— Сроду о нем не слыхал. Разузнать?
— Было бы неплохо, если бы ты повидался с этой Парметтой и с Шерриллом. Скажешь им, что дружил с Джэнет, когда она жила в Сан-Франциско. Придется тебе поработать над легендой, чтобы они не поймали тебя на чем-нибудь. Всю информацию тебе выдаст Пола. Меня интересует, Джек, что они скажут о ее болезни. Может, у нее и впрямь была дохлая тикалка, но если нет, тогда нам действительно есть чем заняться.
— О’кей, — сказал Керман.
Вошла Пола.
— Ничего особенного, — сказала она. — Сэлзер открыл санаторий в 1940 году. Местечко для богатых. Двести долларов в неделю.
— Неплохой доход, — с завистью сказал я.
— Некоторые люди, видать, с ума посходили. Только представьте себе — отстегивать такие бабки за стакан фруктового сока, — в ужасе сказал Керман. — Вот бы нам такое дельце.
— И это все?
— Женат. Бегло говорит по-немецки и по-французски. Имеет ученую степень доктора наук. Никаких увлечений. Детей нет. Возраст пятьдесят три года, — сказала Пола, зачитывая с карточки. — Это и все, Вик.
— О’кей, — сказал я, вставая. — Помоги Джеку, ладно? Ему нужны сведения об этих Парметте и Шеррилле. Я спущусь вниз и перемолвлюсь словечком с матушкой Бендикс. Мне надо навести справки о прислуге в доме Кросби. Дворецкий показался мне подозрительным. Возможно, это она нашла ему эту работу.
С первого взгляда — впрочем, даже и со второго — миссис Марту Бендикс, директора агентства «Бендикс Доместик», можно легко было принять за мужчину. Крупная и широкоплечая, она коротко стриглась и носила твидовый мужской пиджак и рубашку с галстуком. И только когда она уже вставала и выходила из-за стола, вашему удивленному взору представали твидовая юбка, шелковые чулки и тяжелые грубые башмаки. Она была весьма добросердечная, и если вы неосторожно подходили к ней слишком близко, она сильно хлопала вас по спине — привычка, что поделаешь, — отчего в последующие два-три часа вам бывало дурно. К тому же смеялась она удивительно громко, как будто стреляли из двенадцатикалиберного дробовика, и если вы не были к этому подготовлены, то прямо подпрыгивали, когда она разражалась этим своим смехом. Женщина, с которой я бы не хотел жить, однако добрейшая душа, совершенно не жадная, когда речь заходила о деньгах, и больше интересующаяся нервными хрупкими блондинками, нежели здоровыми детинами вроде меня.
Робкая кроликоликая девушка, которая провела меня в кремово-зеленый кабинет миссис Бендикс, держалась от меня подальше, как будто я был исполнен дурных намерений, зато одарила миссис Бендикс застенчивой улыбочкой, которая могла что-то значить, а могла и не значить ничего, это уж в зависимости от склада вашего ума.
— Входите, Вик, — громко сказала миссис Бендикс из-за заваленного бумагами стола. — Присаживайтесь. Уж сколько дней вас не видела. Куда это вы запропастились? Чем занимались?
— Да так, кое-чем, — ответил я. — Боролся с нищетой. Мне нужна ваша помощь, Марта. Вы вели какие-нибудь дела с Кросби?
— Да уж давненько никаких не веду, — она наклонилась, вытащила бутылку шотландского, две рюмки и с полдюжины кофейных зерен. — По-быстрому, — продолжала она. — Не хочу шокировать Мэри. Она не одобряет, когда пьют в рабочее время.
— Та Мэри, что с кроличьими зубами?
— Ее зубы пусть вас не волнуют. Она вас ими не укусит. — Она протянула мне полрюмки и три кофейных зерна. — Вы имеете в виду Кросби с бульвара Футхилл?
Я ответил, что имею в виду Кросби с бульвара Футхилл.
— Я делала для них одну работенку, но и все. Лет шесть назад. Тогда я им поставила всю их прислугу. После смерти Джэнет Кросби они уволили всех прежних слуг и взяли новых. Ко мне они не обращались.
Я попробовал виски. Оно было какое-то гладкое и шелковистое, в нем чувствовалась большая сила.
— Вы хотите сказать, они всех поувольняли?
— Об этом я вам и толкую.
— И куда они подевались?
— Я устроила их в другом месте.
Я переварил эту информацию.
— Послушайте, Марта, строго между нами, я пытаюсь разузнать всю подноготную о смерти Джэнет. У меня есть одна догадка, которую, возможно, стоит развивать, а возможно, и не стоит. Я не совсем убежден, что она умерла от сердечной недостаточности. Я хотел бы побеседовать на эту тему с кем-нибудь из старой прислуги. Возможно, они что-то видели. Скажем, дворецкий. Кто им был?
— Джон Стивенс, — немного подумав, сказала миссис Бендикс. Она допила виски, бросила в рот три кофейных зерна, убрала с глаз свою рюмку и бутылку и нажала большим пальцем на кнопку звонка на столе.
Кроликоликая девушка робко вошла.
— Где теперь работает Джон Стивенс, милочка?
Кроликоликая девушка сказала, что сейчас узнает. Минуты через две она вернулась и доложила, что Стивенс служит у Грегори Уэйнрайта, в Хиллсайде, на Джефферсон-авеню.
— А личная служанка Джэнет? — спросил я. — Где она теперь?
Миссис Бендикс махнула кроликоликой, чтобы та уходила, а потом сказала:
— Эта сучка? Она больше не работает, и я бы не дала ей работу, даже если бы она на коленях меня умоляла.
— А что с ней такое? — спросил я, с надеждой подталкивая пустую рюмку вперед. — Будем друзьями, Марта. Какой прок от одной рюмки для таких здоровых, крепких ребят, как мы с вами?
Миссис Бендикс хихикнула, снова извлекла бутылку и налила.
— Так что с ней такое? — повторил я, когда мы выпили за здоровье друг друга.
— Она ни на что не годна, — сказала миссис Бендикс и нахмурилась. — Ленивая бездельница, черт бы ее побрал.
— Мы ничего не перепутали, а? Я говорю о личной служанке Джэнет Кросби.
— Я тоже, — сказала миссис Бендикс и скормила себе еще три зерна кофе. — Юдора Дрю. Так ее зовут. Чокнулась она, что ли? Мне нужна была хорошая личная служанка для миссис Рэндолф Плейфэр. Я не посчитала за труд связаться с Дрю и сообщить ей, что могу ее устроить. А она мне ответила, чтобы катилась в помойную яму. Ничего себе разговор, правда? Она заявила мне, что вообще больше не намерена работать и что если одна помойная яма меня не удержит, то любой выкопает для меня другую, если только я скажу, для чего именно. — Миссис Бендикс мрачно размышляла над этим оскорблением. — А когда-то я считала ее хорошей, умной девушкой. Это еще раз доказывает, что нельзя им особенно доверять, правда? Готова спорить, что ее содержит какой-то мужчина. У нее бунгало в Корал Гейблз, и она довольно-таки шикует.
— Где именно в Корал Гейблз?
— На Маун-Верде-авеню. Она вас заинтересовала?
— Как знать? Что произошло с остальной прислугой?
— Я всех их устроила. Могу дать вам адреса, если хотите.
Я допил виски.
— Они могут мне понадобиться. Я дам вам знать. Когда после смерти Джэнет уволили эту девицу Дрю?
— На следующий день. Всех уволили до похорон.
Я сжевал кофейное зерно.
— А причину какую-нибудь назвали?
— Морин Кросби на пару месяцев уехала. Дом заперли.
— Не принято увольнять слуг, когда уезжаешь на пару месяцев, правда?
— Разумеется, не принято.
— Расскажите мне еще что-нибудь об этой девице Дрю.
— Какой вы любопытный, — сказала миссис Бендикс и вздохнула. — Подайте мне вашу рюмку, если больше не хотите.
Я сказал, что больше не хочу, и она убрала виски и обе рюмки. Затем снова нажала на кнопку звонка.
Кроликоликая девушка вошла и одарила ее еще одной застенчивой улыбкой.
— Отыщи карточку Юдоры Дрю, золотко, — сказала миссис Бендикс. — Я хочу взглянуть на нее.
Вскоре кроликоликая девушка вернулась с карточкой и протянула ее миссис Бендикс, как подобострастная девочка-подросток могла бы преподнести Фрэнку Синатре букет цветов.
Когда она ушла, миссис Бендикс сказала:
— Не знаю, это ли вам нужно. Возраст — двадцать восемь лет. Домашний адрес — 2243 Келси-стрит, Кармел. Три года прослужила у миссис Фрэнклин Лэмберт. Отличные рекомендации. Личная служанка Джэнет Кросби с июля 1943 года. Вам это нужно?
Я пожал плечами.
— Как знать? Пожалуй, я съезжу и потолкую с ней. С чего это вы взяли, что она живет с каким-то мужчиной?
— А откуда же тогда у нее деньги? Она не работает. Тут либо мужчина, либо множество мужчин.
— Джэнет Кросби могла оставить ей завещание.
Миссис Бендикс подняла кустистые брови.
— Я об этом не подумала. Могла, конечно. Да, как знать, может, здесь-то и кроется отгадка.
— Ну, о’кей, — сказал я, вставая. — Спасибо за выпивку. Заходите и к нам как-нибудь для разнообразия. У нас тоже есть что выпить.
— Только не я, — твердо сказала миссис Бендикс. — Эта девица Бенсинджер осуждает меня. Я вижу это по ее глазам.
Я расплылся в улыбке.
— Она и меня осуждает. Но я не позволю, чтобы это меня волновало. И вас не должно волновать.