— А я? — нахмурилась девушка.
Гарет посмотрел куда-то вдаль.
— У вас будет собственный транспорт.
Обернувшись, она увидела Али-Джихана, вернувшегося с погонщиком, который вел в поводу огромного верблюда. В караване были и другие верблюды. Животные брыкались и ревели. Каждое было нагружено тяжелыми седельными сумками, но этот верблюд был другим. За его горбом лежала подушка, перехваченная ремнями. Подойдя ближе, верблюд ощерился и издал громкий рев, который Эмили приняла за протест.
— О нет! — Она попыталась отступить, но Гарет сжал ее плечо.
— К несчастью, да. В наших обстоятельствах спина этого зверя — самое безопасное для вас место. И самый безопасный способ путешествовать через пустыню.
— И кто это сказал?
Эмили широко распахнула глаза при виде того, как и погонщик, и верблюд показали зубы. Животное подвели к ней и заставили встать на колени.
Али-Джихан обошел верблюда, спустил с импровизированного седла веревочное стремя-лесенку и поклонился, весело блестя глазами.
— Ваш рысак, дорогая леди.
Он говорил на превосходном английском, но в том, как его взгляд пытался проникнуть сквозь бурку, не было ничего цивилизованного.
Проигнорировав это обстоятельство, поскольку у него все равно ничего не выйдет и, кроме того, под буркой она была полностью одета, Эмили с опаской уставилась на верблюда и неохотно шагнула вперед. Большая лохматая голова повернулась к ней. Животное снова показало зубы.
Гарет подвел ее к седлу.
— Осторожнее. Они плюются.
— Плюются?! — Ошеломленная девушка поставила ногу в стремя и инстинктивно потянулась к высокой луке. И только поднявшись, заметила уже оседланных великолепных лошадей.
Вместо того чтобы сесть в седло, Эмили замерла.
— У них есть лошади, на одной из которых я вполне могу ехать. Не помните, как я мчалась по горной дороге из Пуны?!
Но Гарет упрямо сжал ее бедра и подтолкнул вверх.
— Нет. Вы не можете скакать на лошади.
— Но почему?
Она старалась извернуться, чтобы окатить его гневным взглядом. Но Гарет вцепился в ее бедра, удерживая на месте.
— Прежде всего они не до конца объезжены.
— Я бы смогла управиться…
— Возможно, — сухо перебил Гарет. — Но есть одна причина, по которой вы будете ехать на этом животном. Верблюд — любимец Али-Джихана.
Устав стоять в стременах, она сдалась и уселась в седло, оказавшееся на удивление удобным. Берберский вождь тем временем разъезжал среди своих людей, что-то крича и жестикулируя.
— Но какое отношение к происходящему имеет то, что верблюд — любимец Али-Джихана?
— Он не покинет хозяина.
— И что?
— Если кто-то попытается украсть вас, ничего не получится: верблюд с места не сдвинется. На свете нет более упрямого животного.
Он кивнул погонщику, державшему поводья, и Эмили едва не вскрикнула, когда верблюд неуклюжими рывками поднялся с земли.
— Но это… — пробормотала Эмили.
— Это Ханиф. Он научит вас управлять Дохой.
— Дохой?
Ханиф широко улыбнулся:
— Доха — очень хороший верблюд.
Дядя опустился на подушки, раскинутые перед низким столиком, на котором стояли разнообразные неизвестные ему блюда. Впрочем, он готов к любым лишениям во имя служения своему великому хозяину.
Прежде чем он успел потянуться к первому блюду, во дворе послышался шум. Дядя взмахом руки велел сыну узнать, кто приехал. Через минуту Мугал вернулся с одним из служителей культа.
Тот низко поклонился.
— О, высокочтимый, мы только что получили известие, что майора и его отряд видели за городскими стенами.
— И?..
Мужчина, не поднимая головы, продолжал:
— Они покинули город вместе с берберским караваном. Те, кому мы заплатили, сказали, что караван ушел на запад.
— Превосходно, — кивнул Дядя. — Можешь идти.
Мужчина, вскинув удивленные глаза, встретился со взглядом Дяди и поспешно опустил голову.
— Да, высокочтимый, — пробормотал он и, часто кланяясь, попятился из комнаты.
— Слышал? — обратился Дядя к сыну.
Мугал кивнул.
Дядя улыбнулся.
— Вне всякого сомнения, майор пытается добраться до посольства в Каире, — объявил он и знаком велел сыну сесть рядом с ним; Тот немедленно повиновался. Отец положил ему руку на плечи. — Это твой шанс, сын мой, возвыситься на службе у Черной Кобры. Наш вождь великодушен со всеми, кто хорошо ему служит. Он приказал остановить майора. И если мисс Энсуорт, вечно сующая нос в чужие дела, будет поймана и по достоинству вознаграждена за свою дерзость, это тоже нам зачтется. Полагаю, ты должен использовать кочевников, которым мы платим, и вместе с ними пуститься в погоню за майором и женщиной. Поимка и доставка их в Каир сулит тебе славу и успех.
— Так ты поручаешь мне догнать их? — просиял сын.
Дядя с улыбкой кивнул:
— Давай поедим, и я провожу тебя. Караван идет медленно, и они не ускользнут от тебя.
Когда Мугал жадно потянулся к тарелке, взгляд Дяди смягчился.
— И я буду ждать тебя в Каире, чтобы отпраздновать.
Когда солнце зашло, окрасив горизонт оранжевым, красным и пурпурным, Эмили осторожно спустилась на землю. Доха привычно ощерился и проигнорировал ее.
Эмили тихо фыркнула, расправила юбки и широкую бурку и, оставив Ханифа заботиться о Дохе, пошла искать остальных.
Когда они отправились в путь, некоторое время ушло на то, чтобы приноровиться к странной походке верблюда, но зато потом она уже не боялась свалиться. Ханиф показал ей, как управляться с поводьями, чтобы животное слушалось. Верблюд повиновался не очень охотно, но особых хлопот не доставлял.
Вопреки ее ожиданиям первый день путешествия прошел без неприятностей. Когда в середине дня караван остановился на обед и отдых, Эмили спросила Ханифа, что будет, если Али-Джихан помчится на лошади по пустынным барханам. Разве Доха не последует за ним?
— О нет, мисс, — покачал головой Ханиф. — Доха — умное животное и знает, что это… — он обвел рукой караван, — место его хозяина. Останется здесь и будет ждать возвращения Али-Джихана. Ему нет нужды мчаться за ним, если он знает, что хозяин вернется.
— Уверены, что этот Доха привязан не к вам?
Ханиф слегка усмехнулся:
— Но я всегда здесь… у меня больная нога, и я не могу скакать достаточно быстро, чтобы угнаться за разбойниками.
Завидев друзей, Эмили подхватила юбки и побежала к ним. Нельзя сказать, что она так уж влюбилась в верблюда, который, мягко говоря, отвратительно смердил, куда хуже, чем лошади, — но езда на нем была роскошью.
В караване было много повозок с колесами без шин, но некоторые мужчины толкали ручные тележки.
В повозки были впряжены ослики. Женщины и мужчины постарше по очереди садились в них, но берберы помоложе упорно мерили шагами пустынную тропу.
Отыскав Доркас и Арнию, она схватила горничную за руку.
— С вами все в порядке?
— Лучше, некуда, — устало улыбнулась Доркас.
Поняв ее вопрос, Арния сказала:
— Все не так страшно, как казалось.
Доркас согласно кивнула:
— Похоже на долгую, неспешную прогулку. Главное — найти подходящий ритм.
Немного успокоенная, Эмили стала рассматривать лагерь. Шатры раскинули вокруг уже вырытой ямы, в которой разводили огонь.
За ее спиной кто-то фыркнул. Похожие на когти пальцы вцепились в ее локоть:
— А вы, госпожа, будете спать в нашем шатре.
Повернув голову, Эмили встретилась взглядом с блестящими темными глазами на смуглом морщинистом лице. Старуха улыбнулась, показав удивительно белые зубы.
— В лагере вам не нужно скрывать лицо. Мы здесь все родственники, и на время путешествия вы стали одной из нас.
Эмили так привыкла к бурке, что почти не замечала ее. Но теперь вдруг почувствовала, что задыхается в плотном черном одеянии, и быстро стащила бурку.
Старуха внимательно осмотрела платье Эмили и даже пощупала ткань.
— Какая тонкая! — покачала она головой. — Долго не прослужит.
Так же внимательно она осмотрела одежду Доркас и Арнии.
— Пойдемте, — велела она и направилась к повозкам, выстроившимся позади шатров.
— Я мать Али-Джихана, зовите меня Анья. Будете спать в одном шатре со мной и другими почтенными женщинами. И нужно найти вам подходящую одежду.
— Благодарим вас, — ответила Эмили, почтительно наклонив голову.
Анья бросила на нее умный, оценивающий взгляд.
— А потом ты вознаградишь нас, рассказав, что происходит, верно?
Эмили, скрывая улыбку, кивнула:
— Да, если захотите.
Анья показала на повозки:
— Сначала нужно занести наши вещи в шатер.
В шатер внесли свернутые ковры, шерстяные одеяла, шелковые пологи и полотняные простыни и подушки, а также чеканные блюда и тарелки — все предметы быта кочевников. К ним присоединились еще четыре старушки: Марила, Катун, Бершеба и Джирла — и принялись раскладывать принесенное. Судя по лицам, они умирали от любопытства.