– Хорошо, но сегодня в последний раз, – согласился он с Родионом. – В школу все-таки иногда ходить стоит. Хотя бы для того, чтобы закончить ее со временем.
– И на процедуры я ее тоже не повезу сегодня. Пусть сама учится кататься. У нее свободного времени много.
Хоть мальчик и не сказал, кого же это «ее» он везти не собирается, но родители поняли его сразу.
– Но, Родион, это же негуманно, – попробовала возразить мама.
Сын хлопнул глазами, глядя на нее, и кисло скривил рот. Если мама начинает говорить как учителя, вставляя словечки вроде «гуманно» или и того хуже «педагогично», то с нею дело не выгорит ни в каком случае.
– А если бы мы с тобою так поступали? – продолжала она наступление. – Совершенно непедагогично? – с особенной силой выделила мама.
Все. Оставалась последняя надежда – родитель дубль два.
– Па, когда человек болеет, он же не должен бродить по улицам, – стал подкатывать Родион к отцу.
– Это в том случае, если у него температура, – заметил отец.
«На удивление сегодня несговорчивы предки», – подумал его сын, а в слух сказал:
– Мне кажется, она у меня уже поднялась. Надо проверить.
Он хотел было по-быстрому ретироваться с кухни, в надежде раздобыть в аптечке градусник и заодно переждать неправильное настроение Разуваевых-старших, но отец его опередил:
– Найму сиделку, – сказал, проглотив последний глаз у яичницы, и направился к телефону.
«Чистая победа», – отметил Родион и с уничтожающим предчувствием коварно взглянул на свою порцию завтрака.
* * *– Главное, не раскисай, – говорил Виталька, вваливаясь в квартиру с большим пакетом в руках. – Бывает, знаешь, и хуже.
И сразу же отвел взгляд от Родионова лица, точно не веря в свои слова. Пашка с Артемом неудобно перемялись с ноги на ногу. Они пытались вспомнить те случаи среди своих знакомых, когда, действительно, дела со внешностью обстояли хуже. Но что-то с памятью у них случилось: на ум ничего не приходило.
Родиона очень обрадовал визит друзей, поскольку становилось нестерпимо скучно в обществе с Алисой, которая со вчерашнего дня стала какой-то молчаливой и задумчивой. И есть не просила.
– Ну как там, на воле? – с ностальгией спросил Родион у товарищей, пока те пытались уместиться в маленькой прихожке, раздеться в ней и одновременно не задеть никого локтями.
– Что ты называешь волей? – удивился Виталя, двинув нечаянно Павлика по затылку, когда пытался повесить на вешалку куртку. – Школу? Поражаюсь, как там до сих пор учителя не догадались решетки на окна повесить.
– А ты им подскажи, – посоветовал Артем, склоняясь над своими ботинками. Точно в Пашкину спину лбом уперся.
Павлик согласно хмыкнул, а заодно и спину потер там, где голова Артема впечаталась. Кстати, локоть сразу же впился в Виталькин бок.
– Нельзя, – задумавшись, сказал Виталик. Он, не ожидая покушения на него различных локтей, отшатнулся в сторону от Павлика и наступил на разувшегося уже Артема. – Они же меня первого за них и посадят. Вроде как в клетке. А сверху табличку повесят «Виталиус Дикариус – подходить к клетке ближе пяти метров опасно».
Все рассмеялись. Да, Виталику такая табличка вполне подошла бы. Задыхаясь от приступов смеха, Родион пригласил друзей в зал. А они и не против были.
– Тут тебе мамка что-то собрала, – протягивая одной рукою пакет, а второю потирая ушибленный бок, сказал Виталя. – Говорит, вдруг тебя в больницу положили.
– Не дождутся, – гордо возразил Родион, вспоминая, как наивные врачи в прошлом году пытались такое дело устроить. Но он им лучше устроил. Теперь в больницу не зовут, говорят, дома лечитесь. А Родиону и лучше: что он в больнице забыл? Ни телевизора, ни видака, ни центра. И стены тоскливо-зеленой краской покрашенные. Словно опять в школу попал, только с одними учителями, без одноклассников.
– Все равно бери, не обратно же его нес... Опс! – остановился наполуслове Виталя, и Родион еле избавил пакет от позорного падения на пол.
Артем сразу как-то закашлялся, а Павлик проронил что-то похожее на «ничего себе». Родион удивленно заглянул в комнату, ожидая увидеть по крайней мере зеленых человечков с антенками, рассекающих по комнате на персональных малиновых тарелках, а там оказалась только квартирантка на персональной коляске. Родиона передернуло при виде этого средства передвижения.
– Ничего, – постарался сгладить негативное впечатление своих друзей мальчик, – она нам не помешает. Я ее сейчас в другую комнату отправлю.
Виталя, как завороженный стоя в дверях, не сразу понял смысл последней фразы. Она пробивалась в сознание медленно, как сквозь кисель, а когда, наконец, достигла своей цели, как водой окатила. Мальчишка быстро развернулся и сам отправил своего друга в другую комнату, продвигаясь туда вместе с ним.
– Зачем отправлять? Или ты боишься, мы отобьем твою девчонку? – попутно шипел он так, чтобы в зале его не было слышно. По глазам Родион видел: Виталя не против был бы отбить.
– Не девчонка она мне. Родственница, – ошарашенно промямлил он.
– И ты скрывал такую классную родственницу? – уже с обидой в голосе спросил Виталя.
Классную? Родион не поверил своим ушам. Он на всякий случай заглянул в зал. А, вроде, и ничего. Если не вспоминать, сколько бед она ему принесла, совсем даже ничего. Жалко за Пашкой с Артемом плохо видно.
– И не познакомит, а еще другом зовется, – укорял Виталька на ухо. – Хоть скажи, как зовут ее.
– А... – мальчик замялся, забыв от неожиданности ненавистное имя. Вместо этого вырвалось, – так она ж не ходит.
– Что, совсем? – удивился друг. Родион, все еще не отрывая взгляда от девчонки, кивнул. – Дела, – резонно заметил Виталя и тоже молча уставился мимо коротко стриженных затылков друзей.
Звонок в дверь неожиданно прервал эстетическое любование друзей. «Я же говорил, он всегда не вовремя», – подумал Родион про звонок и отправился открывать дверь. Обилие обуви в прихожей затруднило продвижение вперед, но мальчик все же добрался до своей цели и повернул ручку.
Он стоял и спрашивал сам себя: «Зачем только я так рвался сюда?»
За порогом, раздражая глаз неизменными усиками и серьгою в ухе, стоял никто иной, как Афанасий Викторович.
– Я из агентства по найму сиделок, нянь и гувернанток. Вы звонили и заказывали сиделку.
Мужчина это не спросил. Он тоном, не терпящим возражения, информировал Родиона, без приглашения вошел в квартиру и, не разуваясь, проследовал дальше.
– Что это за собрание? – рьяно приступил Афанасий Викторович к своим обязанностям. – Больная нуждается в тишине и покое. Освободите, пожалуйста, помещение. Почему девочка выглядит усталой? У нее синие круги под глазами, – он грозно посмотрел на Родиона. – Возьми на кухне полотенце, то, что висит на спинке стула у окна, намочи его холодной водой и принеси сюда.
Мальчик от такого напора, почему-то забыв, как можно возражать и возмущаться, послушно юркнул на кухню, радуясь возможности хоть ненадолго не видеть лица с усиками. Полотенце, действительно, висело на стуле у окна. Родион от волнения не подумал удивиться осведомленности Афанасия Викторовича. А стоило бы.
Возвращаясь в зал, он увидел, как в прихожей скоро, словно в армии, собирались ребята.
– Держись, – полушепотом пожелал Виталька, а Пашка с Артемом только сочувственно вздохнули и все пулей вылетели из квартиры, на ходу застегивая куртки и наматывая на шеи шарфы.
«Что за странная способность у этого Афанасия Викторовича распугивать народ?» – грустно думал Родион, заходя в зал.
– Будешь ей делать холодные компрессы, – услышал мальчик мягкий, но чем-то пугающий голос. От него кровь в жилах загустела и замедлила свое движение. Стало не по себе.
– Что-о? – слабо попытался возразить Родион.
– И массаж головы, – повысив голос с железными нотками перебил его мужчина с усиками и холодно сверкнул глазами.
Перед глазами, как кадр из фильма, мелькнула ожившая коляска, мчащаяся с Афанасием Викторовичем по улицам города. Только он не был испуган, как Родион ночью. Он дьявольски смеялся. Смотрел на мальчика, манил его пальцем к себе. И смеялся. А в ухе, как заведенная, болталась из стороны в сторону перевернутая звезда. Моргала холодным, стальным блеском в такт биению сердца Родиона. Скорость коляски стала падать, звезда начала останавливаться. Сердце Родиона тоже.
Видение мелькнуло и пропало. Остались только пристальные, холодные глаза.
* * *– Свобода, – облегченно вздохнул Родион, закрыв последний замок входной двери.
Он развернулся на сто восемьдесят градусов и блаженно прислонился к холодной кожаной обивке. Сердце на радостях заколотилось быстрее, и счастливый Родион стал отсчитывать удары. Просто не хотелось ни о чем думать в такую минуту, вот он и начал считать. Дойдя до тридцати шести, он сбился, и, радостно рассмеявшись, полулетящей походкой зарулил на кухню.