– Только я не понимаю, почему это вас волнует.
Тамара Павловна посмотрела на него долгим взглядом, наклонилась вперед, почти легла грудью на стол, так что в зеленом развале открылось еще немного белоснежной пышности, и Долгов уставился в стенку шкафа, где висел календарь за апрель, хотя на дворе давно стоял август. На календаре был изображен благообразный человек в костюме, сложивший руки «домиком» то ли в молитве, то ли в какой-то непонятной игре, и написано – «Наш дом Россия».
– А вы, Дмитрий Евгеньевич, думаете, что мы ничего не замечаем? Думаете, нам дела никакого нет? А мы, между прочим, все про вас знаем и очень даже вам сочувствуем!
– Да не нужно мне сочувствовать, что вы, ей-богу, – пробормотал Долгов, изучая благообразного человека на календаре и мечтая о том, чтоб кто-нибудь зашел или телефон бы зазвонил, на худой конец!
– Вы день и ночь работаете, и все бесплатно! Вы заведующему отделением диссертацию написали, и тоже бесплатно, а за это умные люди неплохие денежки получают! Вам больных каких оставляют?! Ну, каких?!
– Обыкновенных больных. Я, пожалуй, пойду, покурю. Извините меня. – Долгов поставил на стол кружку с недопитым кофе и сделал попытку встать, но Тамара Павловна его не пустила.
Глаза у нее сверкали, грудь вздымалась, зеленые складки ходили ходуном. Теперь они располагались очень неудобно: Долгов возвышался над ней, стоя почти вплотную, а она продолжала сидеть, не двигаясь с места, преграждая ему путь к спасению.
– А вам таких больных оставляют, которых по «Скорой» привезли или из поликлиники прислали! Вот каких! Никаких доходов от них нету! А вы все соглашаетесь, все никак кулаком по столу стукнуть не можете! Вот вы почку сейчас оперировали! Это чья почка была?! Кто ее должен был делать?!
– Тамар, разрешите, я выйду, – тихим грозным голосом попросил Долгов.
Она отмахнулась от него.
– Заведующий отделением ее должен был делать! И все об этом знают! – торжествующе заключила врачиха. – И он ее как будто сделал! Вы пришли, больной спал. Вы операцию провели и ушли до того, как больного разбудили! И больной-то не какой-нибудь простой, а со значением больной, из министерства! И завтра супруга его будет заведующему ручку целовать за то, что он ее муженька из беды выручил! А доктор Долгов в это самое время как раз дежурство закончит и на автобусе на кафедру поедет, какому-нибудь следующему ослу диссертацию писать!
– Да почему ослу, никакому не ослу… Можно мне выйти, Тамара Павловна?
Она с грохотом отодвинула стул и поднялась, вся пылая праведным гневом.
– Вот если бы я была ваша жена, – выговорила она с отвращением, – я бы вас на порог не пустила, дикаря такого! Человек может великие тыщи зарабатывать, а ходит в дырявых носках!
Долгов быстро посмотрел на свои ноги в шлепанцах. Он оперировал в самых обыкновенных шлепанцах, – трудно шесть часов выстоять в ботинках! – и никаких дырок не обнаружил.
– На пятке, – подсказала Тамара Павловна.
– Что?
– Дырка на пятке, – повторила она и отвела глаза.
Долгов покраснел. Не так, как краснеют взрослые, почти тридцатилетние дяденьки, сдержанно, с достоинством, скулами и немного шеей, а так, как краснеют пацаны, – и лбом, и щеками, и ушами, и даже нос, кажется, зардел немного, и загривку стало жарко.
Он выскочил за дверь в бесконечный больничный коридор, прошмыгнул на площадку, прикрыл за собой дверь и натянул носок так, чтоб не видно было дырки. Потопал ногой в шлепанце и посмотрел. Носок теперь сбился гармошкой, и было неудобно. И не поделаешь ничего. Запасных носков у него не было, придется дежурство так доживать, в рваных. И как это он не уследил!..
Он закурил и стал смотреть в окно, на больничный двор.