Что же все-таки его разбудило?
Не засну, понял Том. У него возникло непреодолимое желание выйти на улицу. Осмотреться, подышать свежим воздухом. Прогуляться до развалин дома Лиггинсов – благо это совсем рядом. Взглянуть, как идут дела у караульных. Дивясь своему порыву – тоже, проверяющий нашелся! – Том принялся одеваться. Одевался он почему-то в темноте, на ощупь, хотя точно помнил, что на столе припасена свеча и коробка спичек.
На улице оказалось заметно светлее, чем в доме. Фонарей на Оук Клоуз не было, но небо усыпали бесчисленные звезды, переливаясь россыпями золотых угольков. Возле руин горел костер, постреливая редкими искрами. У костра вповалку дрыхли трое караульных. Вот вам и бдительность с дисциплиной!
– Эй! – окликнул Том.
Сони и ухом не повели. Рэдклиф шагнул ближе, вгляделся в бледные лица – и у него ёкнуло сердце.
– Эй, проснитесь!
Он потряс за плечо ближайшего солдата. Тот и не думал просыпаться. Холодея от скверного предчувствия, Том приложил ухо к груди караульного – и выдохнул с облегчением. Жив! По крайней мере, сердце бьется. Перепились, что ли? Том принюхался: спиртным от солдат не пахло.
Что за напасть?!
Он принялся трясти всех троих по очереди; набравшись смелости, звонко шлепнул одного ладонями по щекам. Никакого результата! У солдата даже щеки не порозовели. Лицо осталось бледным и отрешенным, на губах застыла жутковатая мечтательная улыбка.
– Да что ж это такое?! – в отчаянии воскликнул Том.
Вернулся шепот: на сей раз Том явственно различил слова.
– Торописссь, Томмиии…
– Кто здесь?!
Рэдклиф завертел головой, пытаясь определить, откуда идет голос. Шепот, похожий на шипение клубка змей, наползал отовсюду:
– Торописссь! Ты их не разссбудишшшь… Только миссстер Холмсссс… Да-с, миссстер Холмсссс! Приведи его, Томми. Приведи до рассссвета… торописсссь…
Том поверил. Том побежал. А что ему оставалось делать, если небо на востоке уже начало едва заметно светлеть?
Дверь «Синего вепря» была заперта. На отчаянный грохот дверного молотка объявился крайне недовольный мистер Сквоттер, хозяин гостиницы, и велел «пьяному шалопаю» убираться.
– Мистер Холмс! – завопил Том.
– Пошел вон, пьяница!
– Мне нужен мистер Холмс! Срочно!
– Болван! Я засажу тебя в холодную!
Мистер Сквоттер приготовился в подробностях описать безрадостные перспективы, которые ждут полуночного гостя, но за спиной хозяина, с лестницы, ведущей на второй этаж, прозвучал знакомый голос:
– Что случилось, Том?
И сразу следом:
– Пропустите этого молодого человека.
Мистеру Сквоттеру, раздосадованному вмешательством постояльца, пришлось отступить, и спустя минуту Том уже докладывал:
– …они живые! Они просто не хотят проснуться! Я и так, и сяк… А тут голос: мол, беги, Том, за мистером Холмсом! Только он их разбудит. Если, конечно, до рассвета поспеет…
– До рассвета? Очень интересно.
Том обнаружил, что мистер Холмс одет, как для прогулки, а руке у него – знакомый футляр. Видимо, мистер Холмс намеревался разбудить солдат игрой на скрипке.
– Вы не разглядели говорившего, Том?
Том виновато понурился:
– Нет, сэр.
– Не расстраивайтесь. Уверен, он сам объявится.
– Мне побежать вперед, сэр?
– Нет, мы пойдем вместе.
Далеко уйти им не удалось: на лестнице объявился доктор Ватсон – не выспавшийся, раздраженный и с револьвером в руке.
– Куда это вы собрались, Холмс?!
– Не притворяйтесь, друг мой. Вы все отлично слышали. Наш приятель Том не умеет говорить тихо. Иерихонская труба в сравнении с ним – лепет ручья.
– Вы хотели уйти без меня!
– Хотел, – не стал спорить Холмс. – И очень рад, что у меня ничего не получилось. Поймите, Ватсон: ему, кем бы он ни был, нужен я. Это наверняка ловушка.
– Ловушка? – усы доктора воинственно встопорщились. – Я вам это еще припомню, Холмс! Вы хотели угодить в ловушку без меня! Какой вопиющий эгоизм! Не будем терять времени, джентльмены. Рассвет на подходе.
– Вы правы. Времени у нас в обрез.
Уже на улице доктор проворчал:
– Зачем вам скрипка? Лучше бы прихватили револьвер!
– Револьвер я тоже прихватил, – невозмутимо сообщил Холмс.
Вопрос насчет скрипки остался без ответа.
Интермедия Байты с битами
– Тьфу-тьфу-тьфу! – бормотала Тюня.
– Чтоб не сглазить! – бодро откликался я.
– Тьфу-тьфу-тьфу!
– …чтоб не сглазить…
– …тьфу!..
– …чтоб!..
И еще: тук-тук-тук! Костяшками пальцев по дереву, для страховки. Надо бы по некрашеному, но где его взять в современном интерьере, некрашеное-нелакированное? Каждый второй раз я стучал по лбу. Шутка с бородой, как у Хоттабыча, но сейчас любая подмога была бы кстати.
…складывалось. Судя по динамике процессов, которые нам выбрасывала программа, складывалось. И у Нюрки, смирно лежавшей на диване, перестал дергаться уголок рта.
Тыщу раз «тьфу-тьфу-тьфу» через левое плечо!
– В тридевятом царстве, – сообщила Тюня, – в тридесятом государстве, в туманном Альбионе царицы Виктории Долгоправящей…
– Ну? – поощрил я.
– Марсиане возвращаются, магия бежит! Снегирь, ты угостишь меня чашечкой кофе? На обратном пути?
– Чаем угощу. В пакетике, без сахара.
– Жлоб ты, Снегирь…
«Ж-ж-жлоб!» – согласился гадский принтер. Некоторое время я тупо смотрел на распечатку. Время шло и шло, из некоторого превращаясь в неприлично долгое.
– Что там? – заинтересовалась Тюня. – Текст?
– Нет.
– Картинка?
– Нет.
– А что? – брови Тюни поползли на лоб.
– Ноты.
– Какие?
– Понятия не имею. Черненькие.
В нотах я не разбирался от слова «совсем». Особенно когда тебе выбрасывают чехарду закорючек, фрагмент без начала и конца – и минимум слов в пояснение этого безобразия. Не принимать же всерьез заклинания типа «lento» и «sempre legato»?!
– Наши с тобой беседы, Снегирь, – начала Тюня с опасной медлительностью. Так пантера сжимается в комок перед броском, – напоминают диалоги Дюма-отца. Мэтру стали платить построчно, мэтр стал раздувать диалоги. А? Ну да! Что? Ничего? Извольте пояснить! Не изволю! А? Не изволю, и баста! Дай мне твои ноты, я забью их в поисковик…
– Тут стоит редактор для нотной записи?
– Я что-нибудь придумаю.
– А?
– Ну да!
Мы оба подпрыгнули, когда из колонок зазвучал орга́н. Мелодия в верхнем голосе. Ровно идущие четверти нижнего голоса. Ритм неторопливого шага: прогулка по осенней аллее. Мелодические фигурации среднего голоса. Вздохи, мольба: нисходящие малые секунды и нисходящие терции.
Думаете, на меня снизошло озарение? Я начал разбираться в музыке? Это все было написано на следующей странице распечатки: голоса́, терции, фигурации. Отсутствовало главное: название произведения. Какой-то хорал, но какой? Чей?
А главное: какого чёрта?
Аранжировка хорала говорила о современном вторжении. Деликатно, но уверенно в церковное звучание органа вплетались синтезированные звуки. Музыка довольно быстро закончилась: две-три минуты, и все. Для хорала маловато. Хоральная прелюдия? Не успел я вслух посетовать на краткость, как музыка вернулась в другой обработке. Нижний и средний голоса остались за органом, верхний повела труба.
Золотая труба ангела, вставшего над миром.
«Тимофей Докшицер – труба, – уведомил принтер, чуточку пожужжав. – Ольгертс Циньтиньш – орган. И. С. Бах, хоральная прелюдия фа-минор «Ich ruf zu dir Herr Jesu Christ». Прелюдия фа-минор звучала в фильме «Солярис» в обработке Эдуарда Артемьева…»
Я хлопнул себя по лбу:
– Солярис! Ну конечно же, Солярис!
– Солярис? – Тюня задумалась. – В главных ролях Джордж Клуни и Наташа… Не помню, что за Наташа. Нет, Снегирь, там такой музыки не было. Ошибочка вышла.
– В главной роли Донатас Банионис, – рядом с Тюней я чувствовал себя динозавром. Иногда забывалось, насколько я старше гражданки Недерезы. – «Солярис» Тарковского. Эта прелюдия использовалась в саундтреке.
– Ну и что?
Если б я знал, что ей ответить!
– Тебе никогда, – глаза Тюни подозрительно заблестели, – не хотелось узнать, что там?
– Где?
– Ну, там, – она кивнула на принтер, хотя кивать, пожалуй, следовало на системный блок. – По ту сторону?
– Нет. Не хотелось.
– Дурак. Вульгарный материалист.
– Пусть.
– Ты старый, Снегирь. Косный ты. А раньше, в молодости?
– Не хотелось, Тюня. Ни раньше, ни сейчас. Сейчас – особенно.
Меньше всего мне хотелось вдаваться в подробности своей бурной молодости. Нас водила молодость в сабельный поход…
– И все-таки, что там?
Она давила так, словно что-то знала.
– Биты, – я пожал плечами. – Байты.
– И все?
– Тебе мало? Ты только представь: накачанные байты в кожаных куртках. Татуировки, бороды, пирсинг. В руках – биты. Бейсбольные биты. Они смыкают кольцо: байты с битами. Кольцо вокруг тебя. Нравится?
– Да.