– Я же с самого начала признал, – терпеливо повторил Дарэм, – что моя болезнь всё объясняет. Я воображал себя – потому что был психически нездоров – Копией в двадцать третьем поколении другого Пола Дарэма из другого мира.
– Потому что были психически нездоровы! Тут и делу конец.
– Нет. Потому что сейчас я вполне рационален, и это можно удостоверить, а логика теории пыли представляется мне по-прежнему осмысленной. При этом не имеет значения, истинны мои воспоминания, ложны или то и другое одновременно.
Мария застонала.
– «Логика теории пыли»! Это не теория. Она не поддаётся проверке опытом.
– Не поддаётся проверке – для кого?
– Для кого угодно! То есть… даже если предположить, будто всё, во что вы верите, правда, вы прошли через двадцать три эксперимента и до сих пор не знаете, что вам удалось доказать или опровергнуть! Как сами сказали: ваша болезнь всё объясняет. Неужели не слышали про бритву Оккама: если чему-то есть простое объяснение, не надо искать более сложные способы растолковать то же самое? Никакая «теория пыли» не нужна, – слова Марии гулко разнеслись в полупустой комнате. После паузы она добавила: – Мне нужен свежий воздух.
Дарэм твёрдо ответил:
– После двадцати трёх двусмысленных результатов я наконец знаю, как всё сделать правильно. Копия плюс виртуальное окружение – это лоскутное одеяло, мешанина. Такая система слишком скудна, мало детализирована и непоследовательна, чтобы быть самодостаточной. А будь она самодостаточной – и весь виртуальный мир, в котором я находился, сохранялся бы вместе со мной. Такого ни разу не случилось. Вместо этого я каждый раз оказывался человеком из плоти и крови, имеющим причину считать, что у него со мной одно прошлое. Это объясняло структуру моих воспоминаний гораздо лучше, чем виртуальная реальность, даже когда приходилось прибегнуть к такому объяснению, как сумасшествие.
Теперь мне предстоит построить самодостаточную структуру, у которой могло быть только одно прошлое.
Мария несколько раз глубоко вздохнула. Всё это было почти невозможно терпеть: унылая квартира Дарэма, его космическое визионерство и неодолимая механистическая логика, перемалывающая любые попытки извлечь из его болезни здравые выводы. Врачи и правда вылечили его: он был нормален – просто не хотел расставаться со своим вымышленным прошлым и потому изобрёл безупречно логичную, неопровержимую причину оставить его при себе.
Если он в самом деле рассказывал всё это копам, почему они продолжают его преследовать? Им следовало понять, что он безвреден, и оставить его в покое, а безмозглые клиенты пусть сами о себе заботятся. Этот тип даже себе ничем не угрожает. А если когда-нибудь он сможет хоть толику энергии и ума, которые вложил в свой «проект», направить на что-либо полезное…
– Вам известно, что такое конфигурация «Эдемский сад»? – осведомился Дарэм.
Вопрос застал Марию врасплох. Она секунду поколебалась, затем ответила:
– Да, конечно. В теории клеточных автоматов это состояние системы, которое не может быть результатом ни одного предыдущего состояния. Никакое другое распределение клеток не может этого породить. Если вам требуется конфигурация «Эдемский сад», придётся с неё и начать – ввести ручками в качестве первого состояния системы.
Дарэм ухмыльнулся, словно она только что полностью признала его правоту.
– И что? – переспросила Мария.
– Разве неочевидно? Клеточный автомат – не виртуальность из лоскутков: она столь же последовательна, как физическая вселенная. Нет путаницы законов, действующих на макроуровне; каждый из них специально подогнан к определённой функции – один и тот же набор правил применим к каждой клетке. Верно?
– Да, но…
– Значит, если я выставлю клеточный автомат в конфигурацию «Эдемский сад», прогоню на несколько миллионов тик-таков, а потом выключу, образовавшаяся структура будет продолжаться и найдёт себя в пыли – независимо от текущей версии меня и нашего мира, но она по-прежнему будет недвусмысленно вытекать из своего первоначального состояния, которое невозможно объяснить правилами самого автомата. Состояние, которое было обязано быть сконструированным в другом мире, в точности, как я и буду помнить.
До сих пор проблема заключалась в том, что мои воспоминания всегда полностью поддавались объяснению в рамках нового мира. Я выключался в виде Копии и оказывался в теле из плоти и крови с воспоминаниями, которые могли возникнуть в результате действия законов физики из предыдущего состояния физического мозга. Этот мир уже может объяснить меня только как человека, страдающего невероятными галлюцинациями. И всё же не приходится отрицать, что здесь у меня имеется последовательная история, которую нельзя в буквальном смысле назвать невозможной. Так что вынужден признать: независимо от того, во что я лично верю, исход эксперимента не был однозначен. Я всё-таки могу ошибаться.
А вот клеточный автомат в конфигурации «Эдемский сад» не может иметь никакой внешней истории! Это невозможно математически! Если я окажусь во вселенной клеточного автомата и смогу отследить своё прошлое за пределами «Эдемского сада», это послужит решающим доказательством, что я действительно положил начало этой вселенной, пребывая в предыдущем воплощении. «Теория пыли» будет доказана, и я наконец узнаю, без всякого сомнения, что не был всё это время просто безумен.
Мария была ошеломлена. На одном уровне она понимала, что пора перестать подыгрывать Дарэму, прекратить принимать его идеи всерьёз. На другом – ей казалось, что, если Дарэм ошибается, ей бы следовало иметь возможность указать, в чём именно. Ей не пришлось бы просто обзывать его сумасшедшим и прекращать слушать посреди объяснения. Наконец она сказала:
– «Окажетесь во вселенной клеточного автомата»? Вы же не имеете в виду «Автоверсум»?..
– Нет, конечно. Невозможно преобразовать человека под биохимию «Автоверсума».
– Тогда что же?
– Есть такой клеточный автомат ТНЦ: Тьюринг, фон Нейман, Цзян. Цзян разработал его в 2010-е годы: это усиленная и более элегантная версия того, над чем фон Нейман работал в 1950-х.
Мария неуверенно кивнула: она об этом слышала, но то была не её область. Она знала, что Джон фон Нейман со своими учениками разработал двухмерный клеточный автомат, простенькую вселенную, в которую можно поместить сложную структуру из клеток, слегка напоминающую механизм, собранный из «Лего», и та будет работать одновременно как универсальный конструктор и универсальный компьютер. Стоит задать подходящую программу – цепочку клеток, интерпретируемую не как часть машины, а как закодированные инструкции, и механизм выполнит любые расчёты, построит что угодно. Включая копию самого себя, которая может построить ещё одну копию и так далее… Маленький самовоспроизводящийся игрушечный компьютер, способный существовать бесконечно.
– Версия Цзяна была трёхмерной, так? – уточнила Мария.
– Намного лучше. Она была N-мерной: четырёх-, пяти-, шести-. Сколькоугодномерной! Таким образом, места для данных оказывалось сколько угодно, и до них было легко добраться. Первоначальная двухмерная машина фон Неймана за каждой следующей единицей данных была вынуждена тянуться дальше и дальше, ждать дольше и дольше. В шестимерном ТНЦ-автомате можно построить трёхмерную компьютерную решётку, которая будет расти бесконечно, а каждый узел-компьютер – иметь собственную трёхмерную память, тоже способную к безграничному росту.
– А вы-то как собираетесь вписаться в это? – промямлила Мария. – Если, по-вашему, трудно перевести человеческую биохимию на язык «Автоверсума», как вы намерены себя закодировать в шестимерном мире, предназначенном исключительно для существования машин фон Неймана?
– Вселенная ТНЦ – это единый, большой и постоянно растущий процессорный кластер. В нём можно запустить мою Копию…
– Я-то думала, смысл в том, чтобы уйти от Копий!
– …в виртуальной среде, позволяющей ей взаимодействовать с уровнем ТНЦ. Да, я буду, как обычно, «лоскутной» Копией, тут альтернативы не подберёшь, но я буду связан и с самим клеточным автоматом, свидетелем его работы и смогу воспринимать его законы. Наблюдая за ним, я сделаю его частью того, чему потребуется объяснение. И когда эта симулированная ТНЦ-вселенная, функционирующая в физическом компьютере, внезапно будет отключена, наилучшим объяснением моего восприятия окажется продолжение существования именно этой вселенной, – продолжение, сотканное из пыли.
Мария почти увидела это перед собой: громадная решётка, состоящая из компьютеров, зародыш порядка в океане бессмысленного шума, расширяющийся миг за мигом одной лишь силой заложенной в нём логики, извлекая строительные блоки из хаоса, не являющегося ни пространством, ни временем; всё, что для этого требовалось, – дать сами определения времени и пространства.