии громил русские полки – совсем было ясно, что социальная близость важнее национальной. Национальное родство – вообще было тьфу!..)
Картинка: стереометрия и самоидентификация
Здравствуйте – садитесь.
Друзья. Вы на уроке. Смотрите, что показывает учитель. Он ставит на стол много узких пирамидок. Вроде четырехгранных морковок.
Он сдвигает вместе, складывает, прижимая их друг к другу, много этих четырехгранных морковок. И они, плотно соприкасаясь, сдвигаются в одну широкую пирамиду
Эта широкая пирамида имеет большое основание. И состоит из плотно сложенных узеньких пирамид. В вершине общей пирамиды они все плотно соприкасаются, прижимаясь друг к другу своими узенькими вершинками. И сливаются в единое острие. Его венчает точка – самая вершинка пирамиды.
А в широком основании общей пирамиды квадратные основания маленьких пирамидок плотно сложены в один большой общий квадрат. Он похож на паркетный пол квадратной комнаты. Этот паркетный пол состоит из отдельных квадратных плах паркета. Эти отдельные квадратные плахи – основания плотно сдвинутых вместе маленьких пирамидок.
Теперь смотрите: все пирамидки были полосатые, как хвост енота. И когда их сложили вместе – эти поперечные полоски совпали в единые горизонтальные полосы общей широкой пирамиды.
Смотрите внимательнее: это горизонтальные слои пирамиды, а не просто полосы. Все отдельные пирамидки были составные, они делились на несколько этажей. И теперь общая широкая пирамиды состоит из таких нескольких этажей. Они совпадают по высоте у всех пирамидок – и образуют единые по длине-ширине, единые по площади общие этажи общей пирамиды.
Общая пирамида сложена из отдельных узких пирамидок, как остроконечный шалаш, как пучок. Но одновременно она сложена из этажей, как сужающаяся стопка книг, как штабель досок.
И люди на каждом этаже соседствуют в двух измерениях: горизонтальном и вертикальном. Вертикальное – это люди своего народа: вверх – там богатые и властные, вниз – там бедные и слабые; но все это вертикаль своей нации, языка, земли, религии.
А горизонтальное измерение – это свой социальный слой. Твои братья по классу, по власти, по социальной роли, по административному ресурсу и политической ответственности. Этаж крестьян, этаж священников, этаж купцов, этаж родовой знати.
И чем выше к вершине пирамиды – тем меньше площадь общего этажа, а клеточки отдельных квадратиков, которые этажики отдельных пирамидок, становятся вовсе маленькими, тесными, слипаются между собой.
И вот на этих верхних этажах, уже небольших и малонаселенных, возникают транснациональные корпорации. Международная элита. Клуб интернациональных топ-менеджеров. И уже короли и князья разных государств женятся промеж собой – ибо только на своем верху, в своем пентхаусе они общаются с равными себе. И киевская княжна ближе франкскому принцу, чем землепашцу своего родного народа. Принц равен только принцессе – а они всегда находятся в разных государствах.
И родители и семьи новобрачной пары роднятся за свадебным столом, пируют и шутят – и им мало дела до нужд дворни, которая подает блюда и заботится о конюшне; плевать, какой национальности эта дворня.
И в битве рыцарь-победитель оказывает уважение рыцарю-пленнику. А своего воина-простолюдина случалось даже и казнить, если он убил твоего врага – но знатного и тобою уважаемого; случалось, братья, и в Азии, и в Европе.
По этому по всему аристократы великого разноплеменного государства по законам чести и верности были ближе друг другу, нежели своим смердам. Великая корпоративная солидарность роднила их. У них были одни ценности и одни представления об успехе и долге. Они мерили жизнь одним масштабом, они видели мир глазами владык.
Они могли резать друг друга – но считались только друг с другом. И царем, который над ними.
В большом государстве социальный критерий близости доминирует над национальным. Если же произойдет иное – государство развалится на национальные улусы. Или вовсе погибнет в кровавой анархии.
…Ну вот скажи – сегодня: с кем президент Путин считается больше, кто ему ближе – начальник Чечни Кадыров – или безвестный русский учитель либо санитарка? Кто ближе чиновнику-казнокраду: обжуленные им земляки-русские – или Америка, где у него коттедж, сбережения и семья, получившая американское гражданство?
Так кто ближе князю?! Смерды его, которых бабы новых нарожают? Или ордынская знать, где он принят как сильный среди сильных и высокий среди высоких? Где можно власть получить – и можно власть потерять, да с головой вместе? Он, князь – хочет быть дома на вершине великого государства – а не дома среди родных берез, осин и елок с палками. По березкам он заплачет – а за власть душу дьяволу продаст.
Н-ну-с, а поскольку в Великой Монгольской Империи живет и княжит князь, считая отца и дедов-прадедов, уже полтора века – он гражданин великого государства. Он и независимости хочет – и причастность всемирному величию он познал. И сладка та причастность.