- Это что - допрос?
- Называйте это как вам будет угодно.
- Могу я вас спросить, в качестве кого вы задаете мне этот вопрос?
- В качестве старшего по должности.
- Хорошо.
Мегрэ не торопился с ответом. Никогда в жизни он не чувствовал себя в таком унизительном положении.
Пальцы его, сжимающие погасшую трубку, побелели от напряжения.
- Я лег в половине одиннадцатого, после того как вместе с женой посмотрел телевизионную программу.
- Вы обедали дома?
- Да.
- В котором часу вы вышли из дому?
- Я к этому подхожу, господин префект. Около полуночи зазвонил телефон...
- Ваш телефон значится в телефонной книжке?
- Совершенно верно.
- Не находите ли вы, что это не совсем удобно? Не дает ли это возможность кому угодно, даже тем, кто хочет просто подшутить, звонить вам?
- Я тоже так думал. В течение многих лет моего телефона не было в книжке, но люди все же как-то узнавали его. Переменив свой номер пять или шесть раз, я решил печатать его в телефонной книжке, как все люди...
- Что очень удобно для ваших осведомителей...
И что также позволяет обращаться непосредственно к вам, а не в уголовную полицию... Таким образом, все заслуги по удачно раскрытому преступлению публика приписывает лично вам...
Мегрэ заставил себя промолчать.
- Так вы говорите, что вам позвонили около полуночи?
- Сначала я разговаривал в темноте. Но беседа затянулась. Когда моя жена включила свет, было без десяти двенадцать.
- И кто же это вам звонил так поздно? Кто-нибудь из знакомых?
- Нет. Какая-то женщина.
- Она назвала свое имя?
- Несколько позднее.
- Значит, не во время этого телефонного разговора, который вы якобы вели с ней?
- Который я действительно вел с ней.
- Допустим! Она назначила вам свидание в городе?
- В некотором смысле - да.
- Что вы хотите этим сказать?
Мегрэ начинал понимать, что вел себя в той истории глупо, и ему стоило большого труда признаться в этом перед молокососом с самодовольной улыбкой.
- Она только что приехала в Париж, где никогда до этого не бывала...
- Простите...
- Я повторяю то, что сказала мне она. Она добавила, что является дочерью судьи из Ла-Рошели, что ей восемнадцать лет, что она задыхается в кругу очень строгой семьи... И когда одна из ее школьных подруг, прожившая год в Париже, стала расхваливать ей все прелести и возможности столицы...
- Оригинально, не правда ли?
- Мне приходилось слышать и менее оригинальные признания, которые, однако, не становились от этого менее искренними. Известно ли вам количество молодых девушек, в том числе и девушек из хороших семей, которые каждый год...
- Я знаю статистику...
- Я согласен с вами, что история не нова, и, если бы все дальнейшее звучало в том же духе, я, пожалуй, ничего бы не предпринял. Она уехала из дома, не предупредив родителей, взяв с собой лишь один чемодан и небольшие сбережения.