К этому времени поэт был женат, зарабатывал, в основном, уроками. Всеми силами старался не вылететь из университета, но к учебе относился с прохладцей. Активно сотрудничал в большевистской газете «Правда» – с первого номера. Ленин не раз отмечал активность Демьяна Бедного, простоту и необходимость его стихов. Прослышав об этом, 15 ноября 1912 года Бедный отправил Ленину письмо: «Хочу непосредственно списаться с Вами. Жду ответа с указанием этого или иного надежного адреса. Адресуйте: Санкт-Петербург, Надеждинская, 33, кв. 5. Редакция журнала „Современный мир“, Демьяну Бедному. – Но вместе с тем прошу подтверждения через редакцию „Правды“, что действительно Вы получили сие письмо и Вы ответили на него. – Пишу Вам первый раз и потому осторожен. Буду рад, если Вы на это письмо ответите более непринужденно, чем поневоле – пишу Вам я». Ленин ответил незамедлительно, скоро отношения между вождем и поэтом установились самые дружеские. «Голова что-то плохо варит, – жаловался Бедный в одном из писем. – Напишите мне два теплых слова о себе. Пришлите мне свой „патрет“. Если Вы тоже лысый, то снимитесь, как я: в шапке. У меня, впрочем, спереди еще ничего, а сзади плешь. „Изыдет плешь на голову твою за беззакония твои!“ Не знаете ли Вы хорошего средства? Господи, ну хоть что-нибудь выдумайте для меня хорошее! Хоть мазь для волос! А впрочем, „лыс конь – не увечье, плешивый молодец – не бесчестье“. Глупые волосы, вот и все…» Об истинном отношении Ленина к поэту можно судить по его письмам в «Правду», в которых Ленин не раз говорил о Демьяне Бедном как о талантливом юмористе, совершенно необходимом газете. «Насчет Демьяна Бедного, – писал он после каких-то внутри редакционных недоразумений, – продолжаю быть за. Не придирайтесь, друзья, к человеческим слабостям! Талант – редкость. Надо его систематически и осторожно поддерживать. Грех будет на вашей душе, большой грех (во сто раз больше «грехов» личных разных, буде есть таковые) перед рабочей демократией, если вы талантливого сотрудника не притяните, не поможете ему. Конфликты были мелкие, а дело серьезное. Подумайте об этом!»
«Чтоб я не бил по дичи мелкой, а бил по зубрам бы, бродившим по лесам, и по свирепым царским псам, моею басенной пристрелкой руководил нередко Ленин сам…»
Во время первой мировой войны (с 1914 по 1915 год) Демьян Бедный служил в армии. Вполне возможно, что это спасло его от крупных неприятностей: как раз в это время редакция «Правды» была разгромлена, многие ее сотрудники арестованы. В промежутках между дежурствами в лазарете поэт переводил басни Эзопа, – книгу он носил всегда при себе, в голенище сапога, для надежности. Литературные дела Бедного вела в Петрограде жена, и, похоже, не всегда удачно. «Я досадовал на тебя, – писал Бедный жене, – получив письмо твое, где ты сообщаешь, что пойдешь к Алексею Максимовичу сказать о том, что „Баталисты“ и „Волк и Лев“ уже напечатаны в „Утре“. Да разве ж я давал эти вещи Алексею Максимовичу? И не думал! И тебе не велел передавать их. Что же начнет думать обо мне Алексей Максимович? Что я рассылаю свои вещи одновременно во все места? Это же черт знает что такое! Зачем ты завариваешь такую гадкую кашу? Я просил тебя не надоедать Алексею Максимовичу своими визитами: без нас у него дел куча. А ты еще будешь соваться к нему с вещами, которых я ему не давал, а ты будешь извиняться: „они уже напечатаны“. Алексей Максимович после этого плюнет и вернет тебе все рукописи. Разберитесь, мол, вперед, что у вас куда послано, и не морочьте мне головы… Ах, Вера, Вера! Сегодня только ты мне снилась. Люблю тебя очень, а ты плохо работаешь потолком. Если еще раз напутаешь с рукописями, я ни одной вещи не стану высылать тебе, а уж буду как-нибудь сам…»
И в другом письме: «Голубчик, Вера, не надрывай своей души желанием объять необъятное. И не делай вида, что ты понимаешь все, чего ты часто не понимаешь. Легко стать смешной. Конечно, пройдет год, два, три, мы с тобой будем работать вместе, и ты научишься разбираться хорошо в том, в чем я сам теперь с большим трудом разбираюсь. Меня спасет сметка, нюх и упорное, непоколебимое стремление к честному решению вопросов, которые – увы! – многими толковыми людьми решаются нечестно…»
За двадцать дней до восстания, 5 октября 1917 года, газета «Правда» напечатала стихотворную повесть Демьяна Бедного – «Про землю, про волю, про рабочую долю». Сам поэт жил в это время на даче в Мустамяках, но уже 11 ноября он получил от Дзержинского постоянный пропуск в Смольный.
«Пою. Но разве я „пою“? Мой голос огрубел в бою, и стих мой… блеску нет в его простом наряде. Не на сверкающей эстраде пред „чистой публикой“, восторженно-немой, и не под скрипок стон чарующе напевный я возвышаю голос мой – глухой, надтреснутый, насмешливый и гневный… Наследья тяжкого неся проклятый груз, я не служитель муз. Мой твердый, четкий стих – мой подвиг ежедневный. Родной народ, страдалец трудовой, мне важен суд лишь твой, ты мне один судья прямой, нелицемерный, ты, чьих надежд и дум я – выразитель верный, ты, темных чьих углов я – „пес сторожевой“.
В 1918 году Демьян Бедный вместе с правительством переехал в Москву. В Кремле, в так называемом Кавалерском корпусе разместились Ленин, Бонч-Бруевич, Сталин, Ольминский. На первом этаже жил Свердлов, на третьем – Курский, Ворошилов, Демьян Бедный. Над Кремлем постоянно метались бесчисленные полчища ворон. Их было так много, что латышские стрелки, составлявшие охрану Кремля, время от времени начинали беспорядочную стрельбу, весьма нервируя этим первого коменданта Кремля Малькова. В квартире Демьяна Бедного практически отсутствовал быт – лежали пачками книги, висела большая карта, на столе стоял ленинский портрет. После отделения Финляндии от России, семья поэта оказалась отрезанной от России. Скоро жене, правда, удалось бежать, но детей пришлось выменивать позже на пленных финских офицеров. Только тогда в квартире наконец появились – детская, кабинет, cтоловая с огромным буфетом. «Оказывается, – писала биограф Бедного Ирина Бразуль, – Свердлов снял строжайший запрет использовать дворцовое имущество: в подсобных помещениях оказались ничем не примечательные вещи, вроде этого буфета». С едой, правда, было неважно, – время от времени Мальков и Демьян Бедный ездили тайком на реку глушить рыбу гранатами.
Но время действительно стояло чрезвычайное: вспыхнул мятеж в Ярославле, затем в Рыбинске, затем в Муроме. Выступили белочехи, немцы вошли в Донбасс, пал Архангельск. Никогда до этого, и никогда потом Демьян Бедный не жил столь насыщенной энергичной жизнью. «Гудит-ревет аэроплан, летят листки с аэроплана. Читай, белогвардейский стан, посланье Бедного Демьяна!» Стихотворные листовки Демьяна Бедного производили иногда действие, равноценное, пожалуй, усилиям нескольких войсковых частей. Об этом не раз свидетельствовали противники.
После фронтовых дел Бедный сосредоточил усилия в «Окнах РОСТА» – Российского телеграфного агентства. «Мы с Маяковским так работали, – вспоминал он позже, – что временами казалось – нас только двое». На вопросы о себе поэт отвечал просто: «Детина в шесть пудов весом. Крепкая, черная кость». Жил в основном в Тарасовке, в «Удельном лесу» на даче – на первом этаже; второй этаж занимал Дзержинский.
7 ноября 1922 года в юбилейном номере «Правды» появилась поэма Демьяна Бедного «Главная улица», может, лучшая его вещь в этом жанре. «Вышла на Главную рожа суконная! Всыпала им жандармерия конная! Славно работали тоже донцы! Видели лозунги? Да, ядовитые! Чернь отступала, заметьте, грозя. Правда ль, что есть средь рабочих убитые? Жертвы… Без жертв, моя прелесть, нельзя!».
В 1923 году Демьян Бедный был награжден орденом Красного Знамени. В сопроводительной грамоте Президиума ВЦИК подчеркивалось, что произведения поэта «простые и понятные каждому, а потому и необыкновенно сильные, – зажигали революционным огнем сердца трудящихся и укрепляли бодрость духа в труднейшие минуты борьбы». В 1925 году начало выходить Полное собрание сочинений. Список тем, над которыми поэт работал многие годы, он сам теперь дополнил таким перечнем:
«…О хлебозаготовках, о подпольных антипартийных листовках, о борьбе за культуру, о пьяницах, пьющих все, даже политуру, о поповском дурмане, о нэпманском кармане, о торговом секторе, о фининспекторе, о госплане, об индустриализации, о московской канализации, о косности мужика, о твердом знаке, о коверканье русского языка, о языколомном „кромекаке“, об автомобилях и о волах, о китайских делах, о Чемберлене и ему подобных, о русских белогвардейцах злобных».
В те годы популярность Демьяна Бедного была невероятной. Почту ему носили пудами. Поэту слали стихи, рассказы о новой жизни, бесконечные просьбы о помощи. Писали солдаты, инвалиды, колхозники, студенты, учителя. Борис Пастернак, поэт абсолютно другого плана, заметил однажды: «Наверное, я удивлю вас, если скажу, что предпочитаю Демьяна Бедного большинству советских поэтов. Он не только историческая фигура революции в ее драматические периоды, эпоху фронтов и военного коммунизма, он для меня Ганс Сакс нашего народного движения. Он без остатка растворяется в естественности своего призвания, чего нельзя сказать, например, о Маяковском, для которого это было только точкой приложения части его сил. На такие явления, как Демьян Бедный, нужно смотреть не под углом зрения эстетической техники, а под углом истории. Мне совершенно безразличны отдельные слагаемые цельной формы, если только эта последняя первична и истинна. Если между автором и выражением ее не затесываются промежуточные звенья подражательства, ложной необычности, дурного вкуса, то есть вкуса посредственности, так, как я ее понимаю, мне глубоко безразлично, чем движется страсть, являющаяся источником крупного участия в жизни, лишь бы это участие было налицо…»