Наконец дверь отворилась, но вышла только рыжая санитарка и, не глядя на них, торопливо направилась к другой двери, потом пошла обратно, держа что-то в руках, - они не могли разглядеть, что именно. Им не удалось остановить ее, спросить, как идет операция.
Все четверо посмотрели ей в лицо, но, к своему разочарованию, прочли на нем только профессиональную озабоченность.
- Если все кончится плохо, я этого не переживу, - сказала мадам Жанвье, которая, несмотря на поставленный ей стул, продолжала стоять, дрожа, боясь потерять секунду, когда наконец откроется дверь.
Раздался шум, обе створки дверей операционной распахнулись, и показалась тележка. Мегрэ схватил мадам Жанвье под руку, чтобы помешать ей броситься вперед.
На мгновение он испугался: ему показалось, что лицо Жанвье закрыто простыней. Но когда тележка поравнялась с ними, он понял, что их опасения напрасны.
- Альбер!.. - вскрикнула жена Жанвье, сдерживая рыдания.
- Тихо... - предупредил хирург, проходя мимо них и снимая на ходу резиновые перчатки.
Глаза у Жанвье были открыты, и он, видимо, узнал их. На губах его показалась слабая улыбка.
Больного увезли в одну из палат. За ним следом пошли жена, Люка и сосед, а комиссар задержался у окна, чтобы поговорить с врачом.
- Он будет жить?
- Нет оснований опасаться плохого исхода. Выздоровление будет долгим, как обычно после ранения легкого, и придется соблюдать меры предосторожности, но практически опасность миновала.
- Вы извлекли пулю?
Хирург на минуту вернулся в операционную и вышел оттуда, держа в руках окровавленную марлю, в которую был завернут кусок свинца.
- Я возьму это с собой, - сказал Мегрэ. - Потом верну. Он ничего не говорил?
- Нет. Пока давали наркоз, он что-то бормотал, но очень невнятно, а я был слишком занят, чтобы прислушиваться.
- Когда я смогу с ним побеседовать?
- Когда оправится от шока. Думаю, что завтра днем, часов в двенадцать. Это его жена? Передайте ей, чтобы она не беспокоилась. И пусть не пытается увидеться с ним до завтра. Согласно полученным распоряжениям ему предоставлена отдельная палата и сиделка. Простите меня, но я не могу больше задерживаться. В семь часов утра мне снова надо оперировать.
Мадам Жанвье не захотела уйти до тех пор, пока не увидит, как устроили ее мужа. Им велели подождать в коридоре, потом разрешили только заглянуть в палату.
Мадам Жанвье о чем-то тихонько попросила сиделку, женщину лет пятидесяти, похожую на переодетого мужчину.
Выйдя на улицу, они не знали, что делать, - нигде ни одного такси.
- Уверяю вас, мадам Жанвье, все будет прекрасно. Доктор нисколько не беспокоится. Приходите завтра к двенадцати, не раньше. Мне будут регулярно сообщать о его состоянии, и я тут же буду звонить вам. Думайте о детях...
Им пришлось дойти до улицы Гей-Люссака, пока не попалось свободное такси. Не отстававшему от них мужчине с усами удалось на минутку отвести Мегрэ в сторону.
- Не беспокойтесь за нее. Положитесь на мою жену и на меня.
И, только очутившись с глазу на глаз с Люка на тротуаре, Мегрэ вдруг подумал о том, есть ли у мадам Жанвье деньги. Ведь сейчас конец месяца. Ему не хотелось, чтобы она каждый день ездила в больницу на поезде и в метро. А такси стоит дорого. Решил, что завтра этим займется.
Повернув наконец к Люка, он зажег трубку, которую давно уже держал в руке, и спросил:
- Что ты обо всем этом думаешь?
Они находились в двух шагах от улицы Ломон и пошли по направлению к меблированным комнатам мадемуазель Клеман.