Даже сотрясения не было. Я спросила, можно ли мне уйти, но медсестра сказала, что сперва надо показаться доктору. Итак, я застряла в приемном покое, терзаемая постоянными извинениями Тайлера и его обещаниями загладить свою вину. И сколько я ни уверяла его, что со мной все хорошо, он продолжал посыпать солью свои раны. Наконец, я закрыла глаза и перестала его слушать. Он что-то покаянно бормотал, не умолкая.
— Она спит? — раздался мелодичный голос. Мои глаза мигом распахнулись.
Эдвард стоял рядом с моей койкой, самодовольно ухмыляясь. Я грозно воззрилась на него. Это оказалось нелегко — естественнее было бы растаять от немого восторга.
— Эй, Эдвард, мне правда очень жаль… — начал Тайлер.
Эдвард поднял руку, чтобы остановить его.
— Нет крови — нет вины, — сказал он, сверкнув белыми зубами. Присев рядом с Тайлером, он снова с ухмылкой посмотрел на меня.
— И что, каков диагноз? — спросил он.
— Да все со мной в порядке, просто не выпускают, — пожаловалась я. — А почему тебя не привязали к каталке, как остальных?
— Все дело в личных связях, — ответил он. — Но ты не бойся, я пришел тебя порадовать.
Тут из-за угла показался доктор, и я застыла с открытым ртом. Он был молод, у него были светлые волосы… и он был красивее, чем любой киноактер. Но вид у него был бледный и усталый — темные круги залегли вокруг глаз. Судя по описаниям Чарли, это был отец Эдварда.
— Итак, мисс Свон, — у доктора оказался очень приятный голос. — Как Вы себя чувствуете?
— Все в порядке, — сказала я, надеюсь, в последний раз за сегодня.
Он подошел к лампе-экрану над моей головой и включил ее.
— На рентгене ничего нет. Голова болит? Эдвард сказал, что удар был очень сильным.
— Нет, ничего не болит, — повторила я со вздохом, бросив быстрый сердитый взгляд на Эдварда.
Холодные пальцы доктора легко прошлись по моей голове. Он заметил, что я поморщилась.
— Здесь больно? — спросил он.
— Совсем чуть-чуть. — Бывало и похуже.
Я услышала тихий смех, и, подняв глаза, наткнулась на покровительственную улыбку Эдварда. Я сощурилась.
— Ваш отец в зале ожидания — можете поехать домой вместе с ним. Но если почувствуете головокружение или будет двоиться в глазах — немедленно возвращайтесь.
— А можно мне пойти в школу? — спросила я, с ужасом воображая Чарли, проявляющего заботу.
— Думаю, сегодня следует отдохнуть.
Я взглянула на Эдварда.
— Но ведь он идет в школу?
— Ну, должен же кто-то принести благую весть о том, что мы остались живы, — самодовольно произнес он.
— Вообще-то, полшколы собралось в зале ожидания, — внес ясность доктор Каллен.
— О, нет! — простонала я и закрыла лицо руками.
Доктор Каллен поднял брови.
— Хотите остаться?
— Нет-нет, — быстро ответила я и, спустив ноги, поспешно спрыгнула с высокой койки. Разумеется, слишком поспешно — я не рассчитала и свалилась прямо на доктора Каллена. Он с тревогой посмотрел на меня.
— Все хорошо, — повторила я. Не объяснять же ему, что мои сложные отношения с собственным телом начались задолго до сегодняшних событий.
— Примите «Тайленол» от головной боли, — сказал он, устанавливая меня вертикально.
— Голова почти не болит, — отнекивалась я.
— А ведь Вам безумно повезло так легко отделаться, — заметил доктор Каллен, подписывая фломастером мою карточку.
— Просто повезло, что Эдвард стоял рядом со мной, — поправила я, бросив строгий взгляд на объект своего высказывания.
— О да, — рассеянно согласился доктор Каллен и неожиданно углубился в бумаги, которые держал перед собой. Потом он отвернулся и пошел к Тайлеру. Интуиция шепнула мне, что доктор с сыном заодно.
— А вот Вам, боюсь, придется задержаться здесь подольше, — заявил он Тайлеру и начал осматривать его порезы.
Как только доктор отвлекся, я переключилась на Эдварда.
— Можно с тобой поговорить? — тихо прошипела я. Он отошел на шаг и неожиданно стиснул челюсти.
— Тебя ждет отец, — сказал он сквозь зубы.
Я взглянула на Тайлера и доктора Каллена.
— Я хотела бы поговорить наедине, если ты не против, — не отставала я.
Он сердито посмотрел на меня, повернулся спиной и быстро пошел к выходу. Мне пришлось почти бежать, чтобы успеть следом. Зайдя за угол, он остановился и развернулся лицом ко мне.
— Чего ты хочешь? — с досадой спросил он. Взгляд его был холоден.
Я оробела от его враждебности.
— Ты должен мне все объяснить, — мои слова не содержали и малой доли той суровости, которую я хотела бы в них вложить.
— Я спас тебе жизнь и ничего не должен.
Уловив в его голосе возмущение и обиду, я отпрянула.
— Ты обещал.
— Белла, ты ударилась головой и сама не понимаешь, что говоришь, — ядовито сказал он.
Наконец, мной овладел гнев, и я дерзко уставилась на него.
— У меня с головой все в порядке.
Он отразил мой взгляд.
— Чего ты от меня хочешь, Белла?
— Правды. Я хочу понять, почему должна лгать из-за тебя.
— Что же, по-твоему, произошло? — резко бросил он.
Тут меня прорвало.
— Я точно помню, что ты не стоял рядом со мной, Тайлер тоже тебя не видел, так что не говори мне, что я ударилась головой. Фургон должен был раздавить нас обоих — но мы живы, …и твои руки оставили вмятины на фургоне, …и твоя спина оставила вмятину на другой машине, а у тебя — ни царапины, …и фургон расплющил бы мне ноги, но ты приподнял его и держал на весу… — я понимала, что моя речь похожа на бред сумасшедшего, и не могла продолжать. Я была настолько взвинчена, что еще немного — и полились бы слезы. Я сжала зубы, чтобы не дать им воли.
Он изумленно смотрел на меня, но лицо оставалось жестким, настороженным.
— Я приподнял фургон? — спросил он так, словно сомневался в моем здравом уме, но этим только усилил мои подозрения. Фраза прозвучала театрально, словно реплика умелого актера.
Я едва кивнула, не разжимая зубов.
— Тебе же никто не поверит! — почти насмешливо сказал он.
— А я никому и не скажу, — медленно проговорила я, тщательно сдерживая гнев.
Удивление скользнуло по его лицу.
— Тогда какая разница?
— Для меня есть разница. Я не люблю врать, поэтому, если приходится, то хорошо бы иметь достойную причину, — упорствовала я.
— А нельзя просто сказать мне «спасибо» и оставить это дело в покое?
— Спасибо, — я ждала, сгорая от нетерпения.
— Ты не отстанешь, ведь так?
— Нет.
— Что ж… Надеюсь, тебе по душе вкус разочарования.
В молчании мы гневно уставились друг на друга. Я заговорила первая, стараясь не упустить нить: я боялась, что вот-вот впаду в ступор от вида его великолепного мертвенно-бледного лица. Тягаться с ним было все равно, что взглядом укрощать ангела-разрушителя.
— И зачем ты вообще туда полез? — холодно спросила я.
Он помедлил, и на мгновение прекрасное лицо стало неожиданно беззащитным.
— Я не знаю, — прошептал он, развернулся и ушел.
Гнев переполнял меня, и еще пару минут я стояла, не в состоянии сдвинуться с места. Наконец, я повернулась и побрела к выходу.
Обстановка в зале ожидания была еще хуже, чем я предполагала. Казалось, абсолютно все, кого я знала в Форксе, были здесь и ждали моего появления. Чарли ринулся ко мне, и я подняла руки.
— Со мной все в порядке, — тусклым голосом произнесла я. Еще не придя в себя от разговора с Эдвардом, я была не настроена на легкую болтовню.
— Что доктор сказал?
— Доктор Каллен посмотрел меня и сказал, что я здорова и могу идти домой, — вздохнула я. Майк, Джессика и Эрик двинулись к нам. — Поехали, — поторопила я отца.
Чарли обнял меня за спину, почти не касаясь, и повел на улицу сквозь стеклянные двери. Я вяло помахала своим друзьям, пытаясь показать, что обо мне можно больше не беспокоиться. Первый раз в жизни я почувствовала облегчение, садясь в патрульную машину.
Домой мы ехали в молчании. Я была настолько погружена в свои мысли, что едва замечала присутствие Чарли. Я понимала, что вынудила Эдварда защищаться, и это лишний раз подтверждало то, во что я едва могла поверить — я действительно видела то, что видела. Все эти невероятные вещи произошли на самом деле.
Возле дома Чарли наконец открыл рот.
— Э-э-э… тебе придется позвонить Рене, — он виновато повесил голову.
Я ужаснулась.
— Ты сказал маме?
— Прости.
Я чуть сильнее, чем следовало, хлопнула дверцей машины.
Мама была, разумеется, в истерике. Мне пришлось по крайней мере тридцать раз повторить ей, что со мной все в порядке, прежде чем она хоть немного утихомирилась. Она умоляла меня вернуться домой — начисто забыв о том, что дома сейчас никого нет — но, к моему удивлению, ее мольбы почти не трогали меня. Все мое внимание поглощала загадка Эдварда Каллена. А также, собственно, сам Эдвард. Дура, дура, дура. Я не так сильно рвалась вон из Форкса, как следовало бы, будь я в своем уме.