- Я пришла бы раньше, но не могла освободиться, - сказала она столь же тихо. - Я была просто в ужасе, опасалась, что ты уже уехал домой.
- Я собирался завтра отправиться в путь. Но... - Он облизнул губы.
Фейлис была глубоко тронута тем, что столь мужественный человек может опасаться слов, которые собирается произнести. - Я могу остаться, если... А почему ты не вернулась в Скайгольм?
- Сказала Иерну, что нуждаюсь в отдыхе - настоящем, без тамошней тесноты... после всего пережитого. Он согласился отпустить меня на неделю, а сам отправился сегодня утром вверх на челноке. ("Почему бы и нет? Анжелан согреет ему постель или кто-нибудь еще, если той не окажется на месте".) Мысль эта разгневала ее по-настоящему, выжигая застенчивость. Она заговорила громче, теперь уже без колебаний. - Я не мотаа прийти сюда раньше, чтобы он ничего не узнал. Иерн запретил мне встречаться с тобой.
Джовейн мрачно ответил:
- А что он сказал тебе обо всей этой истории?
- Я не могу поверить его словам. Он сказал, что у тебя было с собой ружье, что ты стрелял в него. Что ему не оставалось ничего иного - как только протаранить твой самолет и выпрыгнуть. Он показал мне ружье. Накатил гнев. Она схватила его за руку и впилась в нее ногтями. - Этого не может быть! Не может быть!
Джовейн покачал головой.
- Наглая ложь, - ровным голосом объявил он. - Он обдуманно пошел на столкновение. У моего самолета сразу отвалилось крыло, поэтому я не смог спланировать... и пока падал вниз, не смог вовремэ отстегнуться и выпрыгнуть. Это он хотел убить меня. У него сломался пропеллер, однако он сумел сохранить высоту перед прыжком. А потом, когда мы еще были вдвоем, сунул мне под нос эту винтовку и пригрозил обвинить меня в том, будто я пронес ее на мирный поединок и воспользовался ею, если я не разорву все отношения с тобой и не перестану активно участвовать в политической жизни Домена.
Ощутив вдруг дурноту, она припала к нему, Джовейн отставил костыль, чтобы обеими руками обнять ее. Губы его перебирали ее волосы. За мягкой тканью она щекой ощущала его сердцебиение.
- Винтовка принадлежала ему, - проговорил Джовейн. - Должно быть, прихватил ее на всякий случай, чтобы шантажировать. Если я не погибну.
- Сопротивляйся. Потребуй суда Кланов.
Он грустно рассмеялся:
- Едва ли это разумно. Увы, я не могу доказать даже тебе, что не являюсь лжецом и незадачливым убийцей.
- Он говорил об отпечатках пальцев. Пусть покажет их... и пулевые пробоины.
- Они окажутся там, наверное, их уже сфальсифицировали... вместе с отпечатками пальцев... да, я взял в руки оружие, забывшись от боли и удивления, когда он бросил его в мои руки. Иерн тут же забрал ружье.
На нем должны остаться и его отпечатки. Впрочем, любые отпечатки можно стереть, так что никто не догадается. - Джовейн вздохнул и обнял ее покрепче. - Нет, зачем мне вытаскивать на свет всю эту грязь? Ничего нельзя доказать. Все окончится просто скандалом, и ты, Фейлис, пострадаешь больше нас, хотя ни в чем не повинна. Я не хочу шума, а потому вернусь в родные горы... эта участь не пугает меня.
Она высвободилась, отступила на шаг, стиснула кулаки и крикнула ему в лицо:
- Ну зачем ему это понадобилось? Да, он эгоист и тщеславен.. но я никогда не подозревала, что он - такое чудовище!
- Не преувеличивай, - пожал плечами Джовейн. - Будем считать это случайностью... Надеюсь, что когда-нибудь он пожалеет о ней. Просто он счел опасным высокопоставленного среди аэрогенов геанца, к тому же обладающего связями в Эспейни, которой он не доверяет. Я думаю, сильней всего в нем говорила ревность. Он боится потерять тебя, зная, что мы с тобой всегда были близки по духу, хотя редко встречались лично. Он усмотрел в поединке шанс отделаться от меня и умело использовал его... Вот что, будем все-таки объективны. Он мог просто прикончить меня - я же был совершенно беспомощным - разбить череп прикладом винтовки и спрятать ее. И никто ничего не заподозрил бы.
Иерн решил довольствоваться шантажом. Так что скорее всего он не намеревался меня убивать.
Она затрепетала.
- Скажи мне еще раз, - взмолилась она. - Повтори и не один раз, я должна в это поверить: говори - Иерн просто на миг обезумел.
- Потому что тебе придется жить с ним? - пробормотал Джовейн. - А надо ли? В любом случае он не имеет права решать, с кем тебе дружить.
- Ну... но он сумел подстроить тебе такую подлость? - задохнулась Фейлис. - Что же касается остального... я тебе уже говорила. Мои родители люди сельские и старомодные, Если я решусь на развод, горе отца сделается в два раза тяжелее; ведь скорее всего именно мой тесть станет следующим Капитаном, а папочка всегда утверждает, что, поскольку в Домене и без того довольно всяческих неурядиц, дом Капитана должен быть выше всяких скандалов. - Она отошла к столу и принялась нервно крутить чашу из резного хрусталя, вещицу старинную и прекрасную. - Хочу напомнить тебе, проговорила она, - что Иерн никогда не относился ко мне плохо. С его точки зрения, проявлял чистую доброту и благородство. Я выскочила за него по любви, однако, увы, ничего хорошего у нас не получилось, но он старается, как и прежде.
Дело вовсе не в том положении, которое он мне обеспечивает. Если оказывается дома, он всегда ко мне пылок и терпелив. А если ему не удается сдержаться, пулей вылетает из дома, но скоро возвращается - с роскошным букетом, тащит куда-нибудь в лучший ресторан... или придумывает что-нибудь в том же роде. Честно признаюсь, в семейной жизни я проявляла куда меньше рвения. - Фейлис повернулась к Джовейну.
- Но как он мелок! - вырвалось у нее. - А теперь еще это. Я то видела в нем честного человека, но после того что он сделал тебе...
Опираясь на костыль, Джовейн шагнул к ней. В разрезе халата Фейлис заметила поврежденную ногу - она была не в гипсе, а в лубках. Хорошо, перелом не тяжелый, только бы не было осложнений, и, видимо, не слишком докучает ему.
- Дорогая, - сказал он. - Не уходи от меня в тревоге за свою жизнь...
Ничего не бойся. Говорю тебе, это, скорее всего, случайное совпадение.
Я не хочу в чем-то винить его... Ты так очаровательна.
"А ты так благороден", - хотелось ответить ей.
Он потянулся к ней. Они опять были рядом. Пришло решение.
- Послушай, - проговорила она. - Я намереваюсь поддерживать с тобой связь - что бы он ни твердил. Конечно, если ты не против.
- Чего еще могу я желать?
- Мне нужны твои советы... Разреши мне писать тебе, как и прежде.
Отвечать будешь на тайный адрес, откуда я буду забирать твои письма...
Дорогие сердцу письма.
- Жаль, что тебе приходится идти на все эти уловки, - медленно проговорил он. - Ты чересчур чиста для подобных поступков.
- Увы, что делать, придется ловчить. Хотя бы временно, пока не найдется какой-нибудь способ изменить ситуацию.
- Найдется! - Он привлек ее к себе, и губы их слились в поцелуе.
- Найдется, любимый. А пока мы получили неделю быть вместе... Мне еще не приходилось изменять Иерну... Будь со мной ласков, дорогой.
И он не в силах был отказать ей...
Только поздно вечером Фейлис оставила его дом.
Глава 8.
1.
Достигнув известной меры Озарения, Ганна Уанговна Ким обрела наконец-то ясность, охватившую всю ее жизнь, принося с собой нечто большее, чем простое удовлетворение или даже счастье. И все это порождалось уверенностью в том, что она составляет единое целое с Геей.
Она не стала неуязвимой: боль и печаль все еще могли ранить ее. Так всегда и случалось, когда ей приходилось видеть несчастья других.
Перечитывая исторические труды, она радовалась тому, что Красная долго наслаждалась миром и процветанием, а посему и страна ее, и сама она были избавлены от всяческих смут. Но Гея есть Гея, она дарует награды и в несчастьях, даже когда это заочное поощрение приносит всего лишь облегчение кому-то другому. Ганна старалась быть лестной и избегать самодовольства. Уже одно призвание ее требовало этого, вырабатывая способность осознавать суть и духовный мир человека. "Ну, - говорила она себе, - мускулам хорошо, когда они используются, разве не так?"
В этот день Ганна вернулась от смертного одра старика. Она оставила его умирающего во сне, зная, что он не проснется. Слова и мантры <Аналог молитвы в буддизме.>, совместная медитация даровали умирающему благословенное облегчение: тело его покорилось тому, что уже давно осознал разум: настало время свершения. Когда глаза старика закрылись, Ганна, повинуясь порыву, коротко прикасаясь губами к его губам, заметила на них улыбку. Старик еще чуточку улыбался, когда она ушла.
Она закрыла за собой дверь спальни, и сидевшие в столовой родственники встали и низко склонились.
- Он отдыхает, - сказала она. - И будет пребывать в покое до самого конца, которого теперь ждать недолго.
Они склонились снова.
- Достопочтенная госпожа, - проговорил седовласый старший сын старика.