– Только как вы пойдете? Вы же голый!..
А ведь точно – одежды на нем ноль. Может, простыней обернуться?
– Через три палаты ординаторская. Там дежурный врач, мужчина, он такой же комплекции, как вы.
Ну вот, обработал бабу как следует, и она ему шефа своего с потрохами сдает. Ценный у нее язык. Вырвать бы его вместе с гландами, заспиртовать да в банку на полку. Но это уж как-нибудь в другой раз.
Мирон медленно поднял руку и резко опустил. Ребром ладони ударил женщину в шею. Она потеряла сознание и без чувств растянулась на полу. Теперь можно идти.
* * *Павел Андреевич с вожделением смотрел на обворожительную Карину. Год как из медучилища эта сестричка, совсем молоденькая. Лицо у нее так себе, но фигурка – закачаешься. Особенно ножки – цены им нет. Весь год он домогался ее, старался, чтобы его ночные дежурства совпадали с ее сменой. И они частенько дежурили вместе. Только Карина искусно удерживала его на дистанции. Кокетничала с ним, крутила хвостом. Но близко к себе не подпускала. Легкий флирт, дальше этого их отношения не заходили. И сегодня на удачу ему оставалось только надеяться.
А надежда эта с каждым часом крепла. С начала смены Павел Андреевич предложил Карине продегустировать великолепный армянский коньячок. Обычно она отказывалась, а сегодня – нет. Только уединиться с ним в ординаторской она согласилась не раньше двух ночи.
Она сидела за столиком напротив него. Во рту дамская сигаретка, халатик на ней выше колена – ноги, одна на другой, открыты чуть ли не по всей длине, а возбуждают как... Половина бутылки уже оприходована. Ее глазки блестят, на щеках румянец, дыхание стало учащенным. Похоже, Карина созревает. Или уже созрела.
Павел Андреевич не выдержал, взял ее за руку и потянул к себе.
– А вот это лишнее, – взвизгнула она.
И собралась. Ну вот, разбитые иллюзии.
Но уйти Карина не успела. Дверь в ординаторскую с треском распахнулась, и на пороге возник совершенно голый молодой человек. Его лицо искажала зверская улыбка.
Он вошел в кабинет, закрыл за собой дверь и, абсолютно не стесняясь своей наготы, уставился на Карину.
– А ничего баба. Особенно губки!..
Он зашелся в глухом безумном смехе.
– Вы кто такой? – спросил Павел Андреевич, принимая вертикальное положение.
– Я? – ткнул себя в грудь незваный гость. – А ты меня не узнаешь?
Только сейчас врач впился в него внимательным взглядом. Тело искромсано грубыми шрамами, лицо бледное, осунувшееся. И знакомое. Батюшки! Да это живой труп из реанимации. Павлу Андреевичу стало не по себе. И все же он встал и подошел к шкафу.
– Раздевайся, козел! – рявкнул «живой труп».
– Я?! – удивился врач.
– Да ты, петух, не ссы, не тебе глину месить буду.
Он резко подступил к нему и с силой ударил под дых. И Павел Андреевич начал снимать с себя одежду.
Пока «пациент» рассматривал трофеи, он приблизился к своему столу, выдвинул ящик и выхватил из него пистолет, газовый «вальтер».
– Замри, не то буду стрелять! – крикнул он, тыча в противника стволом.
– В меня?! – разгибаясь, удивился тот.
«Живой труп» вскинул голову вверх, развел руки в стороны и снова захохотал. Его безумный смех леденил кровь. Но Павел Андреевич чувствовал себя уверенно – ведь в его руках оружие.
– Меня нельзя убить! Нельзя!!! Я мертвец, живой мертвец.
Перед глазами врача живо прошла картина из одного фильма ужасов. Больница, восставшие мертвецы из морга, ужасы, ужасы, ужасы. Ему стало так страшно, что рука с пистолетом безвольно опустилась. И тут же парень резко взмахнул рукой и выбил у него оружие. Пистолет оказался у «пациента».
– Нельзя со мной шутить, – осуждающе покачал он головой.
– Это газовый пистолет, он не убивает.
– Да?!. А это мы сейчас проверим, – гость направил «вальтер» на него.
Газовый пистолет не убивает, это так. Вернее, почти так. Но если выстрелить из него в упор – летальный исход обеспечен.
Павел Андреевич почувствовал сильное головокружение, перед глазами все поплыло, и он начал падать. На пол он приземлился уже без сознания.
* * *– Что это с ним? – спросил Мирон у подружки «лепилы». – Посмотри!
Та сидела, съежившись, на диване и со страхом смотрела на происходящее. Она не посмела ослушаться его и живо сорвалась с места. Опустилась перед своим «хорем» на четвереньки, нащупала его пульс, прослушала дыхание. Ее чудные ножки в такой позе казались особенно аппетитными.
– У него обморок, – обернувшись к нему, сказала она. – Вы его напугали.
– А тебя, киска, я тоже напугал? – усмехнулся он и присел, коснувшись своим вздувшимся черенком ее ягодиц.
– Что вы, не надо, – затрепыхалась она.
– Надо, крошка, надо. – Он приставил ствол газовой игрушки к ее затылку. – Я этого очень хочу.
Он брал ее не спеша. И она ничего не отвергала. Пусть только попробует. Он не торопился поставить точку в акте любви. А ведь нужно было как можно скорей одеваться и убираться отсюда. В любой момент сюда может кто-нибудь нагрянуть, вызвать охрану, ментов. И тогда Мирону придется туго. Но он ничего не боялся. Он уже твердо уверовал в свою неуязвимость. С ним просто не может ничего случиться.
– Ты была хороша, – разрядившись, он грубо оттолкнул от себя Карину.
Не глядя на нее, неторопливо начал одеваться. «Лепила» носил настоящие фирменные джинсы и пиджак – они пришлись Мирону как раз по размеру. И клетчатая рубашка, и кроссовки тоже подошли. В кармане пиджака он обнаружил бумажник. В «лопатнике» лежал паспорт и несколько пятидесятитысячных банкнот. Естественно, все это он также оставил себе.
Одевшись, Мирон удобно устроил за поясом брюк «вальтер», набросил на себя халат и направился к выходу.
– Ах да, – спохватился он.
Совсем забыл о Карине. Нельзя ее тут оставлять в полном здравии.
Он подошел к ней, рукой схватил за волосы и приблизил к себе.
– Нравишься ты мне, мартышка! – засмеялся он и впился поцелуем в ее губы.
Пальцами руки одновременно пережал ей сонную артерию. Девушка потеряла сознание и упала на пол.
– Как она меня любит! – продолжал смеяться Мирон.
Переступив через Карину, направился к выходу.
Он не воспользовался запасной лестницей. В вестибюль спустился в служебном лифте и двинулся прямо на охранника, который тут же поспешил перегородить ему выход. Бдительность, блин, проявил. Мужику под пятьдесят, может быть, бывший мент.
– Кто вы такой? Я вас не знаю! – остановил он Мирона.
Ух ты, он что, всех врачей в больнице знает?
– Да ты чо? – рассмеялся ему в лицо Мирон. – И я тебя, козел, не знаю.
Охранник рассвирепел и потянулся к кобуре на поясе брюк. Отлично, у него есть оружие!.. Только бы не газовое.
Мирон увидел направленный на него «наган» и облегченно вздохнул. Оружие боевое, ради него он и искал встречи с охранником.
– Руки за голову, лицом к стене! – скомандовал мужик.
А хрен он угадал!
– Да пошел ты!
Расстояние между ним и охранником – метра два, не больше. Лучше бы, конечно, их разделяло два шага. Но и так годится.
Охранник не шутил – запросто мог выстрелить. Но Мирон верил в собственную неуязвимость. Он резко отскочил в сторону – ушел с линии прицела. И тут же возник сбоку от мужика. Блокировать руку с пистолетом не составило особого труда, и заломить ее за спину – тоже. Одной рукой он сжал шею охраннику, второй забрал у него «наган». Когда тело бесчувственного охранника обмякло, Мирон опустил его на пол. Затем выбросил уже ненужный «газовик» и вложил на его место «наган». Все, теперь можно идти.
Ночь встретила его прохладой и благоуханием пробудившейся от зимней спячки природы. Его пытались убить в конце октября, в больнице он пролежал полгода, значит, сейчас конец апреля – начало мая. Что ж, отличное время года.
Он вышел из ворот больницы, прошел по пустынной улице вдоль трамвайной линии. Глухая ночь – в это время городской транспорт бездействует. Уехать отсюда можно только на такси. И то если повезет.
А Мирону везло. Ему просто не могло не везти. Он прошел всего метров двести-триста, когда из-за поворота вырулила машина с опознавательным знаком на крыше. Так и есть, такси. Он поднял руку, и «Волга» остановилась перед ним как вкопанная.
В машине было тепло, уютно, тихо играла музыка.
– Куда едем, командир? – спросил таксист, когда пассажир плюхнулся на переднее сиденье.
А действительно, куда ехать?.. Мирон задумался. Ехать ему некуда. Никто его не ждет. В Добрин он не собирался. Это глупо. Его будут искать. И в первую очередь у родителей. Нет, к ним путь закрыт.
– Где мы находимся? – откидываясь на сиденье, закрывая глаза, спросил он.
– Как это где, в Кузьминках. А-а, загулял парень, заблудился.
Мужик попался с юморком. Только его юмор раздражал Мирона.
– Короче, давай в Заболотье, – выдал он первое, что пришло на ум.