— Я две возьму.
— Берите три, только, пока не выкурите, сюда ни ногой, — раздражаясь, сказал следователь. — И дверь за собой прикройте. Итак, — молвил он, возвращая лицу выражение крайней доброжелательности, — начнем с формальностей: имя, фамилия, отчество, год рождения — ну, сами знаете. Думаю, анкеты заполнять приходилось.
Усевшись рядом, Михайлов пристроил на коленях хорошую кожаную папку, постелил на нее лист бумаги и приготовил ручку.
— Вы не поверите…
— Поверю, — пообещал следователь, торопливо заполняя шапку протокола.
— …но я ничего не помню.
— Как так? — Он оторвался от листка и удивленно воззрился на мой лоб. — Врачи говорили, череп не пострадал. В животе нашли несколько осколков, ушибов тоже много, но только на теле.
— Откуда мне знать? Нет, имя-отчество я не забыл, но вам ведь не это нужно.
— Уже кое-что. Диктуйте.
— Переверзев… Михаил Евграфович.
— Прямо как у Салтыкова-Щедрина, — заметил Михайлов, чему-то усмехаясь. — Ну вот, видите? Значит, не совсем память отшибло. Сколько вам лет?
— Тридцать, — ответил я.
Дернул же черт с мальчишкой языком трепать! Тридцать мне дома, в две тысячи шестом, а здесь двадцать пять.
— С семидесятого. Ровесники, выходит.
— Выходит, так, — безвольно подтвердил я.
— Еще что-нибудь сообщить можете? Тогда подытожим: Михаил Евграфович Салтыков… пардон, Первенцев, тридцать один год. Правильно?
— Нет. Тридцать ровно.
— Подождите. Вы же сказали, семидесятого, — делано растерялся следователь.
— Это вы сказали, а я согласился.
— Так какого вы года?
— Не помню.
— Сколько лет — помните, а когда родились-нет?
Михайлов выглядел обескураженным, но я уже разгадал его нехитрую тактику. Жалко, поздновато. Молчать надо было. И фамилию он, кажется, тоже переврал. Как я первый раз назвался? Уже забыл.
Тьфу, дубина!
— Не помню, — упрямо повторил я.
— Хорошо, вы только не нервничайте, Михаил э-э… ой, у меня такой почерк, сам прочесть не могу.
— Евграфович! — сказал я резко.
— Да-да. Когда вы познакомились с гражданином Куцаповым?
— А кто это?
— Понятно…
Следователь погрыз ручку и с тоской посмотрел в окно. В его аналитических извилинах разбегались табуны версий, а он, вместо того чтобы запрыгнуть в седло, все еще не мог выбрать нужного направления.
«Ничего-то у тебя, братец, нет, — подумал я. — Гора трупов и неопознанный субъект в травматологическом отделении. Застегивай свою папочку и чеши отсюда».
— При вас нашли довольно любопытные вещи, — по-прежнему глядя на занавеску, сообщил .Михайлов.
— А именно?
— Два пульта от телевизора. Странно, не правда ли? И еще…
Ну, рожай, пинкертон!
— Пистолет шведского производства.
Круто. Почему не самолет?
Следователь повернулся ко мне и стал терпеливо ждать, на что я клюну в первую очередь.
— Чушь. И то, и другое. Оружия у меня никогда не было, а пульты — зачем они мне?
— Может, вы занимаетесь ремонтом аппаратуры. — Михайлов всем своим видом пытался показать, что искренне желает помочь мне найти какие-то зацепки. Пистолет его как будто и не волновал.
— Вряд ли, к технике у меня склонности нет.
— Гуманитарий? А я вот, представьте, наоборот. В школе для меня что история, что литература…
В дверь постучали — требовательно, как в коммунальный сортир.
— Три минутки, — крикнул следователь, задирая голову к потолку. — В общем, так, гражданин хороший, — произнес он скороговоркой. — Кончай прикрывать эту сволочь. Он человека убил, а ты в беспамятство играешь. Не поможешь его найти — пойдешь как соучастник.
— Про пистолет ты загнул, — сказал я, возвращая его «ты».
— Зато видишь, как быстро к тебе память вернулась.
Петр грустно улыбнулся, и я понял, что дальше морочить ему голову бесполезно. Как я устал!
— Ладно, пиши. Зовут меня действительно Михаилом. Из-за бабы это случилось. Из-за Машки, гори она огнем!
— Куда вы ездили? — оживился следователь. — И с кем?
— Никуда мы не ездили.
— Ну вот, снова-здорово! — вышел из себя Михайлов. — Вас с Куцаповым забили, как свинину, а ты в отказ!
— Почему, не только…
— Еще кто-то пострадал?
— Ну да.
Определенно мы друг друга не понимали. У меня возникло впечатление, что мы с Михайловым обсуждаем разные происшествия. Уехали-приехали. О чем это он?
— Знаешь, Петр, я что-то запутался совсем. Пистолеты, пульт от телевизора… Уже не разберу, где правда, а где глюки. Ты мне расскажи, как все было, а я, если что, поправлю.
— Это не разговор. Кто из нас следователь?
— Я кто — пострадавший или подозреваемый?
Михайлов поднялся и, пройдя через палату, высунулся в коридор. Что он там сказал, я не расслышал, но возня за дверью стихла.
— Отдал вашему дурачку всю пачку, — пояснил он. — Видишь ли, Михаил, труп, с которым ты обнимался, лежа на газоне, имел некоторое отношение к криминальному миру. Поэтому в твоих интересах максимально прояснить ситуацию, причем сделать это быстро.
— Из-за бабы все.
— Это я и сам знаю.
— Как догадался?
— По аналогии. Когда совершается заказное убийство, оружие киллер обычно оставляет рядом с жертвой, это как бы фирменный знак. Вас взорвали гранатой, скорее всего — за городом, а потом привезли к дому Куцапова и положили прямо под его окнами. И что интересно, кольцо с чекой бросили тут же, в траву. А к нему приклеили записку. То есть киллеры намекнули, за что его убили.
Петр залез в папку и вынул из нее две большие фотографии. На первой я увидел линейку в контрастном бурьяне и рядом — кольцо для ключей, конфискованное у Тихона. Оно было обмотано клейкой лентой, и кроме того, к нему прикреплялась какая-то проволока. Второй снимок запечатлел то же кольцо, только взятое еще крупнее и уже на белом фоне. То, что я принял за изоленту, было развернуто в полоску с длинной надписью: «ПРОВЕРЕНО ЭЛЕКТРОНИКОЙ. ГАРАНТИРУЕТ ПОЛНОЕ УДОВЛЕТВОРЕНИЕ».
Прочитав это, я уронил голову на подушку. Граната принадлежала Тихону, хотя и свалилась прямо с потолка. А чеку он выдернул за несколько часов до взрыва и спокойно носил ее в кармане, зная, что она вместе со мной вылетит в окно. История, похожая на моток пряжи, с которым поиграла кошка. Вполне в духе Тихона.
— Ты в курсе, на каких изделиях встречаются такие уведомления? — спросил Михайлов.
— Читал, приходилось. А с чего ты взял, что это произошло за городом?
— Да потому что в Москве за последние сутки взрывов не зафиксировано. И следы! Представляешь, сколько было осколков? Где они?
Хороший вопрос. Неужели он поленился зайти к Куцапову? Вряд ли. Тогда действительно, где осколки?
— Какое сегодня число? — воскликнул я неожиданно для самого себя.
— Двадцать третье.
— Сентября?
— Не пугай меня, Миша. Сентября, естественно. И скоро обед.
Хорошенькое дело. Тихона мы ловили в пятом часу.
— Когда меня нашли?
— Вчера.
Так вот куда я летел! Не только в пространстве, но и во времени. Кто же открыл дыру, и чем он ее открыл, если обе машинки находились у меня? Или одна из них сработала сама, от детонации? Что-то не верится.
— Ты уверен, что, кроме нас с Куцаповым, там никого не было? Я хочу сказать, трупов.
— Надо будет посмотреть, вдруг не заметили, — съязвил Михайлов.
— И еще ты говорил про какие-то пульты, — напомнил я.
— Чего это ты о них забеспокоился? От них мало что осталось — так, два спекшихся куска. Их вместе с твоей одеждой в камеру хранения сдали, у нянечек спроси. Только зачем они тебе?
— Память об одном человеке.
— Память — это да. Вспоминай, Михаил, не будь дураком. Я ведь про бандитов не шучу. Если не найдем виновных мы, это постарается сделать кое-кто другой, и начнет он с тебя. Сейчас у вас обед. Кушай, выздоравливай, я к вечеру еще зайду.
Следователь угрозыска стращает меня преступным элементом. Это ничего, это, можно сказать, нормально. Слово-то какое сочное — бандиты. Вольное, почти официальное. Когда-то Федорыч казался мне позором всей милиции. Пообтерся я с тех пор, пообвык. Бандиты, говорит, придут. А нехай приходят, чего мне теперь терять? Машинок нет, зато часам к пяти Петр получит свой взрыв, а вместе с ним еще пятерых покойников, и, как только опознают Фирсова, мной займутся всерьез.
Столкнувшись в дверях с Михайловым, в палату вперся Олег, за ним вошел Женя.
Привезли тележку с обедом. Тут же нагрянули и отсутствовавшие больные: двое хромых типов с похожими лицами. Каждый из них молча взял свою порцию и протянул чашку для компота.
— Где можно получить вещи? — поинтересовался я у санитара, когда тот ставил мне на тумбочку тарелку с маленькими выщербленками по краю.
— Домой, что ли, собрался?
— Забрать кой-чего, — сказал я, погружая взгляд в мутный бульон.
— На первом этаже, около раздевалки, — монотонно произнес санитар, разворачивая тележку. — Сейчас не ходи, у них перерыв.