— Думаю, ты права, если, конечно, мое мнение имеет какое-то значение.
Мира опять вздохнула и сделала еще глоток.
— Имеет. Понимаешь, мама не из тех, кто может легко жить в одиночку и радоваться. А Доналу пора свою жизнь начинать. Мне нужна своя. Морин — вот решение, причем она только выиграет оттого, что с детьми будет кому посидеть, когда ей захочется куда-то завалиться.
— Это хороший вариант. Для всех вас. — Он потрепал ее по руке. Загудел таймер, и Коннор встал. — Ну вот, пицца готова. Садимся есть, и ты мне расскажешь, что у тебя вышло с Кэвоном.
Не так она представляла себе этот вечер, но несмотря на это, почувствовала, что напряжение уходит. Не пересаживаясь с дивана, Мира проглотила свою долю пиццы и только тогда поняла, насколько была голодна. И второе пиво пошло легко.
— Я Брэнне уже говорила, все было как во сне. Будто сквозь вату. Теперь я понимаю, что имела в виду Айона, когда рассказывала о первом с ним столкновении. Тебя словно несет по течению, ты вроде даже не в своем теле. Да, и еще было очень холодно, — добавила она. — Это я как-то упустила.
— Холодно?
— Да, перед тем как все началось. Внезапно так похолодало, что я даже перчатки надела. И ветер сильный поднялся. Изменилось освещение. Утро было ясное, как и обещали, но внезапно сделалось серым и мрачным. Я подумала, на солнце облако нашло, но нет…
Теперь Мира усиленно напрягала память, стремясь припомнить все, как было. Увидеть все заново.
— Тени! Были тени. Откуда взяться тенями, если солнце скрылось? Об этом я тоже забыла, Брэнне не сказала. Наверное, слишком была взвинчена.
— Не страшно. Теперь зато мне рассказала.
— Тени двигались вместе со мной, и внутри их мне было тепло, хотя на самом деле — наоборот, я просто коченела, понимаешь? Коченела, а сама думала, что мне тепло. Бред, да?
— Если тебя интересует, понятно ли мне, о чем ты говоришь, отвечаю: понятно. Характерные черты его магии — не только мрак, но и холод. Тепло было лишь трюком, оно существовало только в твоем сознании. Как и охватившее тебя влечение.
— Остальное я тебе все рассказала правильно. Он звал меня по имени, я стояла перед этими лианами и уже тянулась к ним рукой, чтобы их раздвинуть, хотела пройти туда, куда он звал, прямо-таки жаждала. И жаждала откликнуться на обращенный ко мне зов. Хорошо, что Ройбирд с Катлом поспешили на помощь.
— Если у тебя опять появится желание прогуляться от работы до нашего дома, пожалуйста, держись от этого места как можно дальше. И во время своих маршрутов с клиентами — тоже.
— Конечно, я теперь туда ни ногой! Меня в это место по привычке занесло, а привычка штука такая: как привыкла, так и отвыкну. В любом случае Брэнна сделала мне оберег. И Айона тоже. А еще один Фин силой всучил.
Коннор порылся в кармане и достал мешочек.
— А вот и от меня изволь получить.
— Что же мне теперь, с полными карманами амулетов ходить?
— Да уж, будь так добра. Один держи здесь, рядом с дверью, один — в пикапе, один — возле кровати: сон — вещь уязвимая. Остается один, чтобы носить в кармане. — Коннор вложил мешочек в ее ладонь и сомкнул ей пальцы. — Постоянно, Мира!
— Ладно. Все-то у вас продумано…
— И еще носи вот это. — Он достал из кармана тонкий кожаный шнурок с нанизанными на него полированными бусинами.
— Симпатичные! А зачем мне их носить?
— Я сделал эти бусы, когда мне и шестнадцати не было. Вот это голубой халцедон, это яшма, а это нефрит. Халцедон хорошо защищает от черной магии, нефрит помогает в случае физического воздействия — ты как раз такое сегодня перенесла. Яшма вообще считается отличным защитным средством. Так что носи их не снимая, ладно?
— Ладно. — Мира нацепила бусы. — Когда все закончим, получишь назад. Искусно сделаны! — пригляделась она. — Но у тебя всегда руками хорошо получалось.
От этих слов, невольно слетевших с языка, ее покоробило.
— Итак, я перед тобой отчиталась о своих сегодняшних успехах и поражениях. И спасибо тебе за пиццу, хоть она и была из моего холодильника.
Мира хотела было встать и пойти мыть посуду, однако Коннор молча взял ее за локоть и усадил на место.
— Мы отмотали события назад, но еще не до конца. Теперь давай перейдем к вчерашнему вечеру.
— Я тебе уже сказала: то, что было вчера, ничего не значит.
— То, что ты сказала, — полная чушь.
Коннор произнес это таким беспечным, почти веселым тоном, что ей захотелось огрызнуться, но она сделала над собой усилие и заговорила нарочито ровным голосом:
— Коннор, для одного дня мне потрясений достаточно.
— Почему бы нам не разобраться с этим раз и навсегда? Мы же друзья, правда, Мира?
— Друзья. Именно об этом я и толкую.
— Но с твоей стороны это не был дружеский поцелуй, при всех поправках на нервы и потрясения. И я тоже, когда оправился от удивления, ответил тебе далеко не дружеским поцелуем.
Мира пожала плечами, желая показать, что это для нее абсолютно ничего не значит, и только молилась, чтобы прекратилось предательское трепетание в животе. Как будто она не полпиццы съела, а целую стаю бабочек.
— Знай я, что ты до такой степени заведешься от одного поцелуя, — ни за что бы не дала себе воли.
— Не завестись от такого поцелуя может лишь мужик, который полгода как умер. Но подозреваю, даже он бы почувствовал некоторое возбуждение.
— Это говорит только о том, что я хорошо целуюсь.
Коннор улыбнулся.
— Твое искусство я сомнению не подвергаю. Я только говорю, что на дружеский поцелуй это не тянет. И на утешение тоже. Там еще кое-что было.
— Значит, прибавь сюда капельку любопытства. Это неудивительно, правда? Мы взрослые люди, мы живые люди, и мы оказались в очень необычной ситуации. Ну, было… случилось на нервной почве — и хватит об этом!
Коннор покивал, словно взвешивая ее аргументы.
— Я бы не стал спорить, если бы не одна вещь.
— Что еще за вещь?
Только что он сидел, небрежно развалясь, и вдруг так проворно передвинулся, что застиг ее врасплох. Приподнял, притянул к себе и прильнул губами к ее губам.
И случилось опять, быстро, жарко и со всей страстью. Внутренний голос твердил Мире, что надо его оттолкнуть, поставить на место, но она осталась к нему глуха, поскольку была чересчур увлечена происходящим.
Потом Коннор потянул ее за косу, привычным дружеским жестом, губы их разомкнулись, но они остались глаза в глаза. Глаза Коннора, хорошо знакомые, приобрели более глубокие, более темные оттенки зеленого и засверкали золотистыми блестками.
— Вот такая вещь.
— Это… — На сей раз Мира, не в силах устоять, прильнула к нему теснее и ощутила биение его сердца. — Это всего лишь физическое влечение.
— Да?
— Да. — Мира заставила себя податься назад — так безопаснее, решила она. — А главное, Коннор, нам надо хорошенько подумать. Нам обоим. Мы с тобой друзья, мы всегда были друзьями. А теперь еще и часть команды, которой мы не можем рисковать.
— А чем мы рискуем?
— Если мы займемся сексом…
— О, отличная мысль! Я — за.
Она покачала головой, но расхохоталась.
— Да тебя хлебом не корми… Но сейчас это будем ты и я. И представь, что произойдет, если вдруг наши отношения как-то осложнятся — мы ведь знаем, какая может возникнуть напряженность, и она неизбежно будет, если дело дойдет до секса.
— Если все делать правильно, секс, наоборот, снимает всякое напряжение.
— Ненадолго, — согласилась Мира. Правда, в данный момент одна мысль о сексе с Коннором ее напряжение только усиливала. — Но мы можем накликать большие неприятности и друг на друга, и на ребят, причем в то время, когда это будет совсем некстати. Нам сейчас следует целиком сосредоточиться на том, что предстоит сделать, и по мере сил избегать всяких осложнений личного характера.
Как всегда беспечно, Коннор взял свое пиво и осушил до дна.
— Вот в чем твоя беда: ты слишком много думаешь, все время просчитываешь последствия и не даешь себе насладиться моментом.
— За одним моментом следует другой.
— Вот именно. Поэтому, если ты какой-то момент пропустила, а уже наступил другой — какой тогда вообще смысл?
— Смысл в том, чтобы ясно видеть продолжение и быть готовой к следующему моменту, а после него — к следующему. И нам нужно все это взвесить, причем самым серьезным образом. Мы не можем запрыгнуть в койку только потому, что у обоих зачесалось. Ты мне небезразличен, но и все остальные тоже.
— Мою дружбу ты ничем поколебать не сможешь, ни словом, ни делом. И даже отказом в тот момент, когда мне больше всего хочется получить твое согласие. Даже больше, чем я сам бы хотел.
Коннор тоже поднялся.
— Ну что? Подумаем, немного подождем и посмотрим, во что трансформируются наши чувства.
— Это же самое правильное, так? Всего-то и нужно, что дать себе время остынуть, чтобы решить все на холодную голову, а не поддаваться порыву, о котором потом можем пожалеть. У нас обоих для этого хватит и ума, и устойчивости.