Мне хочется, чтобы специалисты, пришедшие в нефтяную отрасль в последние два-три десятилетия, когда применение способов рациональной разработки с самого начала ввода месторождений в эксплуатацию принимается как само собой разумеющееся, изучая опыт предыдущих поколений нефтяников, у которых, я уверен, есть чему поучиться, обратили бы внимание на то, как можно использовать инженерную дискуссию, в процессе которой грамотные в техническом отношении оппоненты высказывают порой очень полезные мысли. Вот еще одно подтверждение этому.
Когда открыли девонскую нефть в Татарии на очень большом по площади Ромашкинском месторождении, было дано задание начальнику Татнефти А.Т. Шмареву составить предварительную схему разработки этого нового месторождения.
И вот первый секретарь Татарского обкома партии З.И. Муратов и А.Т. Шмарев привезли мне схему разработки, предусматривающую «окольцевание» скважинами огромного месторождения как единого целого. Я посмотрел ее, затем пригласил к себе В.А. Каламкарова.
Тот, посмотрев схему, на мою просьбу высказать свое мнение ответил однозначно: «Никуда не годится».
Здесь следует добавить, что, когда встал вопрос о разработке Ромашкинского месторождения, степень разведанности его была еще очень мала. Достаточно указать, что на Миннибаевской площади было закончено всего пять разведочных скважин. Представления о размерах всей площади не было. Разведочные скважины на этой площади бурились на таком большом расстоянии, что между ними могло бы вклиниться такое месторождение, как Бавлинское. И все же нам надо было начинать разработку этого месторождения, ибо других в арсенале не было, а планы добычи нефти «поджимали». Однако даже те скудные данные, которые имелись, указывали на нерациональность разработки этого месторождения только при помощи законтурного заводнения.
Но чтобы не было голословных заявлений, я сказал тогда Каламкарову: «Товарищи привезли схему разработки, вычерченную и подписанную, и приложенную к ней записку; нельзя просто говорить – не годится и все. А что же ты сам предлагаешь?» Каламкаров ответил, что он об этом думал и пришел к заключению: месторождение надо разрезать на части. Начальник Татнефти Шмарев едко заметил, что это же не колбаса, чтобы резать, – нужны аргументы. На что Каламкаров заявил: если мы хотим разработать месторождение с поддержанием давления и получать большую добычу, надо его размеры искусственно привести к удобным для разработки площадям, то есть разрезать на части нагнетательными скважинами с целью внутриконтурного заводнения.
Страсти разгорелись: пошла такая перепалка между Шмаревым и Каламкаровым, что мы с Муратовым не могли слова вставить. Шмарев убеждал, что качать воду в нефтяную часть залежи – это сумасшествие, и настаивал на законтурном заводнении. Каламкаров же утверждал, что приведенная схема при ее осуществлении обеспечит годовую добычу 10 миллионов тонн, а разработка площади продлится сотни лет. В противном случае огромная центральная часть месторождения либо будет законсервирована на долгие годы, либо ее придется разрабатывать сплошной сеткой без поддержания давления и бурить вместо 10 тысяч скважин более 100 тысяч скважин с низким притоком нефти. Шмарев же заявил, что вода просто не пойдет в нефтяную часть залежи. И привел в доказательство, как в Туймазах мучились, чтобы заставить воду идти в водяную часть пласта. Но и здесь у Каламкарова был готов ответ. Он сказал, что и об этом он думал и предполагает, что если нагнетательную скважину в нефтяной зоне заставить фонтанировать и давать 500-1000 тонн нефти в сутки, то через месяц-два вода в нее пойдет. Спор все больше разгорался. Я долго терпел, но, наконец, не выдержал и обратился к Каламкарову: «Люди работали, составили схему, обсудили, подписали и представили мне. У тебя – другое мнение. Очень хорошо. Подумай и официально оформи по этому вопросу записку на мое имя, а я ее пошлю на обсуждение техсовета». Откровенно говоря, я уже к тому моменту сформировал свое мнение: был на стороне Каламкарова, но не хотел своим мнением давить на свободу дискуссии. Каламкаров подготовил и представил мне записку, где обосновал необходимость разрезания месторождения и внутриконтурного заводнения. Записку эту я немедленно отправил на рассмотрение технического совета министерства, который одобрил и поддержал предложение Каламкарова. К чести А.Т. Шмарева надо сказать, что он стал энтузиастом проведения в жизнь этого способа разработки.Кадры геологов, бурильщиков и строителей, а также материально-технические средства направлялись в первую очередь в те районы, где можно было быстро увеличить добычу нефти при минимальных затратах. Учитывалось, что капитальные вложения при освоении более богатых с большими притоками нефти месторождений сравнительно быстро дают эффект. На строительство новой нефтяной скважины затрачивалось от 1 до 4 месяцев, вместе с тем новая скважина в первые же годы эксплуатации отдает большую часть своей продукции. В 1942–1943 годах работы были сконцентрированы в районе промыслов треста «Куйбышевнефть», в 1945 году получила развитие добыча нефти из девонских отложений Башкирской АССР и Куйбышевской области. Кроме упомянутых открытий Волго-Урала, в годы войны были выявлены богатые месторождения и залежи нефти в Дагестане (Махачкалинское), Средней Азии (Андижан, Палванташ, Южный Аламышык), на острове Сахалин (новые горизонты на Эхаби). В старых кавказских нефтяных районах страны в военные годы был также открыт ряд новых продуктивных площадей (Бузовны, Маштаги – в Бакинском районе, Ташкала, Нойберды – в Грозненском районе и др.) и увеличены нефтеносные фонды старых площадей. Из газовых месторождений особо следует отметить богатейшее Елшанское месторождение в Саратовской области, положившее начало развитию крупномасштабной газовой индустрии. Ввод в 1942 году в разработку Елшанско-Курдюмовского газового месторождения позволил перевести на газ промышленные предприятия Саратова, где ощущалась острая нехватка топлива. Газопровод Елшанка – Саратов был построен в течение двадцати дней.
Именно в годы Великой Отечественной войны было положено и начало развитию дальней транспортировки газа. Елшанское и другие саратовские месторождения стали основной базой первого в стране дальнего газопровода Саратов – Москва протяженностью 800 километров. Газопровод этот вступил в эксплуатацию в 1946 году.
Об одном характерном для того времени эпизоде рассказал мне Ю.И. Боксерман. Он еще в наркомате занимался вопросами развития газовой промышленности, и поэтому именно ему в 1945 году было поручено руководство проектированием газопровода Саратов – Москва. Газопровод в основном строился организациями, подведомственными МВД СССР. Возглавляли строительство генерал-лейтенант Л.Б. Сафразян и генерал-майор инженерной службы В.А. Панкин.
Несмотря на отсутствие опыта, строительство газопровода протяженностью 800 километров было осуществлено в короткие сроки – в течение года. Но были допущены и ошибки, главная из которых – опрессовка труб водой, а на отдельных участках грязной водой, так что потом, когда стали качать газ, образовались гидратные пробки. Это вызвало тревогу у правительства.
В декабре И.В. Сталин, вернувшись из Сочи, где он был в отпуске, спросил встречавших его на вокзале руководителей: «Как работает газопровод Саратов – Москва?»
Секретарь ЦК партии, председатель Моссовета Г.М. Попов ответил: «Плохо, с перебоями».
Сталин обрушился на Берию.
– Нашумели на весь мир об этом газопроводе, а теперь он не работает. В Сочи я получил рапорт строителей, – выговаривал Сталин, – собирался подписать приветствие, начал подписывать, и вдруг капнули чернила из ручки, образовалось пятно: плохая примета… И я решил подождать.
Сталин предложил Берии немедленно принять меры по налаживанию работы газопровода.
В тот вечер у Берии собрали всех руководителей МВД, Главгазпрома. На совещание были приглашены H.A. Вознесенский, А.И. Микоян и Г.М. Попов.
Берия сразу начал громить строителей, предложил министру внутренних дел Круглову сорвать погоны у Панкина. Он долго бушевал, поносил всех и вся. Наконец H.A. Вознесенский, устав от его громкого, пискливого крика, предложил заняться делом. Берия, казалось, позеленел весь и, не ослабевая крика, заявил, что он выполняет поручение Сталина. Однако вскоре поутих и потребовал доклада о работе газопровода.
По предложению Попова слово дали Боксерману. Два часа подряд Боксерман докладывал, и Берия без конца перебивал его, ругал, что тот берет под защиту строителей, которых надо отправить в лагеря.
Вся ночь прошла в спорах, пока не подготовили решение, в котором были определены меры по устранению неполадок в эксплуатации газопровода. Ю.И. Боксермана назначили начальником Управления газопровода Саратов – Москва с сохранением его в должности заместителя начальника Главгазпрома.