В Чернодолье не было гор и лесов, где мог бы скрываться этот отчаянный сброд, однако природных пещер и подземных лабиринтов, образовавшихся еще в те времена когда извергнутая из недр планеты лава, застывая, превращалась в камень, хватало с избытком. Смерть подкарауливала опрометчивого путника в каждой норе, в каждой расщелине.
И тем не менее одинокий человек, уже много дней подряд шагающий через черную, безжизненную пустыню, не выказывал никаких признаков страха или даже осторожности — в светлое время суток шел не таясь, а ночью спокойно спал, с головой завернувшись в старенький плащ, давно утративший свой первоначальный цвет.
Иногда путник разговаривал сам с собой, что с одинаковой вероятностью могло свидетельствовать и о его привычке к одиночеству, и о расстроенном состоянии психики. Покосившись на гранитный валун, мимо которого пролегал его путь, он мог, например, с задумчивым видом молвить: «Ссуды пишутся железом на камне, зато долги пальцем на песке», а вид выбеленного временем черепа, принадлежавшего раньше не то человеку с собачьей челюстью, не то собаке с человеческим лбом, вызывал следующую туманную реплику: «Хорошо тому, до чьих костей ворону не добраться».
Когда впереди замаячила цель его похода — хаотическое нагромождение огромных скал, — путник буркнул себе под нос:
— Зверя узнают по берлоге…
Скоро стало ясно, что исполинский скальный комплекс являет собой не плод деятельности слепых сил природы, а хитро устроенную крепость, запутанный лабиринт, коварную ловушку, способную погубить в своих недрах любую вражескую армию.
Не обнаружив взором ничего такого, что хотя бы отдаленно напоминало вход, путник несколько раз протрубил в рог, звуком которого охотники обычно подзывают собак.
Из какой-то малозаметной щели немедленно вынырнули два весьма странных существа, как бы нарочно созданных для сражений в низких и запутанных подземных норах — могучие горбатые туловища, длинные паучьи конечности, глаза-блюдца, способные видеть даже в абсолютном мраке.
Как и многие другие творения максаров, стражи подземелья не обладали даром речи, однако их самоотверженность, стойкость в бою и преданность хозяевам не имели пределов, за исключением лишь того единственного, который отделяет жизнь от смерти. В моменты опасности они просто-напросто закупоривали лазы своими телами, и извлечь их наружу было куда сложнее, чем вытащить клеща из кабаньей шкуры.
Один из стражей сделал приглашающий жест и, когда гость приблизился к нему вплотную, цепко ухватился за какой-то предмет, скрытый под плащом.
— Пошел прочь, урод! — прикрикнул на него путник. — Не смей касаться меня!
Страж оскалился и зашипел, совсем как разъяренный кот, а его пальцы сразу удлинились, превратившись в устрашающие когти-стилеты.
— Не такого приема я ожидал, — сказал гость с напускной горечью. — Если ты, тварь, еще раз раскроешь пасть или хотя бы косо глянешь на меня, я немедленно отправлюсь обратно. И пусть твой хозяин больше не разыскивает меня.
Он собственноручно извлек из-под плаща и прислонил к подножию скалы свое оружие — видавшую виды многозарядку и боевой топорик, клювообразное лезвие которого пробивало любой доспех и любую самую массивную черепную кость.
Стражи, зловеще блеснув напоследок вурдалачьими глазами, отступили во мрак пещеры, а откуда-то сверху, казалось, с самого неба, раздался голос, для которого лучше всего подходило определение «замогильный»:
— Чем ты опять недоволен, человек?
Путнику пришлось отойти на полсотни шагов назад, чтобы разглядеть стоящую на вершине скалы фигуру, как в кокон, закутанную в черные складчатые крылья.
— Ты плохо воспитываешь свою прислугу, максар, — ответил путник без тени подобострастия. — Нет ничего удивительного в том, что приличные гости избегают посещать тебя.
— Я не очень-то огорчаюсь по этому поводу, — сказало крылатое существо. — В окрестных странах почти нет людей, к которым я испытываю интерес. Кроме тебя, конечно.
— Спасибо на добром слове. Ведь недаром говорят, что скорее ястреб пощадит перепелку, чем максар похвалит кого-нибудь.
— Почему ты решил, что я хвалю тебя, человек? — Выражение лица максара с такого расстояния нельзя было разглядеть, но, похоже, он усмехнулся. — То, что ты мне интересен, еще не означает, что ты мне симпатичен.
— Это уж точно! Честно скажу, я давно собирался признаться тебе во взаимности. Однако заметь, не я начал первым.
— Давай прекратим обмен колкостями… Почему ты не заходишь ко мне в дом?
— Что-то не тянет… Это логово скорее подходит какому-нибудь ядовитому гаду, чем благородному максару.
— Удобств здесь действительно мало, — согласился хозяин. — Зато место неприступное. Я использую его Для разного рода тайных дел. А для увеселения у меня имеется много других дворцов, устроенных на любой вкус.
— Беситесь вы, максары, со скуки. — Путник презрительно скривился. — Вот это тебе, например, зачем? — Он руками, как мог, изобразил взмахи крыльев.
— Опять же от скуки… А может, из любопытства. Что, если полет даст мне какие-то новые, прежде неизвестные ощущения?
— Ну и как — дал?
— Увы! Еще ни один максар не смог взлететь в небо на собственных крыльях. Но сейчас ты увидишь единственное, чему я научился…
Существо, до этого неподвижное до такой степени, что его можно было принять за монумент, венчающий вершину скалы, резко раскинуло огромные крылья и по крутой дуге спланировало вниз. В тот же момент небо, еще совсем недавно бледное и унылое, словно салютуя этому безрассудному поступку, расцвело множеством ослепительно голубых клякс, быстро сливавшихся между собой и совершенно изменявших колорит окружающего пейзажа.
Человек, рядом с которым приземлился максар, невольно сделал шаг назад и ладонью прикрыл глаза, ослепленные небесной лазурью, отразившейся от крыльев, в развернутом состоянии напоминавших фольгу из вороненой стали.
— Понравилось? — осведомился максар.
— Не очень… Лучше будет, если ты закажешь жестянщикам шар, наполненный летучим газом. Они довольно ловко используют их для полета.
— Это заумь. Насмешка над природой! То же самое, что деревянная нога или стеклянный глаз. Максары способны добиться всего своими собственными силами. Без помощи железа и летучего газа.
— Вопрос спорный, — путник пожал плечами и покосился на свое оружие.
— Вам, людям, никогда не понять максаров, неустанно меняющих свой облик. У тебя никогда не будет ни крыльев для полета, ни жабр для плавания под водой, ни детородного органа, своею силой и размерами превосходящего бычий.
— Насчет детородного органа еще стоило бы подумать, а все остальное мне уж точно ни к чему… Но давай лучше поговорим о деле, ради которого ты вызвал меня.
— Давай. — Максар с резким хлопком сложил свои крылья. — Мне не дает покоя один мальчишка.
— Мальчишка? — переспросил гость.
— Да, мальчишка, ты не ослышался… Впрочем, не исключено, что здесь замешана еще и девчонка, но это уже совсем другой разговор. Пока нужно разобраться только с мальчишкой.
— Найти его? Доставить сюда? Защитить от опасности?
— Убить, — сказал максар.
— И ради этого ты заставил меня проделать такой путь? — Удивлению гостя, казалось, не было предела. — Тебе, максару, понадобилась моя помощь в столь ничтожном предприятии?
— Если бы все было так просто… Но, к сожалению, мне некому поручить это дело. Только не задирай зря нос. Если ты выполнишь мою просьбу, внакладе не останешься… Цену назовешь сам.
— Это уж как водится… Мальчишка, надо же! — Гость все еще не мог побороть свое недоумение, граничащее с неверием. — Хорошо, тогда скажи, кто он такой и где его искать?
— Я знаю только, что он существует. Ничего достоверного о его имени и внешнем облике я сказать не берусь. — Максар хотел было по привычке развести руками, но только зашелестел крыльями. — Искать его скорее всего нужно в Стране жестянщиков.
— В Стране жестянщиков тысячи мальчишек. Десятки тысяч.
— Значит, придется убить всех.
— Ну и ну… Задачка, скажем прямо, непростая.
— Почему? Разве тебе трудно убить несколько тысяч человек?
— Даже жестянщики не потерпят, чтобы кто-то вот так просто убивал их детей. Это война. Большая война. На ней сложит головы немало народа.
— Раз нужно, значит, нужно, — максар вдруг подмигнул человеку, что само по себе было зрелищем не для слабонервных. — Это уж твоя забота. Отправляйся куда тебе заблагорассудится, набирай подходящее войско и начинай войну. Только не тяни. Мальчишка подрастает.
— Какой у него сейчас примерно возраст?
— Ну, скажем, он вот-вот достигнет того предела, когда мальчишка превращается в юношу.
— Кто он по рождению — максар?
— Почему ты так решил? — В голосе хозяина замка послышались нотки раздражения.