Сначала легкими движениями он пробегает по позвоночнику и замирает у самой шеи, потом широкой ладонью мягко стягивает лопатки, отчего подмышки ощущают холодок. И вот уже вся ладонь медленно, едва касаясь тела, ползет вниз к самой ложбинке и там застывает. Дальше бугристый кулак, переваливаясь, трется о мои бока, а я мечтаю, когда он снова завладеет моей спиной, и в этом желании невольно начинаю выгибаться. Он понимает и одним пальцем, ногтем, пишет замысловатые слова. Хочу прочесть — не получается. Но я и так знаю, чего он хочет. Руки его уже не липкие и не влажные. Ласковые. Но нельзя же в вагоне. Вокруг люди, чьи-то ноги, храп, рядом на мешках сопит бабка. Как же его оттолкнуть? Я открываю глаза и ничего не вижу. Вернее, темнота не пугающая, своя. Нет никакого вагона. Протяну руку и наткнусь на шкаф, стоящий в комнате. И никакого стука колес. Значит, я проснулась? Да. Еще белеет плафон лампы, висящей у моей кровати… Но сзади кто-то продолжает меня ласкать… Какое счастье! Нет сил повернуться. Кто это?
А… вспомнила. Наташка трахалась с ним, когда я засыпала. Я их так хотела.
Пусть, пусть продолжает. Пусть все произойдет во сне… Случайно расслабив руку, он провел ею вдоль спины. Я обомлела. Волосы, покрывавшие ее от локтя до запястья, тысячей мелких иголочек проскользили, рождая трепетные волны желания.
Никогда ранее волосатые мужчины меня не возбуждали. И снова его ловкие пальцы, не впиваясь в мое тело, находили жаждущие прикосновения точки и поддергивали их. Он перебирал меня. Я превратилась в инструмент — арфу, на которой опытный музыкант, дергая за нужные струны, создавал мелодию. И тут же небрежно стирал ее волосами своих божественных рук. Изнемогая, я начала извиваться и вдавливаться в него бедрами. Я удивилась, насколько он чувствует меня. Он предупреждал каждое мое желание. Раньше меня ощущал, чего я хочу.
Первый мужчина, который не забывал про клитор.
Находясь во мне и растягивая все глубже и глубже, он осторожно прикасался пальцем к обнаженному телу. То убыстряя ласки, то прекращая совсем, то медленно и томительно вращая пальцем вокруг него. Соизмеримость двух ощущений рождала во мне чувство заполненности. Меня уже не было. Не существовало никакой Оли. Оставалась подвластная ему моя сущность, сконцентрировавшаяся там на одном бешеном удовольствии. Я изнемогала между двумя ощущениями. Казалось, он заходил прямо в матку, бережно и неумолимо хозяйничая во мне. Немыслимый улет. К жизни меня возвращала его вторая рука, все так же трепетно перебиравшая струны моей спины. У меня возникло желание взять его пальцы и целовать их, водить по губам, со стонами прикусывать. Я боялась громко кричать. Наташка тут же прибежала бы и испортила весь кайф.
Поэтому в последнее мгновение я впилась в его раскрытую ладонь и забыла про все. Улетела в себя… Но сейчас я точно помню еще одно ощущение. Тогда не поняла, сейчас уверена — мои зубы скользнули по перстню, Даже губой укололась о край окантовки. Да, несомненно, на руке был перстень. На какой? Мы лежали боком. На правом боку. Значит, кусала правую руку. Левая у него была внизу…
Это был он. Страшно вспоминать. Мне опять хочется его. Непередаваемое желание.
Сумасшедшая, снова себя ласкаю. От одного воспоминания могу улететь. Как хорошо в горячей ванне! Надо выпить, обязательно выпить. Из тысячи мужчин, в любой темной комнате я узнаю его. Пусть он только ко мне прикоснется. Пусть войдет в меня, и я скажу: «Это он!» Мое тело запомнило его навсегда. Я обречена на муку.
Буду умирать в тоске по этим ощущениям. Почему он меня не убил? Наташке повезло. Она умерла счастливой. А я?.. Я знаю, кто убил… Боже, как страшно.
Ведь мы занимались любовью рядом с еще теплым трупом Наташи. Если бы я встала его провожать или хотя бы заговорила с ним, я бы сразу все поняла. Но и ногой пошевельнуть не могла. Он был во мне бесконечно долго.