Бравые пожарные,
принявшись заливать искореженную "Газель" пушистой белой пеной,
очень быстро, изучая место происшествия, наткнулись в кузове на
нечто их удивившее. Один вылетел из загородки, как ошпаренный,
кинулся наметом к вальяжному полицейскому офицеру, крича что-то на
"государственном" языке и потрясая предметом, как две капли воды
похожим на отсоединенный от ложа ствол винтовки с затвором
(каковым предмет, вообще-то, и являлся). Офицер, вмиг
преисполнившись деловитой подозрительности, расстегнул кобуру,
махнул своим немногочисленным орлам и с ходу взялся за выяснение.
Джинн пытался ему что-то объяснить, шепча на ухо, но тому вожжа
под хвост попала. Вряд ли он так уж негативно относился к идеям
освободительной борьбы чеченского народа - скорее, был из породы
тех тупых службистов, что плевали с высокой горы на все
политические тонкости и сложную международную обстановку, выполняя
предписания от сих и до сих. С его точки зрения (спорить с
которой, признаться, трудновато), развороченные взрывом ящики с
винтовками в кузове "Газели" являли вопиющее нарушение законов.
Вдобавок полицай с сержантскими нашивками подлил масла в
огонь - он вдруг завопил, тыча пальцем в сторону видневшейся из-
под куртки Джинна кобуры:
- Пюсс! Пюсс!
Офицер остервенел окончательно. По его команде Джинна
проворно разоружили, после чего два служивых, недвусмысленно
угрожая кольтами, загнали всю компанию в вестибюль особнячка. Тут
как нельзя более кстати из каминной выбралась завернутая в
портьеру активистка Марта, растрепанная, малость протрезвевшая и
явно жаждавшая мести за все учиненные над ней половые
непотребства. Расставание с иллюзиями, надо думать, протекало
мучительно, сейчас это была сущая фурия, а то и валькирия. Офицеру
она наговорила нечто такое, отчего тот, топорща усы и рассыпая
искры из глаз, принялся орать что-то в портативную рацию с таким
видом, словно рассчитывал получить за проявленное рвение высший
орден республики, надо полагать, с мечами.
Обитателей особнячка, согнав в кучку, держали под прицелом
посередине вестибюля. Растрепанная Марта, завернувшись в портьеру,
периодически порывалась выцарапать Джинну глаза, в чем ей лениво
препятствовал один из полицаев.
Спецназовцы с постными рожами, чтобы не выделяться на общем
фоне, понуро стояли там, где поставили, но в глубине души
испытывали сущее наслаждение - каша была заварена на совесть.
Насколько они просекали ситуацию, вскоре должен был нагрянуть
какой-нибудь ужасно независимый журналист, который назавтра и
разразится обличительной статьей о жутких нравах надоедливых
иностранцев, беззастенчиво использующих территорию суверенной
державы для своих грязных игрищ. Булавочный укол, конечно, но в
p`lj`u психологической войны и такое не помешает, а если удастся
еще организовать запрос в парламенте (а ведь наверняка удастся),
Джинну придется пережить несколько неприятных минут: он не столько
полевой командир, сколько кадровый разведчик, огласка ему
совершенно ни к чему...
Совершенно неожиданно на сцене появился полковник Тыннис,
бесстрастный и свежий, ничем не напоминавший поднятого среди ночи
с постели человека.
Подчеркнуто не обращая внимания на задержанных и не подавая
виду, что с кем-то из них знаком, он увел полицейского офицера в
каминную, и там минут десять, насколько удалось расслышать,
продолжалась яростная дискуссия совершенно непонятного содержания.