Но я не стал бы проявлять категоричность во всех ситуациях. Эйнштейн, например, считал: люди, полагающие, что видели духов, не в ладах со временем…
— Знаете, — включилась в разговор Мюрьель, заметно успокоившись, — Вероника — это типичный пример присвоения мертвым субъектом живого существа. По всему миру можно найти тысячи похожих примеров. Множество людей входят в контакт с потусторонним миром. Чего стоят те, кто становится артистами, вдохновляемые другими давно ушедшими собратьями по призванию! Понимаю ваши предубеждения, но таково положение вещей — эти контакты существуют. Можно игнорировать подобные явления, но можно и интересоваться ими, не впадая в крайности, что я и делаю…
— Позвольте, но Жером мне сказал, что вы физик, доктор наук.
— Верно. Но парадокс в том, что именно по этой причине я и выбрала такую специализацию. Многие паранормальные явления, которые мне пришлось изучать, далеко выходили за пределы нашего понимания, и я предпочла попробовать вникнуть в их суть, вместо того чтобы посвятить себя традиционной, но довольно скучной карьере физика.
— Это произошло в Соединенных Штатах?
— Да, поскольку лаборатории там лучше оснащены, а ученые более гибко подходят к данной проблеме, чем во Франции.
— В таком случае почему же вы вернулись? — не без ехидства спросил Мишель.
— Потому что за несколько лет работы в Штатах мне безумно надоели гамбургеры. К тому же меня пригласили в Тулузу, где создавалась новая лаборатория. К слову сказать, то, чем я занимаюсь теперь, никоим образом не противоречит классической науке, которой обучали меня профессора университета. Наоборот, я не перестаю убеждаться, как писал Виктор Гюго, что сверхъестественное есть не что иное, как еще не объясненное, но вполне естественное явление…
— То есть мне просто не хватает веры… — заключил Мишель.
— Это не важно, — включился в разговор Жером, — вы здесь не для того, чтобы спорить. Проводите исследования, как считаете нужным. И быть может, однажды ваши позиции сблизятся.
Мишель встал.
— Хорошо. Только у меня не было времени хоть что-нибудь приготовить.
— На этот счет я могу не волноваться, — откликнулась Мюрьель, — Жером сказал мне, что у вас настоящий талант повара. А я пока пойду в свою комнату.
Жером проводил ее до дверей. Войдя в кухню, Мишель был вынужден признать: несмотря на то что он не понимал мотивов поведения этой женщины, она была ему симпатична.
На следующий день, ближе к вечеру, Мишель отправился в Кальвиак для встречи с Элен Дюваль, матерью Тома. Она согласилась его принять по настоянию Жерома, который предварительно позвонил ей по телефону.
Ведя машину по узкой извилистой дороге, инспектор думал о вчерашнем ужине, который продлился до поздней ночи. Его первые впечатления о Мюрьель подтвердились: она была умна, образованна и независима в суждениях. К тому же при ближайшем рассмотрении она показалась ему более хорошенькой, чем в первый раз. Быть может, потому, что, когда она вышла из комнаты, на ней были не джинсы, а короткое, сильно облетающее черное платье. Теперь Мишель заметил, что у Мюрьель красивые ноги и округлые формы. За столом они практически не говорили о Веронике, и прежде чем пойти спать, он отдал ей «Дело» Дюваля.
Утром Мишель очень удивился, когда нашел в кухне записку: «Весьма любопытно. Тем не менее я хотела бы обсудить с вами отдельные детали, которые меня удивляют. Желаю хорошего дня». Это доказывало, что Мюрьель не только привлекательна, но и рассудительна.
Первые капли дождя застучали по лобовому стеклу автомобиля, когда Мишель выехал на аллею, ведущую к дому Дювалей.
Миновав лес, инспектор обнаружил небольшую усадьбу XVIII века, которая стояла посреди огромного парка, расположенного на покатом склоне.