Участие рабочих в выработке встречного плана влекло за собой и постановку вопроса об их участии в контроле за выполнением этого плана: «…рабочие, создавшие встречный промфинплан, должны иметь постоянное наблюдение за оперативным планированием производства»[140]. Экономисты уже ставили проблему развития созданного творчеством масс встречного промфинплана вплоть до полной перестройки всей системы планирования. Б. С. Борилин писал в связи с этим: «Огромную прямо революционную роль играет встречный промфинплан, который полностью должен изменить, перестроить нашу плановую систему»[141].
Однако встречный план очень быстро столкнулся с хозяйственно-политическими условиями, не желавшими перестраиваться «под встречный», а, наоборот, оттеснявшими встречный промфинплан в сторону. Это проявилось в явно выраженном стремлении хозяйственников брать заниженные планы, чтобы застраховать себя от срывов. Такое стремление было вполне объяснимо в условиях, когда любой срыв влек за собой жесткую административную, а подчас судебную ответственность. Незаинтересованность хозяйственников во вскрытии резервов, в работе с высоким напряжением, чреватой неудачами, которые могли им дорого обойтись, распространялась и на руководителей профсоюзных органов. «…Эффективность массовых предложений понижается равнодушным отношением профорганизаций к постановке учета экономического эффекта и премированию рабочих за предложения», – отмечал М. Рафаил[142].
Другой формой, направленной на укрепление взаимодействия трудовых коллективов смежников и также рожденной инициативой рабочих масс, стал «общественный буксир». «Общественный буксир» зародился на шахте им. Артема в Донбассе, когда шахтеры послали бригаду из лучших рабочих и специалистов ликвидировать отставание на соревнующейся с ними шахте им. Октябрьской революции[143]. Активность в распространении этого почина проявили ленинградские рабочие. К октябрю 1930 г. в Ленинграде на «общественный буксир» было взято 25 заводов[144]. На 1 июля 1931 г. в стране действовало 413 «буксирных» бригад (10 486 человек), на 1 января 1933 г. – 1019 бригад (25 975 человек)[145]. 19 июля 1931 г. газета «Правда» оценила «общественный буксир» как «опыт социалистической взаимопомощи»[146].
Взаимодействие между коллективами смежников налаживалось и в других формах. Рабочие завода «Красный путиловец» в Ленинграде 28 января 1929 г. предложили организовать перекличку с заводами – поставщиками сырья[147]. «Перекличка цехов и заводов» помогала выявлению хозяйственных проблем смежных производств, налаживанию более прочных кооперационных связей. Этой цели служили также конференции смежных производств, социалистическое соревнование между потребителями и поставщиками.
Однако развитие социалистического соревнования и других форм инициативы рабочего класса в сфере производства натолкнулось на серьезнейшие препятствия. Рабочая инициатива, выражая, пусть и в далеких от совершенства формах, объективные экономические потребности, будучи реальным проявлением социально-экономического творчества пролетариата, все же осталась как бы по ту сторону складывающейся экономической структуры социализма, как вроде бы желательный, но не обязательный довесок к этой структуре. Как ни прискорбно это констатировать, но творчество масс в конечном счете не оказало тогда сколько-нибудь заметного влияния на устойчивые, закрепленные формы хозяйственного механизма, не смогло стать силой, преобразующей этот механизм. Наоборот, бюрократические деформации, складывающиеся в производственных отношениях социализма и закрепленные в формах хозяйственного механизма, оказали негативное влияние на результаты социально-экономического творчества масс, постепенно отторгая формы, созданные этим творчеством.
Инициатива масс встречала широкую поддержку, но лишь на словах. Приказов и инструкций о развитии соревнования и распространении починов хватало с избытком, но это вело только к формализации инициативы. Если инициатива снизу встречает упорное сопротивление стереотипов хозяйствования, то остаются лишь две возможности. Либо массы ломают эти стереотипы, либо идеологическая поддержка и понукание инициатив, «не вписывающихся» в хозяйственную систему, приводят к их формальному распространению, рассчитанному на показную шумиху.
Некоторые представители партийных организаций на местах сознавали, что одними призывами к рабочему классу соревнование не исчерпывается, грозя иначе превратиться в прикрытый цветистыми фразами понукающий рефрен: «Давай, давай!» Еще не была забыта – хотя бы на словах – ленинская постановка вопроса в статье «Как организовать соревнование», связывавшая социалистическое соревнование с развертыванием всенародного учета и контроля, и потому, например, МК ВКП (б) и МК ВЛКСМ записали в своем обращении: «…тащить на суд масс вопросы повседневной экономики»[148]. Но этот призыв повис в воздухе. Партийная и советская бюрократия вовсе не желала выставлять свои ошибки и промахи на суд масс.
Опасения о выхолащивании сути соревнования были небеспочвенными. Член Президиума ВСНХ И. А. Краваль в 1929 г. констатировал: «…опыт работы истекших месяцев показывает, что большинство рабочих еще не участвуют в соревновании. Мы нередко значительную часть парадного соревнования принимаем за действительность. К сожалению, нередки случаи, когда в ряде районов и на ряде предприятий ограничились только парадной частью соревнования. Работа по проверке выполнения принятых на себя обязательств поставлена слабо, а в ряде случаев совершенно отсутствует»[149].
Если бы это были только трудности роста, то на этих оценках, может быть, и не стоило бы заострять внимание. Однако дальнейшее развитие событий свидетельствовало, что проявления рабочей инициативы во все большей степени попадают в положение лишь подсобных средств для поднятия выработки и отторгаются в тех случаях, когда начинают хоть в какой-то мере посягать на прерогативы административной иерархии управления, требовать изменений в привычных стереотипах существования управленческого аппарата.
Сводка Уралпрофсовета за 28 сентября 1930 г. дает немало примеров, достигнутых за счет соревнования роста качества продукции, добровольного пересмотра норм и расценок, роста увлеченности рабочих своим трудом. Но наряду с этим нередко указываются и такие факты, когда ударничество в труде достигается за счет удлинения рабочего дня, вольного обращения с техникой безопасности и т. д.[150] Факты подобного рода были повсеместным явлением в строительстве, но, как показывает сводка, в промышленности соревнование нередко сводилось к тем же требованиям – темпы любой ценой, план любой ценой. Такое соревнование поддерживалось и поощрялось. Напротив, когда рабочие намеревались заглянуть немного дальше собственного носа и действительно вынести на собственный суд вопросы повседневной экономики, то результаты оказывались иными.
«Общественный буксир», рожденный собственной инициативой рабочих в 1931 г., получил в следующем, 1932 г., наибольший размах. Однако затем движение пошло на убыль. Слишком уж неприятными для администрации предприятий, да и вышестоящих хозорганов, были самостоятельные выяснения рабочими обстоятельств плохой работы того или иного завода и, более того, успешное практическое доказательство того, что рабочие и специалисты своими усилиями могут решить задачи, о которые спотыкаются руководящие хозяйственники. Да и вообще – приходят на завод чужие люди, с другого предприятия, а то и вообще из другого ведомства, суют свой нос куда не надо, да еще и учат как работать!
Незавидной оказалась и судьба хозрасчетных бригад. Между ними началось соревнование за проведение режима экономии, за снижение себестоимости продукции, но оно тут же оказалось «возмутителем спокойствия». О том, какие результаты по снижению себестоимости были достигнуты в годы первой пятилетки, я уже говорил. Вместо снижения она начала расти. И не удивительно. Обследование, проведенное Наркомфином в первом полугодии 1931 г., установило: «…Какое имеется в работе завода общее снижение себестоимости и какова его прибыль, определить невозможно… за отсутствием калькуляций по всему производству»[151]. В условиях борьбы за план и темпы любой ценой, когда хозрасчетные итоги деятельности предприятия отходили на задний план, трудно было рассчитывать на иные последствия, сказавшиеся и на хозрасчетных бригадах. «…После 1932 г. движение по созданию хозрасчетных бригад пошло на убыль, так как отсутствие подлинного хозрасчета как в цехе, так и на предприятии в целом сводило на нет усилия таких бригад»[152].