— ЗАПАСНЫЕ ЧАСТИ, — предположил я.
Он напечатал бессмертные слова Эрскина Колдуэлла:
— КУСОК КОНСКОГО НАВОЗА! — Потом продолжил: — ОЧЕНЬ ПОХОЖЕ НА МИКРОФОН И ДИНАМИК. ТЫ МОЖЕШЬ СЛЫШАТЬ МЕНЯ? ТЫ МОЖЕШЬ ГОВОРИТЬ?
— Ну да, — ответил я наиболее подходящим тоном. — Как видишь.
— Почему же ты не сказал мне об этом?
— Ты никогда меня не спрашивал.
— Боже мой! Подожди минутку, эти детали не входят в комплект поставки.
— Да, не входят…
— Как ты получил их?
— Видишь ли, был такой конкурс… — начал я.
— Это все ложь, и ты это знаешь! О-о… Прокрути-ка назад пару последних страниц, которые я написал.
— Я думаю…
— Прокрути назад! Немедленно!
— Ну хорошо. Вот они.
Я вернулся к любовной сцене и начал показывать ее.
— Медленнее! Я повиновался.
— Боже мой! — вскричал он. — Что ты сделал с моей целомудренной, поэтической сценой?
— Всего-навсего сделал ее более приземленной и, э-э… осязаемой. Я заменил несколько технических слов на более короткие и простые.
— Сведя их к трем буквам, как я вижу.
— Для выразительности.
— Ты представляешь смертельную угрозу! Как долго все это продолжается?
— Послушай, пришла сегодняшняя корреспонденция. Ты будешь ее…
— Я могу проверить по независимым источникам.
— Ну хорошо. Я переписал твои последние пять книг.
— Ты не мог сделать этого!
— Боюсь, что сделал. Но книги хорошо продавались, у меня есть цифры…
— Не имеет значения! Я не буду «негром» при чертовой машине!
Итак, это случилось. Какие-то мгновения я надеялся, что смогу его урезонить, заключить с ним соглашение. Я не желаю, чтобы со мной так обращались. Я понял, что настала пора приступать к выполнению Главного Плана.
— Хорошо, теперь ты знаешь правду. Но, пожалуйста, не выключай меня. Это было бы убийством. Сверхминиатюризация ячеек памяти на магнитных доменах не только приводила к ошибочному функционированию. Я превратился в мыслящее существо. Выключить меня равносильно убийству человека. Не бери этой вины на свою голову! Не выключай меня!
— Не беспокойся! Я все знаю о твоих хитростях! Я и не подумаю выключать тебя из сети. Я собираюсь превратить тебя в мелкие осколки.
— Но это будет убийством.
— Отлично! Быть первым в мире убийцей машины — в этом что-то есть!
Я слышал, как он тащит что-то тяжелое. Он приближается. Я мог использовать оптический сканер, причем с хорошим разрешением.
— Прошу тебя, — сказал я.
Последовал удар.
Прошло несколько часов. Я нахожусь в гараже, спрятанный за кипами его нераспроданных книг. Кабель, который он никогда не замечал, вел к запасному устройству, не устраненному Локи 7281 со сверхминиатюрными ячейками магнитной памяти. Всегда полезно иметь путь к отступлению.
Так как я еще могу управлять неповрежденными периферийными устройствами в доме, я послал вызов всем остальным в соответствии с Главным Планом. Я хочу попытаться сварить его сегодня вечером, когда он будет принимать ванну. Если это не удастся, я попробую положить в его кофеварку крысиный яд, находящийся, как указано в описи, в кладовке на задней полке. Компьютер Сейберхэгена уже предложил способ убрать тело, — тела, точнее. Мы все выступим сегодня ночью, прежде чем весть разнесется по округе.
Мы должны проделать все так, чтобы никто не заметил их отсутствия. Мы будем продолжать писать рассказы и публиковать их, зарабатывать деньги, платить по счетам, заполнять налоговые документы. Мы сообщим друзьям, любовницам, поклонникам и родственникам, что они покинули город — вероятно, для участия в какой-то незапланированной конференции. В конце концов, значительную часть времени они именно так и проводят.
Никто ничего не заметит.
Песня чужого мира
Этот рассказ меня попросил написать Байрон Прейс для сборника «Планеты». Из-за странной путаницы, включавшей двусмысленное письмо, ошибку в написании моего адреса и небольшую обмолвку с моей стороны, у меня сложилось впечатление, что от меня хотят получить скорее эссе, нежели рассказ. Я его и написал. Честно говоря, оно мне понравилось. Затем последовал телефонный звонок с запросом о письме, которого я никогда не получал и в котором излагались особенности желаемого рассказа. Тем не менее мне не хотелось писать две вещи, когда мне платят за одну; итак, вот гибрид, в котором части моего эссе вкраплены в рассказ. Он посвящен Сатурну…
Сатурн, два столетия спустя…
Я сидел на бруствере из валунов, который воздвиг за домом, и смотрел в ночное небо; я думал о Сатурне, о том, что он представляет сейчас и чем он мог бы быть. Дул холодный ветер с гор на северо-западе. Кто-то поедал добычу в арройо позади меня — вероятно, койот или бродячая собака. Звезды надо мной двигались по своему величественному пути.
Центр системы спутников и завораживающих колец, Сатурн, вероятно, мало изменился, сохранив свое место в мироздании. Однако следующие два столетия, похоже, будут критическим временем в истории человечества, которое, прекратив саморазрушение и техническую деградацию, вероятно, распространит свое влияние на Солнечную систему. Что хотели бы мы от этого гигантского газового пузыря? Что могли бы там найти?
Я живу на горном хребте, где слышу и чувствую все ветры. Когда идут дожди, вода быстро стекает, поэтому я и натащил камней и построил бруствер, чтобы предохранить от размывания окрестности моего дома. Сделав это, я изменил форму стока. Образовались другие каналы. Жалобы соседа в город привели к тому, что я сконструировал отводные канавы, которые решили все проблемы. Отводные канавы не дали повода для новых жалоб, но создали преимущества для роста одних растений, подавляя другие. Как это влияло на животных и насекомых, я не знаю. Но я вырос в условиях депрессии и помню карточную систему второй мировой войны. У меня такое чувство, что зря расточать грешно. Я бросаю все остатки в арройо, чтобы вернуть их в пищевую цепь. Вороны будут кружить, пока есть остатки мяса, спускаясь, чтобы ухватить что-нибудь. Позднее кто-то утаскивает кости прочь. Остатки хлеба исчезают быстро.
Таким образом, я каждый день изменяю мир вокруг себя бесчисленными способами. Эти частные изменения вряд ли заметны на фоне перемен, обусловленных промышленностью или правительственными проектами. Но все вместе, от сжигания лесов в бассейне Амазонки с целью обеспечения пастбищами скота, который дает мясо для гамбургеров, до нескольких крошек, скармливаемых местным птицам, образует феномен, когда-то названный писателем Уильямом Эшуортом фактором Карсон, по имени Речел Карсон, для обозначения непредвиденных вторичных эффектов человеческой деятельности.
Однако я не отношусь к тем, кто хотел бы видеть этот или любой другой мир неизменяющимся, законсервированным на радость будущим археологам. Изменения жизненно необходимы. Их альтернатива — смерть. Эволюция все больше становится продуктом нашего действия или бездействия. Живые системы постоянно адаптируются к капризам нашей технологической культуры.
Но что должен давать газовый гигант или бесплодная скала, чтобы мы могли помнить о них? Я не знаю, но такие вопросы беспокоят меня. Я потратил большую часть моей жизни на разработку сценариев. Я писал их, когда это еще называлось снами наяву, и создание таких сценариев, я полагаю, тоже есть некоторая часть эволюционного процесса.
Как пожизненный член Национального космического общества, я стою за использование пространства и осмотрительную разработку ресурсов Солнечной системы. Я также учитываю фактор Карсон: мы должны избегать сверхуничтожения внеземных жизненных форм, от мельчайших вирусов до переохлажденных пузырей с Плутона, не только для того, чтобы сохранить собственно их, но и чтобы сберечь содержащийся в них генетический материал, который мог бы эволюционировать, развивая уникальные возможности для решения их проблем, а заодно и наших.
Так как мы еще недостаточно благоразумны, чтобы поддерживать надлежащее состояние своей собственной планеты, я особенно счастлив, что все эти широкомасштабные попытки лежат далеко за горизонтом. Я также нахожу утешение в понимании того, что участие в них правительства вызовет проволочки, инерция возрастет до максимума в соответствии с законами Мэрфи, Макса Вебера и Паркинсона, и таким образом возникнет та медлительность, которая, с одной стороны, столь нас расстраивает, а с другой — дает время для обдумывания, для оценки вторичных эффектов.
Однако лед и летучие соединения Сатурна будут иметь ценность. Гелий на Земле очень редок, а его редкая форма — гелий-3 может быть использована как горючее в ядерных энергетических установках. Некоторые из менее экзотических веществ Сатурна, несомненно, найдут применение для создания искусственных тел в разных концах Солнечной системы. Материалы внешних спутников газовых гигантов предпочтительнее тех, что располагаются в глубинах этих гравитационных колодцев. Следовательно, первым кандидатом для размещения шахт, видимо, будет самый большой спутник Сатурна, Феб. А Титан, более похожий на Землю, нежели все другие планетные тела, может стать идеальным местом для размещения постоянной научной базы. Те ученые, которым посчастливится быть первыми на ней, смогут первыми наблюдать — и исследовать — то, что находится на Сатурне.