Васильев Владимир Око всевышнего
Владимир ВАСИЛЬЕВ
ОКО ВСЕВЫШНЕГО
Рукопашная сказка
1
В вечернюю тишину вплетались мерные удары гонга. Монастырь встречал закат. Малиново-красное солнце пряталось за отроги Сао-Зу - Великого Горного Хребта, увенчанного пушистыми снежными шапками. Лишь одна дорога вела к монастырю - южная, та, что поднималась снизу, из озерной долины. Никому еще не удавалось перевалить через хребет в этом месте, хотя несколько узких троп уводили высоко в горы. Бродили неуверенные слухи, передаваемые чуть слышным шепотом, будто одна из этих троп ведет сквозь Хребты к самому северному побережью, однако уже много лет никто не ходил за Сао-Зу и не приходил оттуда.
Монахи, собравшиеся на вечернее очищение, отбили положенное количество поклонов и разошлись по кельям-таутам. Ученики первого круга устало брели с поздних занятий, ситы-работники подметали узкие дорожки и тренировочные площадки. Скоро и они уйдут в свой таут - большую общую спальню рядом со зданием кухни. Только привратники в свете лучин будут вести неспешные ночные разговоры.
Монастырь затих, спрятавшись за неприступными стенами, высотой соперничавшими с горными соснами. Темнело; последние лучи солнца таяли в хрупкой свежести воздуха. Холодный ветер тянул с гор, принося дыхание вечного льда.
Путник появился на дороге вместе с первыми звездами. Он спешил; учащенно дыша, опираясь на длинный посох, изредка оглядываясь. Достиг ворот, трижды ударил тупым концом посоха в Круг Путника, чернеющий в центре правой створки.
На стене возник привратник, бесшумно, словно летучая мышь.
- Да будет благословенно имя Каома! - хрипло сказал путник, склонив голову и сделав ладонью ритуальный жест.
- Навеки будет! - почтительно отозвался привратник. - Что привело тебя в нашу обитель?
Ладонь его застыла у груди.
- Прошу крова и защиты.
Привратник кивнул:
- Не совершил ли ты зла, и не спасаешься ли от справедливой кары Императора и гнева Каома? (да будет благословенно имя его!)
- Руки и сердце мои чисты перед Императором и тем, кто Выше, хаат.
- Ворота монастыря всегда открыты для скитальцев, чистых перед тем, кто Выше! Входи, путник.
Правая створка неспешно приоткрылась, пропуская одинокого гостя.
Два монаха встретили его поклоном и застывшей перед грудью ладонью. Путник поклонился в ответ, стоя на отпечатке огромной пятерни у самых ворот; потом опустился на колени, отложив посох, и поцеловал священную землю монастыря.
Он не был здесь сорок семь лет.
- Голоден ли ты, путник? - спросил тот, кто разговаривал с ним со стены, одетый в зеленый плащ Наставника со знаком восьмого круга.
- Нет, хаат, хвала Всевышнему (легкий обоюдный поклон), добрые люди накормили меня в полдень.
Наставник снова кивнул.
- Брат Цхэ, отведи путника в гостевой таут.
Еще поклон, еще хвала Всевышнему, и у ворот опять стало безлюдно, а привратники возобновили свои ночные речи в неверном свете лучины.
Наутро странника отвели к Верховному Настоятелю.
Странник был стар. Седые усы и борода, седая голова, морщинистое лицо. Однако глаза его горели, словно у юного тигра, а мышцы полнились силой. Чем-то он походил на Настоятеля, только у того усы и борода были гораздо длиннее, а голову он, как и все в монастыре, брил наголо.
- Сатэ? - удивился и обрадовался Настоятель. Путника он хорошо знал, хотя виделись в последний раз они почти полвека назад.
Старик Сатэ поклонился сначала изображению Каома, потом Первому-в-храме и шести его теням-Настоятелям.
- Приветствую тебя, Бин, Первый-в-храме, и вас, Старшие!
Повинуясь жесту Верховного один из слуг-учеников принес циновку и несколько подушек.
- Садись, Сатэ! И не зови нас Старшими, ведь ты равен нам, хранитель.
Сатэ присел.
- Разве пыль в придорожной канаве равна солнечному свету? Вы - слуги Каома, Старшие в монастыре, а я - одинокий старик, забытый всеми.
Чувствовалось, что подобные речи были всего лишь ритуалом.
- Недобрые вести принес тебе Сатэ, Первый-в-храме.
Выразительный взгляд - слуги покинули таут Верховного, осталась лишь семерка старших, да путники. Двое Настоятелей стали у выхода.
- Я слушаю тебя, Сатэ-хранитель.
Странник неотрывно глядел Бину в глаза.
- Весна начинается, Первый-в-храме. Скоро равноденствие, не мне напоминать, что наступит год Тигра. Это будет год Тигра-воина.
- Я помню, Сатэ. Посланники Южного монастыря скоро выступят, ведомые братом нашим, Настоятелем Тао. Обряд будет исполнен.
Тигр приходил каждый двенадцатый год; однако Тигр-охотник ничего не менял в жизни монастырей. Раз в двадцать четыре года приходил Тигр-воин и тогда весной либо Северный монастырь Каома, либо Южный (по очереди) отправляли друг другу посланников. Отбирались два молодых монаха, по одному от каждого монастыря, родившихся в год предыдущего Тигра-воина. Они уходили сразу после Турнира. Куда - знали немногие. Семеро Настоятелей каждого монастыря да десяток избранных. Возвращались монахи обычно летом; посланники-гости тотчас отбывали в свою обитель и все повторялось спустя двадцать четыре года. И еще одно: молодые монахи-избранники, вернувшиеся в монастыри, впоследствии почти всегда становились Первыми-в-храме. Сорок восемь лет назад, когда Бину исполнилось всего двадцать четыре и был он молод и горяч, отправился он в путь вместе с Тао-южанином...
Бин вспомнил и едва заметно вздохнул. На лице его ничего не отразилось - ведь он давно уже не юноша-избранник, а Верховный Настоятель Северного монастыря Каома, Первый-в-храме.
- Клан Орла посягнул на одно из двенадцати Святых Мест. В горах было землетрясение и ход в тайник обнажился.
Бин нахмурил брови, не перебивая.
- Волею случая это оказалось именно двенадцатое Место. Око Каома едва не попало в руки Орлам.
Тени-Наставники зароптали. Такого не случалось со времени основания монастырей. Око всегда находилось в одном из двенадцати Мест, надежно укрытых от мирских глаз. В год Тигра-воина его переносили. Из первого Места во второе, в следующий раз - из второго в третье, и так далее. Око кочевало по кругу из века в век; монахи двух монастырей всегда находили силы его защитить.
Сатэ продолжал рассказ:
- Глупые Орлы тронули Око раньше срока - они, конечно, умерли, так и не успев поведать своим Верховным куда перепрятали его. Остался лишь один свидетель, который знает, где сейчас Око. Орлы повсюду ищут его, но не найдут, если вовремя вмешаться.
- Кто он? - только теперь перебил Бин.
Сатэ прикрыл глаза и выдержал приличествующую паузу.
- Юноша-паломник с Архипелага.
- Островитянин? - Бин вскочил, сжав кулаки. - Великий Каома! Судьба мира в руках чужеземца!
Первый-в-храме быстро овладел собой и сел.
- Где он?
- В столице. Прячется и ждет сигнала. Моего сигнала.
- Что ты предлагаешь, Сатэ?
Старик погладил короткую бороду.
- Дай мне семерку избранников и я приведу его сюда. Заодно и смену себе присмотрю. Надеюсь, что в этот раз избранники достойны... хм... тех юношей, что мечтали перенести Око с десятого Места на одиннадцатое сорок восемь лет назад.
Бин задумался.
- Хорошо, Сатэ. Только вот что: отсюда в Столицу семь дней пути, и из Южного монастыря - четыре. Ведите чужеземца в Южный и возвращайтесь со свитой брата нашего Тао.
Сатэ поразмыслил.
- Ты как всегда мудр, Первый-в-храме! Орлы вряд ли сумеют предвидеть это.
Бин поднес руку к груди:
- Мудр лишь Каома, мы же - жалкие слуги его, внемлющие мудрым советам.
Ритуальный поклон.
Хлопок в ладоши. Появился монах-слуга.
- Семерых избранников-до ко мне, младший.
Монах склонил голову и исчез.
- Кто будет первым, как думаешь? - спросил вдруг Сатэ.
Верховный пожал плечами:
- Все хороши. Хотя, Даан Геш, пожалуй, покрепче остальных.
- Геш? Сын Линга?
- Да. Он уже Наставник, представь! Уже почти год.
- А прочие кто?
- Рут Ма, братья-близнецы Каат и Ао Хито, Юл Ю, Сань Но и Лоот Зин.
Сатэ покачал головой:
- Никого не знаю. Ты о них никогда не писал.
Верховный нетерпеливо взглянул на громадные песочные часы, которые опрокидывали всего раз в сутки, в полдень.
- Как зовут чужеземца?
- Матурана, Старший.
- Матурана, - повторил Первый-в-храме, шевеля губами, словно пробовал непривычное имя на вкус. - Странные у них на Архипелаге имена.
Сатэ пожал плечами:
- Наверное, наши имена им тоже кажутся странными. Кстати, - Сатэ понизил голос почти до шепота, - он родился в год Тигра-воина. Двадцать четыре года назад.
Верховный неотрывно глядел на Сатэ, соображая, что это может означать.
В таут входили избранники в одеяниях монахов; один был в зеленом плаще без каймы. Единственное, что отличало их от остальных обитателей монастыря - длинные волосы, собранные в пучок на затылке.