— Беречь для танков! — предупредил Йерикка. Но один танк уже горел — его подожгли откуда-то слева. Сперва загрохотал АГС, его поддержал второй, но тут же пара вельботов, вырвавшись откуда-то из-за деревьев, начала утюжить позиции.
— Сволочи! Ах, сволочи! — застонал Йерикка, перекосишись. Олег его вполне понимал. Вельботы безнаказанно и красиво ходили над позициями — когда же они ушли, то АГС больше не подавали голоса.
Потом все начало куда-то подниматься, взлетать — и рухнуло…
…Олег очнулся оттого, что его кто-то целовал и при этом зачем-то бил кулаком в грудь. Мальчишка открыл глаза — и увидел над собой Богдана. Тот заулыбался и что-то сказал, но Олег не понял, что. Его стошнило. Отплевываясь, он попытался сесть, но Богдан придавил его к земле:
— Лежи, что ты!
Только теперь до Олега дошло, что бой идет, и вообще, наверное, прошла минута, а то и меньше. И ещё — что Богдан делал ему искусственное дыхание
— Жив? — раздался голос Йерикки. Олег приподнял голову. Йерикка стрелял из-за выброшенной взрывом земли. Рядом с ним отстреливался лесовик. В паре шагов — мальчишка. Второго лесовика не было видно.
— Живой он! — весело откликнулся Богдан, хватая автомат. — Ты лежи, лежи одно, — он коснулся плеча Олега, и бросился к остальным.
— Танк, танк! — заорал лесовик, хватая РПГ. Олег повернулся на бок, нашарил автомат, сменил почти опустошенный магазин и пополз вперед.
Танк был саженей за двадцать. Еще ближе двигалась легкая машина, возле нее бежали и стреляли солдаты, Олег видел их лица, нашивки на форме и даже цвет глаз. Лесовик выстрелил из РПГ, но танк шел… и лесовик встал на колено, подхватывая вторую «трубу», а потом — упал, упало то, что выше пояса, срезанное очередью пулемета. Олег достал из мешанины посеченных кишок склизкую трубу и выстрелил в танк. Одновременно Богдан выстрелил во вторую машину и поджег ее. Олег тоже попал, но танк шел, хотя пушка его молчала, и из дыры в маске валил дым. Зато пулеметы захлебывались, и гусеницы мощно взрывали землю, гипнотизируя Олега — он хорошо помнил, как они обходятся с живым человеком и сейчас чувствовал, что готов бежать, ноги напряглись против воли. Вскочить и бежать. Бежать, бежать, пока не стихнет за спиной этот тупой, мощный лязг, заполнивший собой весь мир! На месте остаться помогло трезвое понимание — стоит оторваться от земли, и он будет тут же убит.
Мальчишка скручивал каким-то тросом три противотанковые гранаты и брикет тротила — с трудом удерживая на весу четырехкилограммовую связку. Олег не сразу понял, зачем он это делает. Понял, лишь когда взглянул в лицо паренька — упрямое, злое, с черными на белом пятнами веснушек, но в то же время вдохновенное. Поняв же, заорал:
— Дай сюда! Я поползу! — но мальчишка, вывернулся почти из самых рук, больно звезданул Олега босой пяткой в глаз и выкатился из-за земляного холма. Полежал, перевернулся на живот и быстро, ловко пополз, вжимаясь в землю.
— Стой! — Олег рванулся за ним, но Йерикка дернул его назад:
— Прикроем его!
В самом деле — пехотинцы сообразили, что к чему. Но три ствола размели мальчишке дорогу. Он на секунду задержался у подбитой машины, поправляя свою связку, махнул рукой горцам и пополз дальше.
— Он же не сможет ее кинуть, то тяжко, — прошептал Богдан.
— Он не станет ее кидать, — тихо ответил Йерикка.
— То как? — расширил глаза Богдан. Вместо ответа Йерикка обнял его за плечо и, помедлив, сказал:
— Смотри, горец, как надо умирать.
Мальчишка поднялся в рост в шести шагах перед носом танка. Видно было, как пули прошили его насквозь, а потом он упал под гусеницы, вскинув над головой руки со связкой, ударившей по броне.
Олег, Йерикка и Богдан видели, как мальчишку разодрало в куски гусеницей… а потом сверкнуло пламя — ослепительно-магниевое, не гранатное. Подброшенная сдетонировавшей боеукладкой, башня танка взлетела и закувыркалась прочь, вращаясь, как тарелочка-фрисби…
— Имя-то его как? — спросил. Богдан. — Как имя-то его?!
И тогда Олег оказал слова, которые десятки раз слышал на Земле, но не воспринимал всерьез — они были далекими, эти слова, они не имели отношения к его, Олега, повседневности… а сейчас вдруг придвинулись, дохнув в лицо сталью, гарью и кровью, сделавшись близкими… Олег сказал:
— Имя твое неизвестно, подвиг твой бессмертен… Что еще тебе, Богдан?
ИНТЕРЛЮДИЯ ВАЛЬС ГЕМОГЛОБИН
— Я все равно пойду.
Йерикка молча смотрел в глаза Олега. Землянин выглядел, как оживший мертвец, поднявшийся из могилы ради одного-единственного дела. А у Йерикки просто не было сил спорить. Силы все уходили на то, чтобы быть чуточку бодрее остальных. Да и дела были скверными, — мягко сказано. Во время атаки вельботов погиб Бодрый, лично лежавший за АГС. Хмур, узнав о гибели брата, ушел, сел над его телом и никому не давал не то что хоронить, но и просто к нему приблизиться. А тут ещё этот придурок решил идти и вытащить Милка. Как будто то, что валяется вокруг без числа и погребения, не было еще недавно людьми! Полверсты через поле, то, что атака может начаться вот-вот, собственная усталость — все это не трогало Олега. Похоже, он и не слышал, что ему твердил Йерикка — глядел, себе куда-то в землю отсутствующими глазами, иногда вытирал, рукавом мокрое от дождя лицо, развозя по нему грязь. А потом сказал — как припечатал:
— Я все равно пойду.
Йерикка плюнул с досады:
— Иди, — разрешил он. — Иди, может, там тебя уже ждут.
— Один с топором и двое с носилками, — оказал Олег. Улыбка, которой Йерикка уже долго не видел на лице друга, и странные слова удивили рыжего:
— Что? — спросил он.
-. Это у нас в школе так говорили, — пояснил Олег. — "Иди-иди, тебя там уже ждут. Один с топором и двое с носилками."…
…Ни автомат, ни меч, ни даже камас Олег с собой не взял. Вообще ничего, кроме револьвера. Все остальное помешало бы проползти полверсты. Была глубокая ночь — не стемнело ничуть, но атаки, прекратились. Как надолго — никто не взялся бы сказать, но про себя Олег решил, что в случае чего отсидится в какой-нибудь "коробке".