– «Трип» – это потроха, – разочаровал ее Ильясов. – Из желудков жвачных животных.
– Фу, – Ольга улыбнулась официанту, кудрявому молодому человеку, поджидавшему у столика, и ткнула пальцем в какую-то там говядину: – Мне вот это, пожалуйста. Bitte[7]. Ой...
Но официант все понял, собрал заказы и удалился, оставив одну папку меню на столе. Ольга изучала список, страдая, не промахнулась ли с выбором.
– А это что?
– Это свинина. – Женька терпеливо переводил. – Со сметаной. Они тут любят во все добавлять сметану, прямо как на Украине. Могут еще и сидра налить.
– В мясо?
– Угу. И камамбер еще любят. Я, кстати, заказал, попробуешь.
– А это?
– Оль, ты уже в десерты залезла. Это яблочный пирог.
– Влезет или не влезет?
– Закажи да проверь.
Никита подтянул к себе пепельницу и закурил; вид у него был задумчивый, расслабленный и, пожалуй, довольный.
– А мы с Женькой полгорода обошли, – поведала Ольга Малиновскому. – Жалко, что ты с нами не ходил. Тут красиво.
– Да я читал, – рассеянно сказал Никита; дым от его сигареты медленно дрейфовал над столом, как утренний туман над полем. – Я об этой местности много читал.
– Военной литературы, – подсказал Женька.
– Нет, почему. Вы ведь помните папину библиотеку.
Ольга с Женей истово покивали: помнят. Никита иногда в шутку приговаривал, что в родительской квартире живет библиотека, которая милостиво позволяет тете Тане и дяде Лёве обитать в непосредственной близости от себя.
– У него масса интересных книг по истории Франции, в частности этого региона. Тут же сплошная романтика была в Средние века. Весь город на любви построен.
– Это как? – заинтересовалась Ольга.
– Вильгельм Завоеватель, – объяснил Ник, – хотел жениться на Матильде Фландрской, своей кузине. А Папа Римский был против – кузина же, и политика там оказалась замешана... Вильгельм влюбился страстно, сказал – женюсь, и все. Поехал за ней в Брюгге. Матильда сначала его признавать не хотела, бастард какой-то, фи, но он ей страстно объяснялся в любви. Уболтал, чертяка языкастый, и увез сюда, в Кан. Папа, конечно, в шоке. Только эта парочка объявила: мы в Кане живем, тут у нас столица, и во славу Господа мы поставим два монастыря, мужской и женский. Поставили, сами видите, денег в строительство вложили немерено. Папа их простил за эту недвижимость... А Матильда в своего мачо влюбилась. Забавная была парочка: он здоровенный, как лось, а она – метр тридцать, что ли. – Никита махнул рукой. – Хорошо, что монастыри и замок уцелели во время бомбежек. От фахверка тут один дом только остался, а до войны так красиво было – целые улицы... За Кан во время прорыва долго сражались, шесть дней. Сами понимаете, что с ним сделали.
Про войну говорить Ольге сегодня больше не хотелось.
– Любовь, – протянула она, подперев подбородок кулачком. – Из Брюгге привез. Красиво!
– Так вот, если бы Матильда и Вильгельм не построили эти монастыри, то мы сейчас не ели бы потроха, – закончил Никита, – потому что, по легенде, изобрел это блюдо монах из здешнего мужского монастыря.
Ильясов уважительно покачал головой, признавая, что Никита подкован не только в военной истории этих мест, а Ольга добавила:
– Как причудливо тасуется колода...
...А когда принесли десерт – яблочный пирог, настоящее произведение искусства, – яблочные дольки разложены на слоеном тесте, – дневные неприятности в виде двух попыток ограбления как-то позабылись. Все-таки, подумала Ольга, человек – животное жвачное.
4
Утром из гостиницы они выписывались рано. Следующий отель находился в Шербуре, и так как Никита собирался осмотреть все пляжи, на которых проходила высадка 6 июня, следовало поторопиться. Только ранним подъемом, половиной чашки кофе за завтраком и всеобщей рассеянностью можно объяснить то, что вся троица прошляпила одно небольшое обстоятельство, грозившее доставить им неприятности в дальнейшем.
Однако обнаружилось это не сразу.
Сначала был день – длинный, очень длинный день, наполненный людьми, историей и солнцем. Старые, заросшие травой провалы на обрывах – остатки пулеметных и орудийных гнезд, укреплений Атлантического вала[8]. Широкие пляжи, давным-давно свободные от противотанковых заграждений. Приехавшие с разных концов Земли люди молча стояли, словно несли вахту. В основном это были американцы, канадцы и англичане – потомки участников высадки и просто сочувствующие; и, конечно, местные, которые весьма уважали свою историю; и немцы были – с тех давних пор к их погибшим здесь стали относиться гораздо уважительнее. Ольга приметила даже группу поляков, и Никита объяснил, что в составе союзных войск имелся польский батальон. Было американское кладбище в Коллевиле, недалеко от пляжа Омаха, – длинные ряды белоснежных крестов уходят вдаль, создавая иллюзию, словно тебя поставили между двух зеркал. Сегодня его завалили цветами. Было немецкое кладбище в Ле Камбэ – группки потемневших от времени низких крестов, утопленные в зеленых лужайках каменные плитки с именами и датами. Странное, тревожное кладбище, по дороге к которому поля были оккупированы молодыми кленами, подстриженными в форме шаров, – так называемыми «садами мира». Эти деревья здесь посадили немцы. Было множество военных машин, в основном американских джипов, сохранившихся с тех времен, – местные клубы занимались их реставрацией и поддержанием в рабочем состоянии. То и дело приходилось притормаживать или съезжать на обочину, пропуская колонны. Многие люди носили союзную форму; Никита объяснил, что это участники клубов исторической реконструкции и просто сочувствующие. И все эти впечатления смешивались, оставляя в душе необычное сочетание радости оттого, что победа осталась за «нашими», горечи, что так много погибло людей, и... простора. Простора этих больших кладбищ, полей, за каждую пядь которых шли ожесточенные бои, и пляжей, на которые раз за разом набегали волны – и отступали. Как было и в тот день, 6 июня 1944 года, когда к берегу подошли союзные суда, а с самолетов сбросили парашютистов, многие из которых погибли в болотах Карантана...
К вечеру похолодало, и на очередной остановке около заправки Ольга решила залезть в чемодан, чтобы достать оттуда легкую куртку. Чемодан она открыла, а затем задумчиво посмотрела на то, что лежало рядом с ним. Подумала, поморщила лоб, но так ни до чего и не додумалась, а потому решила спросить:
– Ребят, это ваш чемоданчик в багажнике?
– Чемоданчик? – рассеянно переспросил Женька, который как раз был занят ответственным делом – менял на фотоаппарате объектив. – Нет, не мой. У меня сумка и рюкзак.
– И не мой, – сказал Никита.
– А у меня большой чемодан, – закончила Ольга. – Значит, если он не мой и не ваш, то у меня для вас новость: у нас в багажнике чужой кейс.
Мужчины уставились на нее – Никита ехидно, а Женька недоумевающе.
– С миллионом долларов? – радостно спросил Малиновский.
– Я не знаю, – сказала Ольга, начиная раздражаться. – Просто он там лежит. Сами посмотрите. Вдруг в нем не доллары, а бомба.
Закаленные московскими терактами мужчины синхронно двинулись к багажнику, а Ольга отошла подальше и наблюдала за ними издалека.
– Не, вряд ли бомба, – заметил Женька, – слишком он плоский.
Чемоданчик и правда был невелик: с такими обычно ходят в офис служащие невысокого ранга. Черная кожа казалась довольно потертой, застежки потускнели. Чужой багаж мирно торчал между вещами, и непонятно было, как он здесь оказался.
– Может, позвать местную полицию? – спросила Ольга, вытягивая шею, словно любопытный журавль.
– Сами разберемся. – Никита взял чемоданчик и вытащил его из багажника. Вокруг никого не было, заправка лежала в стороне – Малиновский остановил машину, чтобы сходить за сигаретами. – Тут явно ни долларов, ни тротила.
– Насчет тротила я бы не был так уверен, – возразил Женька. – Его может оказаться совсем немного, но на троих вполне хватит.
– Слушай, Ильясов, подумай головой: кому надо подсовывать нам в багажник взрывчатку? – поинтересовался Ник, потряхивая чемоданчиком. Внутри что-то с легким шорохом подпрыгивало. – Мы что, тайные олигархи? Или ты нас с Оленькой обманываешь, а у самого вилла в Довиле?
– Никит, не городи ерунду, – устало сказал Женя. – Что там?
– А мы имеем право его открывать? – Ольга, уверившись, что непосредственной опасности нет, подошла поближе.
– Еще бы, – хмыкнул Никита, осматривая чемоданчик. – Здесь нет наклейки с именем владельца, а значит, надо посмотреть, что внутри.