Освещение палубы имитировало сумерки, блики костра выдергивали из толпы непроницаемые лица моих цыган. Они молчали.
- Ну?! - не выдержал я тишины. - Чего притихли? Разве я не прав?
На помощь мне пришла Ляля:
- Не серчайте, ромалы, - сказала она. - Он ведь даже язык наш не знал, когда я его в табор привела, что же он может знать о наших порядках?
Похожий на старого облезлого волка старик Хомук проскрипел:
- Ты была бы права, девка, коли б он не был нашим джузатаманом. Мы доверяем ему нашу жизнь, а он до сих пор не знает наших законов.
Цыгане тихонько загудели.
- Ты считаешь, он не достоин? - с вызовом спросила Ляля.
- Я считаю, что его надо учить, - ответил Хомук и вновь повернулся ко мне: - Только смерть может заставить джипси покинуть корабль и капитана. И еще переход в новый джуз. Но и то и другое может случиться только один раз.
Я пошел ва-банк:
- Знаю. Но прежде чем подвергнуть вас риску, я хотел узнать, готовы ли вы идти за мной или предпочтете выбрать на мое место другого? Таков закон моего родного табора.
- Да-а, - протянул Хомук, - из далеких краев ты прибыл к нам, Рома... Хватит болтовни. Делай то, что считаешь нужным, и пусть все будет так, как будет.
"Let it be", - усмехнулся я. Вовремя он это сказал. Что ж, пора снять напряжение. Предвидев недовольство, я загодя придумал, как это сделать. Рояль в кустах. Я протянул руку к балисету Гойки, который попросил захватить на сход. Я уже знал его строй и научился подгонять под шестиструнку, перестроив две струны. Правда, балисет имеет только пять струн, но к этому нетрудно было приспособиться, несколько раз я бренчал на нем Ляле, а больше никто в таборе не слышал, как я играю.
Я потрогал клавиши темброблока и добился того, что звук инструмента стал почти фортепианным. Затем я провел по струнам и запел на русском двадцатого века студенческий псевдоперевод песни:
- Шел я как-то садом, вижу,
На заборе би сидят,
Подошел поближе,
Би взлетели и летят.
Летят би, летят би,
Летят би, летят би...
И - на английском:
- Speaking words ofvisdom,*
Let it be...
* Прозвучали слова мудрости (англ.)
Я остановился и замолчал. Цыгане пооткрывали рты. "Битлз" они явно не слышали.
- И что же это означает? -спросил Хомук.
- "Пусть будет так", - перевел я. - "Будь что будет".
- Это по-нашему, - признал Хомук. - Твоя диковинная песня коротка и прекрасна.
Остальные заулыбались и закивали головами.
- А ты великий менестрель, Рома! - воскликнул Гойка с облегчением в голосе. - Спой-ка нам что-нибудь еще!
Я огляделся. Цыгане замерли в ожидании. Блики костра играли на лицах, которые были чужими мне еще вчера, а сегодня их обладатели по-настоящему стали моей семьей... Что же им спеть? Неожиданно я вспомнил, что в студенческом театре мы ставили оперетту "Мистер Икс". Ария из нее будет сейчас, пожалуй, как нельзя кстати. И я запел:
- Снова туда, где море огней,
Снова туда с печалью моей.
Светит прожектор, фанфары гремят,
Публика ждет, будь смелей акробат...
Тут какой-то кусок у меня вылетел из головы... Собственно, вот строчка, из-за которой я вспомнил это произведение. Она актуальна:
- ... Устал я греться у чужого огня...
А следующая уже не актуальна:
- ... Ну где же сердце, что полюбит меня...
Ляля подозрительно покосилась на меня. Да, она же знает мой русский язык... И слова окончательно перепутались. "На автомате" я еще пропел:
- ... Да, я - шут, я - циркач, так что же?
Пусть меня так зовут вельможи.
Все они от меня далеки, далеки...
И все. Следующая строчка стерлась напрочь. Как отрезало. Потому, невольно выдержав эффектную паузу, пришлось сымпровизировать и закончить так:
- Дураки, мудаки, говнюки!
Я остановился. Бедный Кальман.
- А это о чем? - вновь поинтересовался Хомук.
Ляля, осуждающе глянув на меня, опередила мое объяснение.
"Я одинокий. Я выступаю с номерами в балагане, богатые люди не уважают меня. Они - глупые и плохие".
- Справедливая песня, - кивнул Хомук.
И цыгане захлопали. Ведь на ярмарках все они ходили по канатам, жонглировали, показывали фокусы и дрессированных животных. И нельзя сказать, что они были так уж счастливы своим положением.
Что ж. Мой подорванный было авторитет восстановлен. А моя совесть чиста. Я предупредил их, а они сделали свой выбор.
* * *
Ближайшая к нам планета называлась просто, но со вкусом: Рай. И это наполнило меня самыми недобрыми предчувствиями. Наша шлюпка приземлилась в удаленном от конторы уголке космодрома. Если нас и засекли, то смылись мы раньше, чем к шлюпке кто-либо приблизился. Возможно, нашу посудину в наше отсутствие арестуют, но тогда и будем действовать по ситуации. В конце концов в таком рискованном предприятии, как наше, все до мелочей предугадать невозможно.
Пока мы летели к Раю, Гойка учил меня, как следует вести себя на планете, слегка удивляясь моей неосведомленности. Главной проблемой, с которой мы могли столкнуться, было отсутствие у нас обоих кода социальной значимости. Но если мы сразу двинем в портовый кабак, заверил меня Гойка, обойти это обстоятельство будет нетрудно. Главное, чтобы при нас были тугрики. Хозяева подобных заведений редко бывают чересчур щепетильны.
Когда шлюпка приземлилась, я испытал забытое уже ощущение: словно огонь пробежал по моему телу. Значит, я могу летать тут с помощью антигравитационных генераторов. Но делать это снова нельзя. Провожаемые подозрительными взглядами служителей космодрома, мы, воспользовавшись самодвижущимися дорожками, довольно резво добрались до ворот и соскочили с "бегушки". Погода была прекрасной, теплый ветерок обдувал наши лица. Если такая погода держится тут всегда, происхождение названия планеты легко понять.
За воротами меня вновь окатило огнем: зона действия антигравитационных генераторов закончилась.
Гойка моментально определил, какое из зданий является кабаком, и мы направились туда.
Впервые за все время пребывания в двадцать пятом веке я увидел негра. Толстого и похожего на Луи Армстронга. Одет он был в коричневую ливрею с золотыми отворотами. Это был швейцар. Стоило нам приблизиться к дверям, как над ними с препротивнейшим звуком замигало табло. Негр шагнул нам навстречу, и белки его глаз угрожающе сверкнули.
- Спокойно, - выставив вперед ладонь, остановил его Гойка. - Мы - свои. Он сунул в карман руку и всучил швейцару одну из тех кредиток, которыми я его заранее снабдил. - Это тебе на чай. Для начала.
Негр хмыкнул, положил карточку во внутренний карман ливреи и, коснувшись петлицы, произнес:
- Босс, тут двое джипси. Без кодов.
Он помолчал, по-видимому получая наставления.
Затем выдал:
- Но они дали мне пятьдесят хрустящих.
(Я точно видел, что Гойка дал ему сотню.)
Негр опять немного помолчал, выслушивая шефа, затем еще раз коснулся петлицы и, растянув в улыбке обезьяньи губы, указал нам на дверь:
- Добро пожаловать в "Преисподнюю".
Только тут я обратил внимание на вывеску. Заведение называлось именно так. Ад в раю. Предчувствия мои стали еще более тягостными.
Однако, войдя в ресторан, ничего особенно адского, кроме натурального пламени выполненных в форме факелов газовых горелок на стенах, я не заметил. Да еще нарочитая мрачность красно-черной униформы официантов, которые все поголовно были неграми. Один из них, слегка пританцовывая под льющуюся отовсюду ритмичную музыку, провел нас через несколько комнат к свободному столику, парящему над полом.
Итак, наша задача - сидеть и наблюдать за посетителями. Выяснить, кто из них штурман современного гиперпространственного корабля и любым способом доставить его на наш звездолет. Купить, запугать, споить или просто связать по рукам и ногам... Решим по ходу.
В кабаке, состоящем, словно улей, из множества небольших сообщающихся друг с другом зальчиков, было людно и шумно. Большинство присутствующих составляли мужчины, выглядевшие заправскими головорезами и прожженными космическими волками. Женщин было мало, но все они были полуодеты, а их вид и поведение также не оставляли сомнений в роде их деятельности. (Прежде всего поведение. Если бы я судил только по одежде, то, боюсь, всех представительниц женского пола двадцать пятого века, кроме цыганок, принимал бы за проституток...) Поголовно все посетители были пьяны и болтали, стараясь переорать музыку и друг друга.
Ловко орудуя дистанционными пультами, официанты отправляли плавающие под потолком подносы со снедью в нужные места. Но некоторых посетителей такая манера не устраивала, и к их столикам напитки и яства официанты приносили сами.
Наши цыганские одеяния вызвали всеобщее оживление и приковали множество глаз. Просмотрев меню, Гойка сделал заказ, и официант исчез. Тут же от соседнего столика отделилось плавающее сиденье и, неся на себе грузную фигуру, пристыковалось к нашему. Перед нами возник здоровенный верзила со светлыми, словно выгоревшими на солнце волосами, заплетенными в косу. Коса в свою очередь, словно толстый ошейник, была обмотана вокруг его шеи. Верзила наклонился к нам, обвел нас пьяными красными глазами и сообщил, вперившись взглядом в Гойку: