– В триста девятом номере была? – строго спросила Ленка у стреноженной девицы. – Кто там? Быстро говори, а то…
– Там один парень, он не выходит, – проговорила уборщица сдавленно, будто провод накинули ей на горло. – Пусти. Чего тебе надо?
Вместо ответа Ленка ухватила пленницу за подбородок:
– Ты его видела? Говорила с ним?
– Видела. Он тормозит все время.
– Что значит – тормозит?
– То ли на транках постоянно, то ли сроду такой. Не знаю. Я же не врач. Я уборщица.
Девица всхлипнула.
– Так. Начинается. Мы уйдем – орать начнешь?
– Вас поймают. Через десять минут прогулка кончается.
– Вот сволочь, – процедила Ленка непонятно в чей адрес.
Тут Фил увидел в тележке полезную вещь: клейкую ленту-скотч. Ленка, не мешкая, залепила уборщице рот. Та подергалась для порядка, а потом как-то разом успокоилась, перестала даже морщиться. Только хлопала глазами сердито.
Из слота на замке торчала смарт-карта – ключ. Фил вытянул, рассмотрел: это был не именной пропуск, а простая пластиковая карточка с встроенным микрочипом. «Ко всем дверям подходит?» – спросил он связанную девку. Та мотнула головой утвердительно.
У них оставалось восемь минут. Фил втолкнул тележку в комнату, захлопнул за собой дверь (не гостиница, изнутри не откроешь). Отметил равнодушно, какая эта дверь толстая и массивная. Станет кто кричать – и не услышать. Ладно.
Коридор все еще был пуст; из триста девятого номера не доносилось ни звука. Фил вставил карту в прорезь. Что-то пискнуло. Задвижка еле слышно прошелестела там, внутри, и дверь отворилась.
* * *Я все думал, какой же он из себя, этот Ник? Супермальчик? Заколдованный принц с крашеными ногтями?
Мы нашли принца в шкафу. Шкафы у психов в палатах устроены замечательным образом: сдвижная стенка, никаких полок, вообще ничего жесткого. Вот там он и сидел. В одних плавках, как курортник. Завернулся в одеяло, скорчился, голову руками обхватил: устроил себе гнездо. Мне отчего-то стало смешно, правда, смех получился нервный.
Но все же мы его нашли.
Оказалось, этот Ник довольно симпатичный с виду. Бледный, довольно худой, хотя руки-ноги мускулистые. Подстричь не успели, вся гордость при нем: я же знаю, эти ребята обычно носят волосы длинные, а уж у кого они от природы черные да прямые – тому особый респект. Ногти (я специально пригляделся) все-таки подстригли и даже отмыли, не знаю уж зачем.
А так, в общем, пацан и пацан. Разве что избалованный, наверное. Принцы – они все такие.
Но когда он поднял глаза, я даже вздрогнул. Вот если представить, что у человека взгляд направлен внутрь, так это как раз тот случай. Только непонятно, что он там, внутри, мог увидеть. Но что-то страшное, не иначе.
– Н-не надо, – прошептал он. – Не надо. Пожалуйста.
Я хотел ему сказать, что никто его и не трогает. Но он бы все равно не послушал. Он весь сжался, как пружина, а потом…
Ох, даже вспоминать неловко. Мне, конечно, доводилось драться, и не далее чем сегодня, но тут случай был совершенно особенный. Только представьте: этот красавчик в плавках весь вскинулся, рванул меня за плечо (только что не расцарапал ногтями своими), и вот уже оба мы с ним в шкафу, друг на друге. Ну, со мной такие шутки обычно не проходят, и вот уже я на нем сижу, а сам думаю: вот забавно будет, если врачи нас в таком виде засекут.
Его надолго не хватило. Притих и глаза руками закрыл, того и гляди заплачет.
– Ник! – Тут и Ленка опомнилась, тянет его за руку. – Что с тобой, Ник? Ты меня узнаешь?
Никого он не узнает. Такое у меня сложилось впечатление. Только бормочет свое «не надо, не надо».
– Ну что же это с ним? – спрашивает Ленка в отчаянии.
– Залечили, – говорю. Но сам думаю: что-то здесь все же нечисто. Другие-то вон, гуляют себе и гуляют, и некоторые даже довольно бодро.
– Вылезай, тормоз, – это я ему.
Хватаю за руку, Ленка – за другую, тянем его из шкафа, как рака-отшельника. А он мне в руку вцепился, как клещами. Я тут, если честно, выругался довольно громко.
Тут он в лице изменился на секунду – все равно как помеха по экрану пробежала. И смотрит во все глаза прямо на меня. А глаза у него серые, печальные – в отца.
Посмотрел, а потом и прошептал еле слышно:
– Я не хочу домой.
«Ладно, Фил, – говорю я сам себе. – Пусть они все и сдвинутые, вся семейка, но ты обещал помочь. А потом… потом распрощаемся».
* * *Когда в комнате охраны прозвучал первый сигнал тревоги, они уже выходили на берег.
Плыть не пришлось: на берегу кто-то оставил легкий пластиковый ялик. Вместо весел Фил подобрал на берегу измочаленную доску.
Ника, как ни странно, не испугали морские приключения. Когда лодка ткнулась носом в отмель, он сам перелез через борт – но тут же встал по колено в воде. Ленка догнала его и взяла за руку.
Оказалось, что брат и сестра почти одного роста.
Фил поглядел им вслед, когда они уже исчезли в прибрежных кустах. Похоже, про него забыли, думал он. Могли бы хоть спасибо сказать.
В любом случае надо добраться до города. И еще поесть бы не мешало.
Лупоглазый вишневый «остин», спрятанный в зарослях, уже успел развернуться. Теперь он нацелился прямиком на узкую дорожку промеж кустов, пересеченную сосновыми корнями, – эта дорожка вела прямиком к шоссе. Вот сейчас он сорвется с места и уедет. Фил подошел поближе и, к своему удивлению, увидел, что место рядом с водителем свободно. Он распахнул дверцу, наклонился, спросил негромко:
– До города подкинешь?
– Филик, ты чего? С ума сошел? – Ленка сидела за рулем в мокрых джинсах. Наверно, это было страшно неудобно. Ник сгорбился на заднем сиденье.
– Я тебя жду, – сказала Ленка. – Спасибо тебе. Ты самый лучший.
Возможно, Фил был неопытен или хвалили его нечасто, но уже в следующее мгновение от его тоски не осталось и следа. Он плюхнулся на сиденье «остина» – и тут уже действительно рассмеялся, прямо Ленке в лицо. Она взглянула изумленно, а затем размахнулась и влепила ему затрещину, легонько, конечно, но так, чтобы он все понял. И он все понял: повернулся и поцеловал куда-то в щеку. В смешном тесном автомобильчике это сделать легче легкого. «У тебя нос холодный», – усмехнулась Ленка. «Я думал, вы давно уехали», – сказал он. «Конечно, нет», – ответила Ленка.
Потом Фил с беспокойством оглянулся на Ника: тот сидел, как чужой, закрыв глаза.
«Нет, братец, – подумал Филипп весело. – Может быть, ты и хороший парень, хотя и псих. Но я самый лучший. Она меня любит, ты понял?»
– Поехали, – сказала Ленка. – Надо до города поскорее добраться.
Она пришла в себя и снова стала уверенной и решительной, как обычно.
– А куда мы поедем? – поинтересовался Фил.
– К одному хорошему человеку, Филик. Уж если кто и поймет тут что-нибудь, так только он.
* * *Блестящий «мерседес»-купе Николая Павловича был небрежно припаркован у главного корпуса: если и не самый мощный, то самый компактный пример человеческого успеха. Дежурный доктор, склонившись к опущенному стеклу, докладывал хмурому Мирскому:
– На прогулку не выходил, не хотел. Обед прямо в номер доставляется. Все как вы сказали.
– Я ничего не говорил, – обрывал Мирский. – Я хочу его видеть. Прямо сейчас. Я не понял, в чем проблема?
– Никаких проблем, – уверял сутулый человечек в белом халате. – Еще минуточку. Сейчас обход закончится.
– Вам что, счета перестать оплачивать? – грозил Мирский.
– Это не ко мне, – отнекивался дежурный. – Но я вас уверяю, все будет в полном порядке. Будьте так любезны… буквально еще одну минуточку.
Глава 5, в которой герои встречаются с реальным волшебником, а затем прощаются с этой реальностью
Ленка подошла к калитке и надавила большим пальцем на кнопку домофона. Где-то в глубине двухэтажного коттеджа тут же запиликал вызов. Фил вертел головой с любопытством: в этих местах ему доводилось бывать нечасто.
Здесь обитала самая разная публика. Когда-то давно пробовали селиться богачи, в основном из приезжих. Но эта мода быстро сошла на нет. Всякую весну асфальт на дорожках проседал, на участках появлялись не предусмотренные проектом ямы и промоины, из которых неаппетитно пахло: кварталы были выстроены на месте бывшей городской свалки. Когда однажды прямо на главной улице тяжелый джип вице-губернатора провалился колесом в зловонную дыру, случился настоящий скандал. Об этом юному Филу рассказывала мать. Зачем же было строить дома на помойках? – спрашивал он, а мать разводила руками: земля там бросовая, дешевая, а покупатели-то не знают, что за дерьмо спрессовано под асфальтом. В сущности, – говорила она, – все живут на помойках, только некоторые это замечают, а некоторые – нет.
Когда Фил подрос и стал увлекаться графическими моделями, он понял, что мать имела в виду.
Впрочем, воздух на бывшей помойке был чистым, ничем таким особенным не пахло. Вот разве что откуда-то тянуло дымом и горелым жиром. Кто-то, видно, устроил семейный barbeque на заднем дворе, как в каком-нибудь Техасе. Оттуда доносилась традиционная для среднего класса радиомузыка: неизвестный простуженным баритоном обещал потуже натянуть ушаночку. Между тем было жарко; в кустах чирикали воробьи, по черепичной крыше соседнего коттеджа не спеша прохаживалась ворона.