Джим поначалу даже не понял, в чем дело.
Тем не менее стена цитадели, которая была уже хорошо видна в окуляр, словно раздвоилась, и от нее отделилась некая расплывчатая громада. Пока это «нечто» находилось в тени цитадели, оно было серым, будто сделанным из тусклого льда, но потом «нечто» шагнуло на солнце, и острые, как бритва, яркие зайчики отразились от стальных плоскостей.
– Железный Герман! Здесь Железный Герман! – закричали на открытой волне.
– Что за Железный Герман?! – крикнул в микрофон Джим. Его стало злить, что он обо всем узнает в последнюю очередь. – Что еще за Железный Герман?! – повторил он свой вопрос, и неожиданно ему ответил штандартенфактор.
– Извините, адмирал Джим!.. – В голосе звучало неприкрытое торжество. – Никто не знал, что Железный Герман окажется в цитадели. По нашим сведениям, он находился под Аккераманом, там у Инглегасского Союза жестокие столкновения с армией Панконды… Одним словом, офицеры, мы… э-э, сохраним память о вас в веках, и все такое. Покажите себя героями!
Только сейчас до Джима дошло, что теперь Квардли говорил на открытой волне, однако злиться на этого мерзавца было бесполезно. Железный Герман шагал пятидесятиметровыми шагами, и у Джима сложилось мнение, что этот гигант знал, что ему делать.
Громадные руки Германа поднялись горизонтально, и Кэш даже на своем языке почувствовал привкус страшнейшего разряда, который врезался в самую гущу танков адмирала Джима.
Там, где находились машины, брызнули огненные снопы ярких искр, а в местах, где разряды ударили в землю, в небо взвились клубы тончайшей пыли. Она заволокла все вокруг, и второй разряд Герман послал уже вслепую, Джим это понял потому, что сам уже ничего не видел и не слышал.
60
Поначалу Кэшу казалось, что он спит. Это было так похоже на последние секунды перед пробуждением. Сейчас он откроет глаза, вздохнет поглубже и поднимется с кровати.
Должно быть, сегодня выходной, и можно поехать на заброшенный завод, чтобы повозиться с любимым лонгсфейром. Возможно, к осени он будет полностью готов. Ну в крайнем случае – к зиме. Зима в Тауросе не такая уж и холодная.
– Накры-ы-лись, окончательно накрылись… На-кры-ы-лись…
Отвратительные завывания проникали в счастливую иллюзию Джима, оставляя на ее светлой поверхности грязные потеки. В конце концов они отравили ее совсем. Иллюзия сморщилась и исчезла, оставив вместо себя темный железный ящик, где сильно воняло горелыми проводами и еще сильнее – птичьим пометом.
«Скорее всего, я еще не умер», – подумал Джим.
Новый стон хныкавшего в темноте цикламена заставил Джима шевельнуться.
Стоны сразу прекратились, а затем после секундного молчания послышался хриплый, но полный надежды голос Пятьсот Четырнадцатого:
– Адмирал, ты таки жив еще?
– Нет еще, – ответил Джим, осторожно щупая в темноте рукой.
Ему показалось, что танк находится в непривычном положении.
– Да на боку мы, – верно угадав мысли Кэша, подсказал Пятьсот Четырнадцатый и тут же затараторил: – Но это ничего не значит, приятель, угол небольшой, всего тридцать семь градусов. Если гусеницу назад подать, встанем на ноги! Давай, адмирал, поднимайся! Сматываться надо, а то снаружи Герман ходит и гасит всех, гасит, сволочь. Пока ветра нет, дружище. – Голос цикламона заметно дрожал и прерывался. – В пыли он не особенно видит, а если ветерок подует – кранты нам будут с веревками!
– Двигатель исправен? – спросил Джим.
– Все исправно, родной, все исправно, – снова зачастил цикламон. – Нужно только сва-ли-вать.
– Что со светом?
– Свет – ерунда. На потолке есть такая пимпочка аварийная. Нажми на нее, и батарейки включатся. На полчаса хватит, а больше нам не нужно… У нас танк, знаешь, какой – помчимся, как ветер, только нас и видели. И никакого позору, уверяю тебя, ведь мы уже, считай, приняли смерть героическую. Мы теперь до конца дней в бронзе отлиты и пенсию получать будем как увечные ветераны. Заживем, как люди, мне наконец майора дадут, а то я в капитанах уже две кампании хожу…
Пятьсот Четырнадцатый замолчал, но Джим слышал его частое дыхание.
«Болтливая птица», – подумал он и, найдя «аварийную пимпочку», надавил на нее.
Синеватый свет залил скособоченную кабину, и Джим поморщился от его нестерпимой яркости.
– Отлично выглядишь, адмирал, – заискивающим тоном произнес цикламон и щелкнул клювом. – Давай запускай турбины, и уходим отсюда, пока есть шанс.
Кэш провел по лицу рукой и обнаружил, что оно все в крови. Быстро вытерев ее рукавом, он дернул уже знакомую ему веревку, и турбины заработали с легком цокотом, так, будто ничего не произошло.
– Отлично! – воскликнул Пятьсот Четырнадцатый. Он забил по решетке крыльями и даже стал нервно напевать: – Мы воль-ные пти-цы, пора, брат, пора… Туда, где за морем… Теперь плавненько, джойстик назад, до первого щелчка…
– Откуда ты все знаешь? – удивился Джим, тем не менее в точности выполняя рекомендации Пятьсот Четырнадцатого.
– Боевой опыт, дружище.
Повинуясь управлению, танк дернулся, словно ему приснился кошмар, затем провернул одну гусеницу и, качнувшись, с грохотом встал на обе.
– Давай по газам! По газам! – начал кричать цикламон.
Однако Джим для начала посмотрел в окуляр, где увидел только пыль и искрящиеся куски разорванных корпусов.
– Радио не работает? – спросил он.
– Отрубилось твое радио, вместе с проводами. Уходим, командир, прошу тебя как боевого друга!
– Соедини меня с Лу, тогда поедем.
– Я тебе не верю, – четко произнес цикламон, и в его голосе послышалось упрямство. – Хочешь сдохнуть – на здоровье, но меня-то, существо несчастное, зачем губить?
– Ты же офицер, Пятьсот Четырнадцатый. Ты должен выполнить свой долг.
– Да плевал я на вашу присягу! Ничего не буду передавать. Ничего! Умру молча.
Снаружи раздался треск нового разряда. Джим представил, как, словно клопы, в дыму пятятся ослепленные машины, а Железный Герман ходит, низко нагибаясь, а затем разносит бедняг в мелкие искры.
– Хорошо, ты сам выбрал. Умрешь молча.
С этими словами Джим достал с полки пистолет и, демонстративно громко взведя курок, приставил оружие к маленькой птичьей голове.
– Связывай меня с адмиралом Эрвилем, или снесу башку! – с мрачной решительностью произнес он.
– Там патронов нету, – нагло заявила птица.
– Может, и нету, – спокойно согласился Джим. – Но сейчас мы это проверим.
Его палец твердо лег на курок, и цикламон громко взвыл:
– Ладно-ладно, твоя взяла! Только и видел в жизни, что насилие над личностью и сухой военный устав. А я, может, тоже жить хочу полной жизнью, а мне вон уже две кампании майора не дают, хотя я и в танке горел, а ты… Эх, да что говорить! Хоть бы раз клетку вычистили, сатрапы!
– Все будет, но сейчас соедини меня с Эрвилем.
Цикламон вздохнул, прикрыл глаза и через секунду был готов к использованию. Джим это понял по отмашке крыла, которым Пятьсот Четырнадцатый просигнализировал о контакте.
– Лу, твоя машина на ходу? Ты не ранен? – задал вопрос Джим, чувствуя некоторую неловкость от такого способа связи.
– Все нормально, Джимми! Я тут забился в большую воронку и ничего не могу разглядеть! Эта штука ходит где-то совсем рядом! Слушай, у меня в кабине туба валяется заряженная. Может, попробовать выбраться и пальнуть в него?
– У тебя есть туба с огненной начинкой?! – обрадовался Джим.
Он еще не знал, как и что следует сделать, однако в голове сам собой стал складываться план.
– Да, Джимми, и я разобрался, как ею пользоваться! Ну так что, я выбираюсь?
– Нет, сиди в своей воронке и жди дальнейших указаний…
Поняв, что адмирал закончил связь, Пятьсот Четырнадцатый приоткрыл глаза и вопросительно на него посмотрел.
– Слушай, – восхитился Кэш, – ты же полностью сымитировал его голос и интонацию… Феноменально!
– Это моя работа, сэр, – скромно заметил цикламон, но было видно, что похвала ему приятна.
– Молодец! Теперь давай на общей волне – приказ для всех!
Цикламон моментально настроился, и Джим начал передачу.
– Внимание! Общий приказ! Всем отступать назад. Я понимаю, что выполнение подобного приказа вы считаете невозможным, но это не бегство – это военная хитрость! Мы победим врага, да здравствует император!
Цикламон в точности повторил сообщение, а после последней фразы от себя надудел полкуплета из «Славен будь наш государь…».
В это время где-то рядом снова раздался треск разряда, и тяжелые шаги Железного Германа заставили содрогнуться землю.
61
Припудренные песком и копотью, подраненные машины, словно измученные жуки, выползали из пыльной завесы, а Железный Герман следовал за ними и, торжествуя, продолжал уничтожать отступавшего врага. Императорские танки гибли, осыпая землю искрящимися кусками металла, однако они делали свое дело и отвлекали внимание чудовищного монстра.