Конечно, у меня возник минутный соблазн оставить ключи при себе, но даже одно касание дало мне знать, что на них лежит порядочное количество заклятий, которые рано или поздно дадут Стелле знать, где искать пропажу. От ключей следовало избавиться, да так, чтобы хозяйка не смогла вернуть их себе слишком быстро. К счастью, корпуса Академии были очень стары и давно уж требовали ремонта. Мне не пришлось долго искать подходящий тайник — в полу коридора зияла порядочная дыра, наспех огороженная несколькими лавками — отнюдь не редкость для этого места. Проходя мимо нее, я сделала вид, что споткнулась и незаметно бросила в провал связку ключей, искренне надеясь, что так просто Стелле их оттуда не добыть. «Возможно, она подумает, что сама их уронила» — сказала я себе и несколько приободрилась — воровство у Стеллы ван Хагевен было невероятной, самоубийственной дерзостью и решилась я на него только из крайнего отчаяния.
Когда-то музей Академии послужил мне первым пристанищем после побега из дома родственников. Здесь я работала, здесь проводила редкие минуты отдыха, да и прятаться в темных уголках приходилось частенько — благо, никто не знал о тайнах музея больше меня. Оттого я на мгновение замерла перед входом в него, не в силах справиться с нахлынувшими чувствами. Я не так часто позволяла вспоминать себе годы, проведенные здесь: к одному доброму воспоминанию прилагалось десяток таких, от которых до сих пор невольно сжимались кулаки и скрипели зубы.
Морис Фитцпарк, смотритель музея был очень стар и в ту пору, когда я впервые его увидала, и я не удивилась, когда увидела, что лицо смотрителя, торопящегося навстречу магистру Леопольду, мне незнакомо. Но сердце мое кольнула маленькая иголка. «Ах, господин Фитцпарк, — подумала я, печально улыбнувшись. — Надеюсь, вы сумели дождаться окончания срока действия своего контракта и заработанных денег вам хватило на небольшой домик с удобной лавочкой в тени старого сада, где вы сейчас и радуетесь осеннему солнцу».
Впрочем, в глубине души я знала, что старик слишком любил музей для того, чтобы покинуть его добровольно, и вряд ли пожелал бы провести свои последние дни в местах, где не имелось сотни-другой чучел драконов, стрыг и единорогов.
— Мессир Леопольд, — между тем отвечал магистру крайне растерянный смотритель, — но меня не уведомляли о том, что сегодня в музее будет проходить экскурсия!..
— Право, экскурсия — слишком сильное слово, — Леопольд небрежно махнул рукой. — Я посчитал, что адептам следует закрепить полученные от меня познания путем осмотра экспозиции музея. Согласно разработанной мной методике преподавания, лекция не может состоять только из словес да таблиц. Если вы считаете, что я ошибаюсь…
Бедный смотритель, пуще всего опасающийся вызвать гнев чародея, да еще столь важного на вид, принялся кланяться и уверять магистра, что у него и в мыслях не было сомневаться в его преподавательских талантах. Я вздохнула, глядя на встревоженное лицо смотрителя — мне ли было не знать, что в любом споре между чародеем и служителем Академии виноватым всегда признают слугу, и даже если впоследствии действия чародея и впрямь окажутся неправомерными — это ничего не изменит.
— Стало быть, милейший, вы не хотели сказать, что мне следует изменить свою манеру преподавания? — с хищной улыбкой вопрошал магистр, как только испуганный смотритель умолкал. — Мне не нужно немедленно уводить адептов и изобретать новый план занятий?
Я, непринужденно перемещаясь между адептами, которые восторженно галдели, явно готовясь нанести немалый урон музею, приблизилась к Леопольду и прошипела ему на ухо:
— Магистр, уймитесь! Вы помните, о чем мы договаривались насчет обращения со слугами? Прекратите измываться над несчастным!
— Я обещал не третировать вас и этого рыжего недомерка, — отозвался магистр, чье выражение лица приобрело явственную плотоядность.
— Мелихаро! — я вспомнила о демоне, которого видела в последний раз, когда тот обнимал госпожу мажордома, и начала вертеть головой в поисках рыжей копны волос. Спустя минуту или две я перевела дух — демон нас догнал. Он стоял поодаль, у гигантского кристалла, внутри которого застыла полупрозрачная сильфида, и мечтательно водил пальцем по одной из граней. Вся его фигура выражала томительную негу, и это меня всерьез встревожило. Я, беспардонно растолкав адептов, направилась к нему.
— Ах, что за женщина! — сообщил он мне, глядя куда-то в потолок. — Дивно хороша, а что за ледяное пламя бушует в ее голубых глазах!..
И.о. поместного чародея-2 (продолжение от 3.09.15)
— Ах, что за женщина! — сообщил он мне, глядя куда-то в потолок. — Дивно хороша, а что за ледяное пламя бушует в ее голубых глазах!..
— Господин Мелихаро, — строго сказала я. — Эта дивная женщина изжарит вас на своем ледяном пламени в единую секунду, не сомневайтесь.
— Во гневе такие дамы еще обольстительнее… — демон блаженно вздохнул.
— Ваши вкусы принесут вам немало бед, — не удержалась я.
— Уже принесли, — вздохнул демон, выразительно глянув на меня, а затем, покосившись в сторону магистра Леопольда, с тревогой спросил:
— Что он там плетет?
Я прислушалась к речам магистра, который впрямь уже начал что-то вещать адептам, и, хмыкнув, сказала демону:
— Он показывает им ластоногую гидру и утверждает, что это дракон, на котором летал во время битв вождь троллей Дагабр.
Демон нахмурился и недовольно произнес:
— Безобразие! Разве можно так бессовестно забивать чушью головы учеников?
Меня удивило то, что Мелихаро принял близко к сердцу одурачивание адептов, однако я постаралась его успокоить:
— Это не нанесет адептам особого урона, господин Мелихаро. Не забывайте, что сам магистр Леопольд учился в стенах этой Академии — и вы сами можете видеть, что случилось с теми знаниями, что пытались вложить в его голову преподаватели. Нет ровно никакой разницы — белиберду он сейчас произносит или нет. Те, кто не желает ее запоминать — все равно не запомнит. Меня волнует только то, что я не слышу протестов того самого юного знатока истории, что сорвал нам лекцию… Неужто он потерялся в коридорах?.. Или просто сообразил, что лучше помалкивать?
Но Мелихаро, как и я, не запомнил хорошо лица адепта-пакостника и мы напрасно искали его среди прочих. Адепты, к тому же, не стояли на месте, и вскоре в глазах у меня зарябило от ученических мантий.
— Ладно, — я махнула рукой, — раз уж на магистра снизошло вдохновение, давайте я проведу для вас другую экскурсию, пока нам нечем заняться. Видите того огромного золотого ящера, покрытого зеленоватыми пятнами? Это гордость музея, золотистый амилангрский дракон. Когда-то из-за него меня выпороли так, что я едва не отдала богам душу. А с пятнами, как я вижу, ничего поделать так и не смогли…
— …И вот великий чародей Сантор отправился на юг, дабы изловить в море амфисбену и обменять ее на гномьего трехглавого пса… — доносился до нас голос магистра, продолжающего выдумывать несусветную чушь на ходу.
Я же точно так же, как и Леопольд переходила от экспоната к экспонату и делилась с Мелихаро воспоминаниями:
— Вот здесь я случайно разлила раствор драконьей желчи, и тогдашний смотритель музея, Фитцпарк, гонялся а мной по всему залу, чтобы отлупить меня хвостом сциталиса, который отвалился из-за моей оплошности. А вот этого единорога я слишком тщательно вычесала, так что он оплешивел, и меня опять же отходили розгами. Тут приходилось взбираться по стремянке — чучела гарпий высоко закреплены, и как-то я не удержалась на самой верхней перекладине. Ведро с реактивами оказалось слишком тяжелым. Я вывихнула руку, а за пролитые реактивы на меня наложили штраф — три дня без обеда и ночные дежурства. Из-за этого грифона меня пороли три или четыре раза, пришлось в конце концов пойти на хитрость и чистить его при помощи заклинания — уж очень нежная у него чешуя…
— …Гномий трехглавый пес, — продолжал вдохновенно сочинять Леопольд, остановившись возле оборотня, — настолько опасен, что убить его можно только отрубив ему две головы. Именно поэтому вы здесь не увидите его во всей красе, да я и не пожелал бы вам его когда-то увидать в натуральном виде!..
— …Помню, как опрокинула на себя банку с толченым пером феникса, когда натирала им рогатую виперу! — я тоже увлеклась своими байками, благо Мелихаро слушал меня куда внимательнее, чем адепты — магистра. — Видите, на правой руке у меня до сих пор остались оспины? Это проклятое перо ожгло мне руку до локтя, лекарь даже опасался, что ее придется отрезать. Ожоги от такого порошка очень долго заживают. Ну а это циклоп! Премерзкая скотина, как видите. Однажды я плохо закрепила его набедренную повязку после того, как опрыскивала его жидкостью, на время приглушающей его естественный ужасный запах. И надо же такому случиться, что на следующий день сюда пришли адепты первого года обучения. Повязка упала, визг стоял неимоверный, а одна из адепток даже лишилась чувств. Кажется, меня тогда отхлестали плеткой, а не розгами, посчитав, что я нарочно эдак подшутила над адептами…