— Нет, там только изнутри бункера войти можно. Хотя… — он задумывается.
За нашей спиной замолотила пушка бронетранспортера, ребята пристреливались по пулемету. Оптимисты! С таким же успехом они могли просто плевать в его сторону.
— Есть вариант! — Собеседник мой хлопает рукой по колену и тут же морщится, дает себя знать раненая рука. — Аварийные выходы наверх! По одному на каждой позиции. Они тесные, поэтому их всерьез никто и не рассматривал в качестве входов. Так… маскировку поправить, мусор убрать… Тут совсем рядом один такой имеется!
Поворачиваюсь к собровцу:
— Извини, мужик, как тебя звать-величать?
— Лейтенант Рябовцев. Виктор Николаевич я.
— Витя, а ты что по этому поводу сказать можешь?
— Немного. Нас к этому и вовсе не допускали, бункер изначально со своей охраной был. Наше дело — работа на выезде, так сказать, внешнее кольцо охраны. Про огневые точки, в принципе, слышали, только никогда не заходили сюда. Эти, — кивает он на моего собеседника, — не разрешали.
— Ладно, все эти терки в прошлом остались. Мы ныне в одной лодке все сидим. Так что и работать будем сообща. А тебя, друг ты мой ситный, — обращаюсь к охраннику, — как звать прикажешь?
— Норкин Павел Петрович. Инспектор охраны, старший лейтенант.
— Ага! Ну а я — майор, ежели кто еще не в курсе. Так что и командовать придется мне. Вопросы у кого есть?
Оба моих собеседника почти синхронно отрицательно мотают головами.
— Ну, так потопали!
Подбираю автомат Норкина. Все равно он ранен и работать двумя руками не может. Тот понимающе кивает и, наклонившись к Малкину, вытаскивает у того из кобуры еще один пистолет. Сует его за пояс.
Осторожно, пригибаясь к земле, следуем за ним. Павел поминутно останавливается, сверяется с какими-то ориентирами и двигается дальше. Наша группа снова поднимается вверх по склону. Где-то рядом должны быть еще ребята… только где? Пулемет на правом фланге не умолкает. Черт его дери, когда же он стволы менять успевает? Насколько я помню, ствол у данного пулемета нагревается быстро, и менять его в тесном бункере — тот еще геморрой. В ответ размеренно бьет пушка бронетранспортера. Иногда ее поддерживает пулемет. А он-то по кому стреляет? Башню пробить хочет? Так у нее броня сантиметров двадцать толщиной!
По крайней мере, один плюс от этого есть. В нашу сторону сейчас никто не смотрит. Стало быть, очереди сбоку можно не ждать. Так?
Хм-м-м…
Сомневаюсь я… Тут тоже не фраера сидят, парни это знающие и опытные. Какой-то особенной подлянки от них не то что можно ожидать, она просто в обязательном порядке будет! Стало быть, держим ушки на макушке. А какого рода будет эта подлянка? Сяду-ка я на их место.
Что тут самое неприятное с нашей стороны?
Пушка бронетранспортера.
Вывод какой?
Заткнуть ее надобно. И поскорее, пока она не влепила прямиком в бронебашню. Положим, пробить ее она не сможет. А вот заклинить — запросто. И тогда обороне амбец. Подойдут к воротам, заложат заряды и рванут — пожалте бриться!
Чу!
Пулемет замолк.
Чуть погодя прекратил огонь и бронетранспортер.
Еще пара минут такой тишины, и вперед пойдет пехота с нашей стороны.
Значит, подлянка уже наготове…
Каким-то неизвестным образом обороняющиеся сейчас выведут из строя бронетранспортер, и уже ничего не помешает пулеметчику прижать к земле атакующую пехоту. И если они еще разблокируют второй «БУК»… Но для этого надо будет выйти наверх! А ведь выход-то тут один!
Подгоняю своих спутников, на ходу поясняя ход своих мыслей. Норкин понимающе кивает и указывает куда-то здоровой рукой. Вернее, пистолетом, в ней зажатом.
Еще пара шагов в том направлении… и мы выходим на край маленькой ложбинки. Она всего-то метра три в диаметре и полметра глубиной.
И в боковой ее стенке сейчас откинута крышка люка. Около него стоит на коленях здоровенный мужик в черной форме и помогает вылезти наружу второму. Головы у обоих забинтованы, причем явно наспех. Ага, надо понимать, расчет «Горчака» на свет божий вылез? На земле рядом с выходом стоит «ПКМ» и лежат две «Мухи» — вот он, сюрпризик-то какой…
Ну, что ж, ребята, у меня к вам как раз должок образовался. Неоплаченный, между прочим…
Как выяснилось, должок этот был не у меня одного.
Негромко хлопнул пистолет в руке у фэсэошника, и в лицо коленопреклоненному мужику брызнуло кровью из простреленного черепа его напарника. А неплохо парень стреляет! Тут метров двадцать будет, да он еще и после ранения…
Уцелевший охранник метнулся в сторону, пытаясь подхватить с земли «ПКМ». Но пистолет Норкина хлопает еще раз, и мужик с воем хватается за ногу.
— Что ж ты, Вова, — устало говорит Павел, — даже и поздороваться со мною по-другому не можешь? Сразу из пулеметов садить стали.
Тот молчит, только подвывает сквозь зубы.
— Ну, что, — снова спрашивает его Норкин, — чем это мы все вам вдруг не понравились?
— Ссучились вы… — сквозь зубы отвечает мужик.
— Это когда же? Мы вроде и не виделись опосля отъезда нашего?
— Нашлись добрые люди… позвонили, рассказали… нету вам веры больше.
— А поговорить? Капитан к вам с открытой душой… Всех позади оставил, сам вперед один вышел. Ну не хотели вы нас внутрь запускать, так и сказали бы, мол, катитесь отседова. Борзеть не стал бы никто. И без вас есть где отовариться, не стали же мы буром переть. Тайга большая, места тут много, чай, не пихались бы в будущем боками-то?
— Это ты сейчас говорить мастер… языкастый всегда был. Обещать — не жениться!
— Даже так? — устало говорит Павел. — Ну… как знаешь… Капитану привет передавай!
Пистолет в его руке снова хлопает, и раненый заваливается на бок.
— Извини, майор, — присаживается на пень Норкин. — Плохо мне… не пойду я туда с вами. Мы с ребятами этими вместе хлеб-соль делили, сейчас вот стреляем друг в друга… За что?
— Ладно. Понимаю я все. Сиди здесь, в ямку эту залезь, авось ничего не залетит.
Хрустя валежником, к нам подбегают собровцы, на выстрелы пришли. Оглядываю собравшихся.
— Трое со мной, один к ребятам, тащи их сюда. Внизу под откосом — мертвая зона, уцелевший пулемет ее не простреливает. Имей это в виду. Опознавательный сигнал внизу — два удара по ствольной коробке. Ответ три удара. Усек?
— Да.
— На всякий случай. Если что со мною произойдет, код разблокировки систем безопасности — Омега двести двадцать три. Вводить с любого терминала. Отключается система самоликвидации и отпираются все замки. Запомнил?
— Да.
— Шуруй!
И боец исчезает в лесу.
Оглядываю свое воинство.
— Ну что, парни, пошли?
И первым лезу в черную дыру люка.
Я сижу на краю стола и бездумно катаю в руках пустую гильзу. Первое время меня еще пытались тормошить и отвлекать на какие-то вопросы, но видя мою, прямо сказать, неоднозначную реакцию, отстали, и дела как-то сами собою наладились.
А у меня сейчас тяжелый депрессняк. Никого видеть не хочу и делать ничего неохота. В ушах еще звучат выстрелы, а ноздри улавливают запах сгоревшего пороха.
Стукает дверь. Кто-то подходит к столу и присаживается рядом.
Поворачиваю голову.
Это Потеряшка.
Видок у него… тоже еще тот. Морда закопченная, куртка на плече порвана.
Представляю себе собственную морду… навряд ли она чем-то отличается в лучшую сторону.
Некоторое время мы сидим молча, потом он лезет в карман разгрузки и вытаскивает флягу. Отвинчивает колпачок и протягивает ее мне.
Совершенно автоматически делаю глоток. Вкуса водки почти не ощущаю.
Он тоже отпивает пару глотков, закрывает флягу и кладет ее на стол между нами. Вытаскивает из того же кармана сухарь, разламывает и протягивает мне половинку.
— Еще? — кивает на флягу.
— Нет. Пока хватит. Как там?
— В порядке все. И без нас с тобою обойдутся.
— Норкин где?
— К ребятам его отнесли. Пусть уж все вместе лежат.
Выйдя наверх после боя в подземельях, я обнаружил Павла на прежнем месте. Пистолет был все еще зажат в холодеющей руке. Из простреленного виска стекала на траву струйка крови.
Вот тогда меня и понесло…
Не очень хорошо помню, что было после. С кем-то спорил, не соглашался, даже в морду пытался дать. Уж и по какому поводу все это началось, не помню. Как попал сюда, сам пришел или кто привел — тоже выпало из памяти.
— Кому я там в рыло засветить собрался?
— Мне, — хмыкает Потеряшка.
— Витя, — впервые называю я его по имени, — отчего так выходит? Нормальные же все мужики, на одну страну пахали полжизни. В одних, почитай, условиях росли. От чего ж мы сейчас друг другу глотки рвем?
Не знаю почему, но он не очень любит, когда к нему обращаются по имени. Уже заканчивая свою тираду вспоминаю про этот факт.