Оно, наверное, не было закрыто.
Конечно, оно не было закрыто. Варвара всегда оставляла щель, чтобы проветривалось. Она была поборницей свежего воздуха.
— Я встал. Вышел в коридор. Увидел, что входная дверь тоже открыта. Я думал, это ты пришла… Он замолчал, потому что вдруг стало страшно.
Он вышел в тесный коридор и увидел клин жидкого света из приоткрытой входной двери. Он нацепил очки, которые держал в руке, потому что без них совсем плохо видел, и тут понял, что не один в тесной прихожей. Шее сбоку стало щекотно, и он знал — это от того, что кто-то рассматривает его из темноты.
Он стоял неподвижно и ждал — это сейчас произойдет. Он ждал целую секунду, как будто смотрел, как падает из деревянных пазов лезвие гильотины — прямо в середину его слабой, беззащитной, человеческой шеи, и он уже ничего не может изменить.
Стремительное движение, взрыв в голове, и все. Гильотина упала, перебив артерии, вены и сухожилия, и голова покатилась. Отвратительная мертвая человеческая голова с мучительно и постыдно высунутым языком — его собственная.
«Ты никогда не мог за себя постоять, — где-то совсем близко сказала мать, — просто удивительно!»
— Пейте! Вы слышите меня?! Пейте, ну!!
Оказалось, что голова осталась на месте. По крайней мере, с ее помощью ему удалось попить какой-то гадости из широкой белой кружки. Гадость пробила дыру в песке, забившем его горло, и стало можно вздохнуть.
— Что еще за танцы, — произнес сердитый женский голос, — сначала он вскакивает как ошпаренный, потом в обморок валится! Варвара, подержи.
Что-то происходило вокруг него, и он открыл глаза.
— Ну вот что, — в лицо ему сказала сердитая молодая женщина, — мне надо сделать пару стежков на вашей драгоценной голове. Обезболивающее у меня очень… условное. Я, конечно, побрызгаю, но чудес не ждите. Придется терпеть.
— Я готов.
Таня фыркнула.
— Или связать вас? — с сомнением спросила она и посмотрела на его руки, как будто и вправду собиралась связать. — Варвара, давай его привяжем. Ну хоть к стулу, что ли.
— Не надо меня привязывать, — пробормотал Димка. — Это какое-то сексуальное извращение.
— И не мечтайте даже.
Он бы обязательно покраснел, если бы мог.
— Правда, не надо меня привязывать. Я постараюсь вам не мешать.
— Если вы будете мне мешать, я сама дам вам по голове. Варвара, держи его за руки.
Потом стало очень больно, и это было долго. Он дышал с присвистом, и ему было стыдно, что он так дышит, как будто специально. Лицо и спина были совсем мокрыми от пота. Мокрыми и холодными.
— Отлично, — сказала Таня. Звякнули какие-то пыточные железки. — Ковбой Мальборо. Можете расслабиться.
Он раздвинул стиснутые челюсти и немножко подышал, стараясь, чтобы это было без позорного свиста.
— Хороший мальчик, — похвалила Таня, — хоть и скотовод.
— Я физик, — пробормотал он. Ее бесцеремонность и навязчивое желание сделать из него скотовода внезапно стали раздражать.
— Ну физик. Варвара, это можно убирать. А это оставь. И чайник поставь!
Димка вдруг понял, что больше всего на свете хочет чаю. Очень горячего, очень крепкого и очень сладкого чаю. Семь кружек. Горло опять стиснуло — так хотелось чаю.
Наверное, он сказал это вслух, потому что Варвара вдруг жалостливо проговорила:
— Сейчас, Димочка, миленький. Сейчас, только вскипит.
На кухне, пока Танька мыла свои инструменты, она осторожно спросила:
— Тань, что мне теперь с ним делать-то? К родителям в таком виде нельзя.