— Как ты думаешь, папа узнает меня? Я ведь теперь совсем взрослая!
— Я уверена, что он узнает тебя, — ответила со смехом мать.
В таком городе, как Порт-Клер, приезд первого уволенного по ранению солдата не может остаться незамеченным.
Мэр города, городской совет и оркестр колледжа — все собрались по этому случаю на железнодорожной станции. Поперек пути висел плакат с надписью, сделанной красными и голубыми буквами: «Добро пожаловать домой, Бобби!»
Но Роберт Джерарти поступил типично для себя: спрыгнул из вагона не на стороне станции, а на противоположной, прямо на пути. Потому что так ему было ближе к дому.
Тем временем его искали. Люди возбужденно суетились на платформе в поисках пропавшего героя.
— Вы уверены, что он должен приехать именно этим поездом? — с нарастающим раздражением добивался мэр у матери Джери-Ли.
Мать еле сдерживала слезы.
— Он в письме назвал именно этот поезд, — говорила она.
Наконец поезд медленно отошел от платформы.
И в тот же момент раздался крик: «Да вон он?» Роберт был уже на противоположной стороне путей. Он услышал крик, остановился, снял армейскую фуражку, почесал в затылке. Оркестр колледжа грянул марш «Привет герою-победителю'». Мэр, позабыв о своем достоинстве, соскочил с платформы и стал перепрыгивать через рельсы.
Толпа бросилась за ним. Началась суматоха. Мэр, отказавшись от заранее разработанной церемонии встречи, произнес приветственную речь тут же, на пыльной улице, рядом с железнодорожными путями:
— Мы собрались здесь, чтобы приветствовать первого героя Порт-Клера, настоящего героя, получившего ранение в бою за родину, — рядового первого класса Роберта Эф Джерарти...
Но тут к толпе присоединился оркестр, медленно шествовавший через пути, и заглушил остальные слова приветствия. Мэру пришлось умолкнуть.
Отец одной рукой подхватил Джери-Ли, другой обнял мать за плечи.
Джери-Ли подергала его за рукав. Он обернулся к ней, улыбаясь.
— Ты что-то хочешь спросить, Джери-Ли?
— Тебя застрелили в ногу? — прошептала она. Отец рассмеялся, — Нет, лапочка.
— А ма сказала, что ты ранен и теперь будешь хромать.
— Вот это правда, — кивнул отец. — Но меня ранили не в бою.
На лице девочки появилось удивленное выражение.
— Как бы тебе сказать... Боюсь, что твой папка оказался достаточно глупым, чтобы умудриться попасть под машину на войне.
— Но ведь тогда ты не герой, — сказала Джери-Ли с разочарованием.
Он прижался щекой к ее щечке и, улыбаясь, приложил палец к губам.
— Я никому не скажу, если ты не проболтаешься. Она начала смеяться.
— Я тоже — никому, никому... — пообещала она, потом задумалась и спросила:
— А маме можно?
Он ухмыльнулся и поцеловал ее в щечку.
— Подозреваю, что мама уже знает. — Он отстранился немного и вгляделся в ее лицо. — Скажи, тебе кто-нибудь уже говорил, что ты как две капли воды похожа на Ширли Темпл?
Она широко улыбнулась, так, чтобы на щеки выпрыгнули две ямочки.
— Все это говорят, папка! — сказала она гордо. — А ма говорит, что я пою и танцую даже лучше, чем она.
— А мне ты станцуешь и споешь, когда мы придем домой?
Она обхватила ручонками его шею и прижала к себе.
— Да, папка!
— Оставайтесь так! — закричал фотокорреспондент. Для газеты!
Отличный снимок!
Джери-Ли застыла с одной из самых великолепных улыбок — под Ширли Темпл — на губах, но в этот момент мэр каким-то образом всунул свою физиономию между девочкой и фотографом, и когда снимок появился в газете «Еженедельный бюллетень», все, что осталось на нем от Джери-Ли, были руки, обнимающие шею отца.
Джери-Ли дремала, когда сестра принесла ленч. На мгновение она испугалась: прошлое вспомнилось таким живым в полудреме, что настоящее показалось ей вторжением.
Ее отец был удивительным, особенным человеком.