Она о чем-то задумалась. Зернов с интересом наблюдал за ней.
– Что, тетка Дарья, – спросил он наконец, – замечталась?
– Тьфу на тебя, – рассмеялась та. – И впрямь замечталась. Ты мне скажи: арапы эти – они целиком черные или как?
Зернов расхохотался, едва не свалившись с шаткого табурета, успев в то же время отстраненно подумать, что тетка Дарья, вполне возможно, намеренно валяет дурака, чтобы отвлечь его от мрачных мыслей.
Смеяться почему-то сразу расхотелось.
– В горошек, – сказал он. – А некоторые в полосочку.., как матрас.
– Болтун-Тетка Дарья снова встала и опять зашаркала к лежанке. Зернов наблюдал за ней с недоумением – самогона в банке было еще сколько угодно, они успели выпить только по рюмке. Точнее, это Зернов выпил, а старуха вообще только пригубила. «Что это она затеяла?» – подумал Дмитрий и непроизвольно вздрогнул, когда та с шумом вытащила из-под старого тряпья тяжелую двустволку.
– Блин, – не удержавшись, сказал пораженный Зернов. – А это у тебя откуда?
– Ты не блинкай, не в Москве, – мгновенно отреагировала тетка Дарья. – А ружье это Соломатина деда. Он по осени помер. Соломатиха, дура старая, хотела ружье участковому снести, да я не дала – все равно он его пропьет, бочка бездонная…
– Да тебе-то оно зачем?
– А волков пугать. Обнаглели совсем, спасу нет, как в войну. Того и гляди, прямо из избы за ногу выволокут. По ночам воют, как нечистая сила. Так я выйду на крылечко, шандарахну разок в небо, они и разбегутся.
– Вот это жизнь, – передернул плечами Зернов. – Прямо Клондайк какой-то.
– Не знаю я, какой такой Клондайк, – сказала старуха, – а только людей у нас до сих пор не стреляли. С ружьем-то управишься?
– Дело нехитрое, – ответил Зернов, а сам подумал о том, насколько смешна и бесполезна старенькая двустволка против автоматов в руках упакованных в бронежилеты людей. – Да пустое это, тетка Дарья, – добавил он, – не станут они меня здесь искать. Да и не знают они про меня, если уж на то пошло.
– Десяток жаканов у меня еще есть, – словно не слыша его, продолжала старуха. – Вон там они, в сундучке. Ты ружьишко-то почисти, заряди и держи под рукой. Мало ли что…
Три дня прошли спокойно. Деревенская жизнь зимой скучна и однообразна, особенно если в хозяйстве нет скотины, о которой надо заботиться. Единственной скотиной в доме у тетки Дарьи был престарелый кот, отзывавшийся на незатейливое имя Тимофей.
Полосатый этот зверь круглые сутки спал на печи, спускаясь оттуда лишь затем, чтобы выклянчить у хозяйки что-нибудь съедобное. Время тянулось медлительно и неторопливо, делать было совершенно нечего. Зернов отыскал на чердаке свои старые лыжи и, вооружившись камерой, совершал прогулки по окрестностям, с которых возвращался затемно, бодрый и голодный, как волк. Уступая настоятельным просьбам тетки Дарьи, он брал с собой ружье, но каждый прожитый час все больше убеждал его в том, что он просто валяет дурака, в то время как его место в Москве. В конце концов, нельзя же прятаться всю жизнь!
Не то, чтобы он считал тревогу Бражника начисто лишенной оснований, но пуганая ворона, как известно, и куста боится. «Досижу неделю – и домой!» – решил Зернов.
Он размашисто бежал через поле, возвращаясь с утренней прогулки. Хорошо смазанные лыжи мягко посвистывали, скользя по снегу, голубая сдвоенная полоска лыжни, проложенной Зерновым за эти дни, плавно забирала вправо, к дороге, по которой раз в неделю в деревню пробивалась автолавка, сопровождаемая на всякий случай трактором. Бежать вдоль дороги было не так интересно, как через поле, но, двигаясь по прямой, Зернов непременно сверзился бы с невысокого, но крутого обрыва, нависавшего прямо над полузасыпанными снегом гнилыми заборами деревенских задов.