— Нормально! А то гансы совсем оборзели!
— Молодец, братишка, не стреманулся! — принялись делиться впечатлениями благодарные зрители.
По телевизору уже шли новости спорта, а качки все еще обсуждали, «как он им запендюрил». Словно плохо воспитанные дети, бранились, толкались и спорили, как надо садануть из «шмеля», чтобы уложить побольше.
В комнату вошел Колян — я даже не сразу понял, какой из двоих. По лицу тридцатилетнего Куцапова пролегло несколько морщин: от переживаний, от скорби, и самая глубокая, резко очерченная — от гнева.
— Ты, — сказал он, указывая на меня пальцем. — Ты поможешь мне его найти.
— Кого? — с готовностью спросил Кеша.
— Он сам знает.
— Что с тем мужиком?
— Умер, — вздернул брови Куцапов, будто удивляясь подобному исходу.
— Кто это был, Колян?
— Это был… Колян. Это был я.
Парни озадаченно покрутили головами и вдруг расхохотались, безмятежно и заразительно.
— Весело?! — заорал Куцапов. — Вы бы хоть этого перевязали!
— Да кто он такой, чтобы мы об него пачкались?
Колян постоял, переводя взгляд с одного товарища на другого, потом сунул руки в карманы и негромко проронил:
— Пшли отсюда.
— Ты чего, пыхнул там втихую? — растерянно заулыбались они.
— Выметайтесь.
Куцапов принес бинт, пластырь и три пузырька с какими-то снадобьями.
— Вообще ничего ребята. Просто не слышали того, что слышал я, — пояснил он мне.
Он заставил меня скинуть рубашку и занялся царапиной. Прошлого шрама видно не было — кожа на его месте оказалась содранной.
— И что же ты услышал?
— Много всякого. Чтобы подчинялся тебе, как старшему брату. — Куцапов, не прерывая процедуры, посмотрел мне в глаза — никакой иронии, только боль и решимость. — Он сказал, что ты сможешь найти этого Тихона. Найди его, Миша. Ты не пожалеешь.
— Последнее время я только и делаю, что жалею. Вряд ли тебе удастся что-то изменить.
— Я про деньги, — уточнил Куцапов, решив, что я его не правильно понял. — Озолочу, Миша. И то, что он с тобой сделал… я этого не повторю.
— Подставил?
— Он притворялся, что не помнит. Ему было стыдно.
— Коляну — стыдно?!
Куцапов-младший закончил перевязку и передал мне новую рубаху.
— Он ведь не знал, что от тебя будет столько зависеть. Сказал — вся страна. Не представляю, как это.
— Не только от меня, от тебя тоже. От Тихона. От массы простых людей, которых вы считаете быдлом. От всех.
Получилось как-то напыщенно, но по-другому я выразиться не мог. При мне его дружки подписали России смертный приговор — только лишь тем, что, увидев беззаконие, остались сидеть у телевизора. На том вердикте есть и моя подпись — я оставлял ее в каждой версии, прибавляя к тремстам миллионов уже существующих.
— Миша, он мне еще кое-что сказал… — замялся Куцапов. — Что у тебя может получиться… в общем, что он воскреснет.
— Может. Но лучше на это не рассчитывать.
Трудно было поверить, но после стольких неудач у меня все еще оставался какой-никакой шанс. С того дня, как мы с Ксенией впервые попытались что-то изменить, я постоянно дрейфовал между победой и поражением. Ни одно дело не было доведено до конца, но и гибельный крест на этой истории пока не вырисовывался. В две тысячи первом находилась еще одна машинка, а значит, и возможность все исправить. Но для этого придется начинать с нуля.
— Тачку я твою не сильно покорежил, ездить можно.
— Не проблема, есть еще одна.
— Случайно, не «ЗИЛ»?
— Чего?
— Ладно, не важно. Поедем к моей жене. У нее есть то, что нам надо.
— Машина времени? — спросил Куцапов так, точно речь шла о чем-то обыденном.
— Машинка. Она в кармане умещается.
— Полезная, должно быть, штука.
— Когда как.
Куцапов запер квартиру на мудреный замок со сканирующим устройством, и мы спустились к автомобилю. На царапину он даже не посмотрел, лишь проверил, закрывается ли дверь, и уселся за руль.
— Ну, напутал! — воскликнул Колян, заталкивая обратно провода, вырванные Куцаповым-старшим.
— Не было практики, потерял квалификацию. Там ведь на всю страну одна тачка, да и та — в общественном пользовании.
— Социализм, что ли?
— У этого строя нет названия. Банка тушенки там ценится выше человеческой жизни.
— Вот бы Костику туда попасть, он бы своего не упустил.
— Посмотрим, какой у вас бизнес выйдет.
До дома Алены мы добрались за несколько минут. Ожидание лифта, короткий подъем — и я снова оказался у той самой двери. Я не рассчитывал, что вернусь, я вообще многого не предполагал. Сколько же прошло времени? Здесь, в две тысячи первом, нисколько. А по моим внутренним часам? Восемь-девять дней, где-то так. Самая длинная неделя в жизни. Впечатлений хватит до старости, если, конечно, мне суждено ее встретить.
— У тебя оружие есть? — спохватился я.
— Обижаешь. Ну, что мнешься? Звони.
— Они этого не любят. Ломай.
Куцапов отошел к противоположной стене и, разбежавшись, насколько это позволяла площадка, врезался в мягкую обивку.
Мы повторили вместе, одновременно ударив ногами на высоте ручки. Дверь, сопротивляясь, натужно загудела, и в этом гуле послышался легкий треск дерева.
— Пошла! — обрадовался Колян. — Еще раз.
После четвертой попытки дверь сложилась пополам и рухнула в прихожую.
— Пушку доставай, — сказал я. — Больше напора!
Куцапов ворвался в квартиру и, не разбираясь, заорал:
— Всем к стене, руки за голову!
Ничего другого я от него и не ожидал. Но так тоже сгодится, банальности быстрее доходят.
В спальне, уткнувшись лицами в ковер, стояли Миша-младший и Алена.
— Где остальные?! — свирепо крикнул Колян, нагнетая обстановку.
— Н-нет никого, — хрюкнул Миша.
— Где, спрашиваю?! Щас, гнида, мочить буду!
— Они… исчезли.
Я показал Куцапову большой палец и жестом попросил передать слово мне.
— Алена, я и в тот раз не шутил, а теперь и подавно. Куда ты дела машинку?
Она отвернулась от стены, но руки с затылка не убрала.
— Не зна-ю.
— Много тебе платят? На гроб накопила?
— Я ничего не брала.
— Видишь этого человека? У него погиб… брат. А с помощью машинки его можно воскресить. Попробуй ему отказать.
— Миша, я ведь тебе жена, — упрекнула она.
— В прошлом, Алена, все в прошлом. Мишка! Да не трясись ты. Помнишь, я говорил, что она нас бросила? Якобы без причины.
— Ну, теперь-то причина появилась, — ответил Миша-младший, с опаской поглядывая на пистолет.
— Точно. Только ты, как всегда, ищешь ее не там. Ты, Миша, сам от нее уйдешь. Думаю, сегодня же. Дело в том, что наша с тобой супруга подрабатывает в разведке. Угадай, кто ее объект.
— Все совсем не так! — воскликнула Алена.
— Выкрасть чужой прибор, чтобы передать его ФСБ…
— Родина приказала, — нерешительно ответила она.
— Разумеется. Она каждому что-то да приказывает. А знаешь, до чего ее довели собственные же приказы?
— Миша, хватит уговоров! — сказал Колян. — Отойди, я начинаю.
— Под подушкой. Бери и отваливай, — монотонно произнесла Алена.
Под подушкой?! Перерыв весь дом, я не подумал про тайник, известный каждому ребенку. Войны, оккупация, гибель страны — все это, завернутое в несвежую наволочку, лежало у меня на кровати! Если б Тихон узнал, что его планы переустройства мира разобьются о такую пошлость, как моя свалявшаяся подушка, он бы лишился рассудка. Но теперь от Тихона ничего не зависит.
Машинка у нас, ФСБ ее не получит, значит, не будет новой модели, без погрешности. Ксения останется в своем двадцать шестом, Мефодий после заслуженного плевка в морду вернется туда же. Корень зла найден и вырван… как он вырван, с корнем, что ли? Да черт с ними, со словами!
Мне стало досадно от того, что все закончилось так отвратительно просто. Оказывается, нужно было покрепче насесть на Алену еще в тот раз, когда мы приходили с Ксенией. И тогда…
На этом мой радужный прогноз обрывался. Конфликт с Прибалтикой и все последующие события инициировал Тихон, который вторгся из другой версии, — той, что возникла из-за нашего вмешательства в прошлое. Так в какой версии мы сейчас — в старой или в новой?
— Ну что, жив он, не знаешь? — спросил Куцапов, нетерпеливо приплясывая у сканера.
Запорное устройство щелкнуло, и Колян вбежал внутрь. Закрыв дверь, я прошел следом. Он потерянно стоял у дивана и перебирал пальцами слипшиеся волосы Куцапова-старшего.
— Мы ведь только начали, — попытался я его успокоить. — Никто не обещал, что он оживет немедленно. Теперь у нас есть машинка, и мы можем…
— Да что ты уперся в свою машинку? — вскричал Колян. — «Мы можем»! Ни черта! Вот он лежит, все осталось как было.
— В худшем случае, Колян, в самом худшем, если нам ничего не удастся изменить, у тебя впереди еще двадцать пять лет. Кому-то и этого не досталось.
— Где же твой хваленый шанс? В чем он заключался? В том, чтобы наехать на какую-то бабу?