Хайнц Кноке - Я летал для фюрера. Дневник офицера люфтваффе. 1939-1945 стр 34.

Более того, трудность представляет вопрос укомплектования эскадрильи. Подавляющая часть опытных летчиков или погибла, или ранена. На западе и на востоке наша линия фронта каждый день понемногу отходит назад. Сейчас мы ждем новое «секретное оружие».

Мы, летчики-истребители, в частности, очень ждем появления реактивных самолетов. По идиотскому распоряжению Гитлера, данному несколько недель назад, первые реактивные двигатели, которые сойдут с конвейера, будут использованы исключительно как «оружие возмездия».

Гитлер с гневом отверг протесты командного состава истребительной авиации всех уровней, Галланда и даже Геринга. Нам запрещено обсуждать возможность использования реактивного двигателя в воздушных боях.

Немецкая авиация медленно истекает кровью, защищая рейх. Наши города, заводы полностью разрушены, они практически беззащитны перед методичными бомбардировками англичан и американцев. А в это время единственное, о чем может думать Гитлер, — это «возмездие»!

Если бы нам предоставили хотя бы одну или две авиагруппы, оснащенные новыми «Ме-262», мы получили бы хороший шанс для исправления ситуации. В противном случае война в воздухе будет проиграна.

Два дня назад меня направили в 8-ю истребительную дивизию. Моя эскадрилья переведена под Вену. Я здесь, чтобы получить пополнение и самолеты, перед тем как отправиться воевать в Венгрию.

Сегодня у меня была прекрасная встреча. Генерал-майор, начальник штаба дивизии, пригласил меня в штаб, чтобы представить начальникам отделов. В отделе разведки я встретил того, кого ожидал встретить меньше всего! Старший лейтенант Гюнтер Герхард! Я не мог поверить своим глазам!

Это мой старый друг, который, как мне сообщили, погиб больше двух лет назад. Гюнтеру тоже сообщили, что я погиб в ожесточенной схватке на западе.

Это был один из самых счастливых сюрпризов войны для меня. По моей просьбе Гюнтер немедленно назначен в мою эскадрилью, заменив капитана Маршалла в должности моего адъютанта. Мой старый друг был в восторге, сменив гнетущую атмосферу в штабе на чистый воздух боевой части.

За последние несколько дней я постоянно получал пополнение. Летчики, направленные в мою эскадрилью, являлись на рапорт в штаб. Среди них было несколько знакомых лиц, пилоты, вернувшиеся к боевым действиям после госпиталя. Некоторые из них летали на бомбардировщиках до того, как были расформированы их части.

Наши самолеты должны прибыть в течение нескольких дней. Я могу только надеяться на то, что это будут реактивные машины.

Сегодня рассеялись все мои надежды на будущие операции.

Вскоре после полуночи я получил по телефону приказ направиться в Анклам, на север Германии. Я лично должен поехать туда заранее на автомобиле и доложить командному составу истребительной авиации, созванной рейхсмаршалом Герингом.

После того как я отдал необходимые приказы но эскадрилье, в 3.00 вместе со старшим лейтенантом Герхардом и водителем отправился в дорогу. У нас 36 часов, чтобы добраться до Анклама через Прагу, Дрезден и Берлин. Мы запаслись топливом на всю дорогу, поскольку не были уверены, что сможем заправиться но дороге.

Около 16.00 мы остановились для короткого отдыха в гостинице в чешской деревне, заказав по чашке кофе. Отдохнув, я сел за руль, и мы продолжили путь. Мы не проехали и километра, как, потеряв управление, машина взорвалась. Мы врезались в парапет моста. Сидевшего рядом со мной Герхарда выбросило из машины, и он сломал ногу. Водитель выбрался из машины, потом потерял сознание. Меня самого прижало к сиденью. Я был ранен — осколки попали мне в ногу, из моих сапог сочилась кровь. В отчаянии я попытался выбраться из-под обломков. Послышался шум еще одной приближающейся машины, затем взрыв. Последовал страшный удар — «фольксваген» врезался в наш автомобиль. Его вынесло с дороги, и он свалился в глубокий кювет на другой стороне. Прилагая отчаянные усилия, я в конце концов выбрался из машины. Мое левое колено разбито, как и правое бедро. Лежа на спине, я медленно полз, отталкиваясь локтями, стараясь добраться до ямы на обочине.

Прошло два часа, прежде чем нас подобрали эсэсовцы. Водитель второй машины мертв. Катастрофы с обеими машинами, как выяснилось, вызваны взрывом магнитных мин. Это дело рук чешского подпольного террористического движения.

Ночью нас забрали в госпиталь военно-воздушных сил, где Понтеру и мне немедленно сделали операции. Моя левая нога распухла и побелела. Хирург сначала хотел ее ампутировать, поскольку не надеялся спасти. Я был в полном отчаянии. Мне не хотелось провести остаток моих дней калекой. Потребовалось два с половиной часа работы, чтобы привести мое колено в относительный порядок. На обе ноги мне наложили шины, после чего наконец отправили в палату, где уже лежал Гюнтер, которому тоже наложили шину на одну ногу. У него было еще несколько серьезных травм.

Я попросил одну из медсестер принести мою сумку и достал бутылку бренди, которую мы с Гюнтером осушили за несколько минут.

В эту ночь я не чувствовал никакой боли!

Восемь недель — восемь долгих, бесконечных недель — я лежал в постели и не мог пошевелиться. Гюнтер лежал в соседней кровати. Дни монотонно сменялись мучительными ночами.

Раны на моем левом колене зажили. Правая нога постепенно становится короче, мне придется смириться с этим.

Доктор обещал скоро разрешить мне встать. Завтра утром снимут шины.

Сегодня рано утром мне сняли шины. Обе мои ноги стали страшно худыми. Правое колено словно одеревенело. Я настолько ослаб, что едва смог сесть на кровати. Хотел сделать шаг, чтобы посмотреть, смогу ли встать, смогу ли ходить, в конце концов. Но каждый раз, когда я пытался встать, у меня начиналось головокружение.

Два дня назад я сделал мои первые шаги, опираясь на костыли, и прошел но палате. Вчера рискнул выйти в коридор. Сегодня отправлюсь на короткую прогулку к реке Молдау. Я должен снова ходить. Даже если придется начинать все сначала, как маленькому ребенку, я готов к этому.

Каждый день я совершаю чуть более длинные прогулки. С помощью одной из сестер дошел до театра. Это десять минут ходьбы для здорового человека, но у меня путь занял больше часа. Мои руки покрылись ранами и волдырями, но я делаю явные успехи.

Меня отправили на курорт в австрийские Альпы для лечения радоном. Неподвижность левого колена постепенно проходит. Но правая нога все еще ничего не чувствует, она висит на поврежденном бедре и стала короче более чем на пять сантиметров.

Провожу много времени в долгих и утомительных прогулках с костылями по снегу. Каждый день принимаю радоновые ванны, которые должны стимулировать мышцы и суставы.

Военные сводки просто убийственные. Я обозначаю продвижения противника на запад и восток на моей карте и пришел к заключению, что победа недостижима.

Я не верю, что война кончится с ясными результатами или будет реальный победитель. Единственно возможная победа — это установление прочного мира. Я не понимаю, как можно достичь прочного мира, пока существует большевизм. Придет день, когда они захотят завоевать весь мир, основываясь на коммунистической теории о мировой революции. Цена, которая будет уплачена за это, — порабощение всех народов, всего человечества.

Лило удалось добиться моего перевода в морской госпиталь в Сандербуше (позднее перешедший к канадской армии как 7-й канадский армейский госпиталь). Он находится всего в нескольких километрах от Джевера. У нас очаровательный домик, который Лило превратила в уютное гнездышко. Там она меня сейчас ждет с нашими детьми. Мы хотим быть вместе, что бы ни случилось за последние тяжелые дни войны.

Я еще упорнее стал ходить на костылях, ради моих родных. Мое единственное желание — поскорее вернуться домой. Для меня, калеки, война закончилась.

Зальцбург подвергся массированной бомбардировке перед тем, как прибыл мой поезд. Нас пересадили на грузовики — 20 изрешеченных машин — и отвезли на следующую железнодорожную станцию.

Пронизывающе холодной ночью мы приехали в Розенхайм, где должны дождаться восстановления сообщения с Мюнхеном. В результате бомбардировки станция разрушена.

Тысячи людей в панике бросились врассыпную, услышав свист бомб в воздухе. Лишенные возможности убежать из-за ран, мы бросились на землю между рельсами и лежали, пока не закончился свинцовый дождь. Потом мы собрались в кучу и мерзли несколько часов, дожидаясь поезда.

Станция в Мюнхене горела, когда мы туда прибыли. Англичане бомбили и здесь. Медсестры из Красного Креста помогали мне, когда я уже не мог передвигаться самостоятельно. Мои товарищи остались в Мюнхене, в госпитале.