Он вдруг улыбнулся. Смущение, робость, чувство вины слетели с него, как шелуха, он выпрямился, поднял острый подбородок, и я впервые увидела, что он выше меня на голову.
– Спасибо вам, донна Клара. Мне… придется выбирать. Либо я никогда не опояшусь мечом, либо я вызову все-таки на поединок дона Аманесера… Знаете, я страшно ему благодарен. Если бы он не убил моего бедного сеньора, я никогда не узнал бы… прожил жизнь – и не узнал бы, что вы есть на свете. Конечно, грустно будет, если… когда он меня проткнет копьем, но ведь и справедливо, и… красиво! А может быть…
Его лицо изменилось. Только что передо мной стоял влюбленный мальчишка – и вдруг мужчина, ждавший своего часа, рывком перехватил управление в его лохматой голове.
– Донна Клара, – сказал Диего неожиданно низким хрипловатым голосом. – Конечно, дон Аманесер непобедим. Но ведь и я стану сражаться вашим именем! А я, может быть… донна Клара, ведь моя любовь не слабее, чем у дона Аманесера! Я бы вышел с ним на поле… не для того, чтобы погибнуть за вас. А для того, чтобы жить. Донна Клара… вы разрешите мне хотя бы… попробовать?
Он протянул руку.
Следовало остановить наглеца раньше. Я сама виновата – была к нему слишком добра. Слишком многое позволяла. А теперь придется проявить жестокость.
Я отправлю его прочь. С позором выставлю за ворота. Я велю вышвырнуть его с крыльца вниз головой…
У него была жесткая, неожиданно волевая ладонь. Некстати вспомнилось, как мы вместе просматривали чип побежденного рыцаря-сладострастника, донора аккумулятора для пушки…
Почему он должен расплачиваться за мои ошибки? Надо просто сказать ему – мягко – чтобы не зарывался. Сказать – сейчас…
Он легонько сжал мою руку. Горячая. Сильная. Умная ладонь. Мурашки побежали от его руки – по моей, выше и выше…
– Донна Клара… Ради вас. Вашим именем. Всегда.
* * *Я заперлась в своей комнате и не вышла к ужину. Я вышивала цветущее апельсиновое дерево, это была очень тонкая работа, очень кропотливая – стежок за стежком. Болели глаза, и очень болели натруженные пальцы. Я вышивала при свечах, не поднимая головы, до рассвета; всякий раз, когда я пробовала остановиться и отдохнуть, из темноты ко мне являлось разгоряченное лицо Диего с прилипшими ко лбу темными прядками, с горящими глазами, с мягкими влажными губами. Тогда я принималась шить вдвое прилежнее – стежок за стежком.
* * *Под вечер мутное зеркальце вспыхнуло, отражая нездешнее пламя. Вместо Аманесера на меня глянула женщина – мне пришлось мысленно собирать ее лицо из осколков. В маленьком зеркальце помещался либо черный глаз с красной искоркой, либо уголок изогнутого рта, либо половинка носа с раздувающейся ноздрей.
– Он мой! – с торжеством кричала женщина, и в зеркале колебались ее волосы, черные и скрученные, как проволока. – Теперь он мой! Приди и возьми его, донна Клара, возьми своего рыцаря рассвета, приходи в Замок Источника, спляшем вместе!
И заливалась хохотом, от которого у меня во рту становилось кисло.
Я придавила зеркальце подушкой – новой информации оно дать не могло, а хохот колдуньи деморализовал меня. Несколько минут ушло на то, чтобы умыться, причесаться и взять себя в руки; потом я поднялась на крышу, где вот уже вторые сутки безвылазно жил Диего.
Увидев меня, он испугался. Наверное, решил, что я пришла выгонять его, и так покорно и безнадежно глянул снизу вверх, что, будь я в самом деле настроена решительно – от этого взгляда ослабела бы…
– Диего, с Аманесером беда, – сказала я и описала все, что видела в зеркальце.
Он сразу же выпрямился, губы сжались в линию, в глазах появился металлический блеск:
– Я иду, донна Клара. Я знаю, как найти Замок Источника. Это донна Фуэнте, колдунья, у нас в поселке про нее каждый ребенок знает… Я уже иду.
– Диего! – я схватила его за рукав. – Это безумие! Донна Фуэнте сварит тебя, как цыпленка, ты не спасешь Аманесера и погубишь себя!
Я говорила как раз то, чего не следовало говорить. Он крепче сжал губы и осторожно высвободился:
– Донна Клара, я должен.
– Она же баба! – крикнула я. – Против любого рыцаря, даже и колдуна, у тебя был бы шанс, но она баба, и…
Я умолкла. Диего смотрел на меня, медленно бледнея.
– Это я виноват, – сказал он с таким ужасом, что у меня замерз кончик носа. – Это моя вина, донна Клара. Я пожелал, чтобы вы изменили рыцарю хотя бы в мыслях… И его сила предала его. В его броне появилась трещина, а донна Фуэнте… как раз и подстерегает тех, кто оступился.
– Не забывайтесь, Диего! Я не изменяла моему рыцарю… даже в мыслях!
– Тогда почему вы не приказали убить меня? Или хотя бы выгнать из дома?
Я молчала. Звездное небо медленно проворачивалось над моей головой.
– Теперь вы видите, что я должен, – тускло сказал Диего. – Умереть… за него, раз уж не получилось за вас. Пусть в позоре… но не мы ведь выбираем, как.
Я схватила его за плечи и развернула к себе:
– Вы не должны умирать, Диего. И я не намерена умирать. Я хочу исправить… спасти Аманесера. И вы должны мне помочь.
– Как? – спросил он безнадежно.
Я выпустила его. Медленно обошла пушку. Вытащила из-за пояса универсальную отвертку и, подсвечивая себе фонариком, склонилась над аккумуляторным гнездом.
* * *Он лежал на верстаке. Остатки одежды с него срезали; он был мускулист и упруг, несмотря на много месяцев в подвале, в ящике со стружками.
– Нога, – тихо сказал Диего. – Глаз… На восстановление одной только ноги уйдет месяц, не меньше…
– Неужели вы думаете, Диего, что для его миссии ему нужен глаз? – спросила я сквозь зубы. – Вы же видели этот чип!
Диего покраснел.
– Расскажите мне о донне Фуэнте, – сказала я, загружая машину.
– Она живет в Замке Источника… Во дворе замка в самом деле есть родник. Чистый источник… волшебный. Он лечит любые раны, исцеляет даже смертельно больных… при одном условии. Человек, пьющий воду из источника, должен верить, что он бабочка.
– Что?
– Искренне верить, донна Клара. За все время существования источника – а это столетия – известны только несколько случаев исцеления. И спасенные потом всю жизнь летали… размахивая руками… с цветка на цветок…
– Это ужасно, – я установила чип в разъеме.
– Это донна Фуэнте… она любит глумиться.
– Зачем ей пленники?
– Затем, – грубовато ответил Диего. Я пропустила дерзость мимо ушей. На экране передо мной вертелась четырехмерная схема чипа; я пыталась сосредоточиться, но все равно ничего не могла понять. В какой-то момент опустились руки – то, что Аманесер мог сделать «на коленке», я не сумею даже с помощью машины…
– Надо забить первую и последнюю ячейку, – сказал Диего, встав за моей спиной. – Как-то так… детерминировать… перемешать любовь и смерть, понимаете? Донна Фуэнте – она… никого не пропустит… а тут такой красавец… он должен сработать, как мина.
– Донна Фуэнте – человек первого или второго порядка?
– Никто не знает! Она носила разъем на лбу, а потом оказалось, что это диадема…
Я вспомнила ее издевательский хохот. Поежилась. Плотнее закуталась в мантилью.
– А вот тут… – Диего полез в монитор пальцем. Я сильно ударила его по руке, он зашипел от боли и убрал руки за спину. – Я хотел сказать, что, может быть, запрограммировать его просто на измор? Аккумулятор у него здоровский… он может ее как взять в объятья, так и… не выпускать. Если она первого порядка, то умрет от жажды или сердечного приступа. Если второго, то ее может в какой-то момент закоротить…
– Она колдунья.
– Она прежде всего баба! Вы же сами говорили…
Я поморщилась. То, что еще четверть часа назад казалось мне верным шансом, теперь уплывало из-под рук, оборачиваясь несусветной глупостью.
– Технически это возможно, – бубнил у меня над ухом Диего. – Если даже Синко… Синко!
Я не успела оглянуться, а он уже расталкивал спящего мавра.
– Синко! Синко, вставай! Есть работа!
– Приказ от сеньора Аманесера?
– Да! Именно что приказ! Иди сюда, вот…
Синко подошел к монитору. Он сильно исхудал, одежда болталась на нем, сквозь прорехи проглядывало ссохшееся коричневое тело.
– Хочешь есть, Синко? – спросила я.
– А? Что? Нет, спасибо, сеньора. Где работа?
– Вот! – Диего ткнул пальцем в монитор, и на этот раз я не стала его останавливать. – Надо тут прошить один мотивчик… сможешь?
* * *Этот не стал отказываться от еды. Все биологические процессы протекали в нем с повышенной интенсивностью – за те несколько часов, что прошли от установки чипа до завтрака, на гладких щеках рыцаря появилась щетина, и он потребовал у слуг бритвенные принадлежности.
Волосы на его голове по-прежнему торчали ежиком. Левый глаз был закрыт аккуратной повязкой, но мне хватило и правого, карего, чтобы ощущать себя неловко. Рыцарь не сводил взгляда с моего лица, а я не осмеливалась – стыдилась? – посмотреть в ответ.