Его губы дрогнули, но он не произнес ни единого звука.
Поскольку Мюрьель согласилась посидеть с Антоненом, Мишель пошел опрашивать свидетелей происшествия.
Все пытались говорить разом. Это неизбежные последствия его возраста! Ему почти восемьдесят лет, и он совершенно нормален, только у него слабое сердце!
Некоторые, однако, качали головами, выражая сомнения. По их мнению, дело было в чем-то другом, совсем другом… Впрочем, и они не представляли, что стало причиной столь разительной перемены в поведении Антонена.
Один из спорщиков, крепкий семидесятилетний старик с буйной седой шевелюрой, высказался более внятно:
— Я все видел! Он наливал мне пиво, когда это случилось. Надо было видеть его глаза. Он казался одержимым. Можно подумать, что перед ним возникло видение. Я вам точно скажу, в него вселился дух…
— Все это чепуха, — возразил другой человек, не намного моложе. — Я понимаю, о чем ты толкуешь. Но это давно забытая история.
— Черт! Ты можешь думать что хочешь, — настаивал первый, — но я вот что тебе скажу…
Их разговоры были прерваны появлением санитаров «скорой помощи», которые увезли парализованного Антонена. Старики толкались, чтобы посмотреть на больного и сделать более или менее оптимистические прогнозы по поводу его выздоровления. Было похоже, что эти пожилые люди участвуют в своеобразной и довольно неприятной гонке на выживание и никому из них не хочется стареть.
Жером несколько минут побеседовал с санитаром, настаивая на том, чтобы Антонена сразу отвезли в его клинику.
Жорж Перрен принял решение закрыть кафе. Некоторые пенсионеры стали ворчать, что теперь им некуда будет ходить. Но разве Перрен мог поступить иначе? У хозяина кафе не было ни семьи, ни помощника, который вел бы дела в его отсутствие.
Секретарь мэрии попросил всех освободить помещение. Мишель предупредил Жерома и Мюрьель, что вернется не скоро, пока не допросит старика, слова которого показались ему загадочными. Представившись, он предложил ему прогуляться вместе.
— Да почему же нет, молодой человек? Первый раз в жизни меня будет сопровождать полицейский! Но предупреждаю, быстро не получится. Я хожу медленно, а мой дом в самом начале деревни. Путь неблизкий.
Как только они вышли на дорогу, он начал говорить скороговоркой. Его зовут Эмиль, ему восемьдесят три года, и он здесь родился. Всю свою жизнь он проработал в текстильной промышленности, пока не закрыли последнюю прядильную фабрику в Сен-Жан-дю-Гаре.
— Эмиль, я буду говорить без обиняков, — прервал его Мишель. — Когда я услышал о ваших подозрениях относительно инцидента с Антоненом, то захотел узнать об этом поподробнее.
Старик шел ровной походкой, опираясь на трость.
— Ах, молодой человек, лучше бы мне ничего вам не рассказывать. Как говорят, держи язык за зубами! Но поскольку жить мне осталось совсем недолго… Это началось в далекие времена. В эпоху религиозных войн. В то время протестанты боялись католиков и, чтобы защитить себя, стали образовывать тайные общества. Одно из них просуществовало в этих краях в течение нескольких веков, причем у него были приверженцы в каждой деревне. Говорили, что даже руководители общества точно не знали, кто их поддерживал. В одном я уверен: мой отец был среди них. Порой он уходил вечерами, и никто не знал куда. Моя мать, конечно, обо всем догадывалась, но говорила, что детей это не касается… Через несколько дней он возвращался, возобновлял работу и домашние дела как ни в чем ни бывало. Это продолжалось и во время войны.