Я и Ляля, обнявшись, стояли возле штурманского Гойкиного кресла, когда застрекотал и замигал огоньками щиток модуля связи. Ткнув в кнопку пальцем, я увидел перед собой довольную рожу Зельвинды.
- Хай, рома! - воскликнул он с жаром, поднимая перед собой объемистую посудину. - С удачей тебя! - И, как он всегда это делал в моменты наивысшего душевного подъема, щелкнул пальцем по колечку в носу, и оно отозвалось серебряным "дзин-н-нь!" - Что же ты еще без чарки?! И куда ж это смотрит твоя красавица жена?!
- Ах, атаман, моя оплошность, - улыбаясь, кивнула Ляля и, выскользнув из моих объятий, отправилась за вином, скорее всего заранее ею припасенным.
- Ай-ай-ай, - покачал головой Зельвинда. - А я-то сдуру собрался наречь тебя именем Рома Чечигла. - ("Чечигла" по-цыгански - хитроумный. Прямо, как Одиссей.) - Не рано ли? Ты, как я погляжу, и жену воспитать как следует не можешь... Ладно. Придет девка, принесет вино, вызови меня. - И Зельвинда отключился.
Вот тут-то, улучив момент, когда ее правнучки не было рядом, ко мне и подковыляла старуха Аджуяр. Потянув за рукав, она увела меня от Гойкиного кресла и тихо спросила:
- Твоя женщина уже сказала тебе, что беременна?
Я ошеломленно покачал головой, и Аджуяр, сверля меня ведьминским взглядом из-под мохнатых бровей, продолжала:
- Видно, касатик, совсем я рехнулась на старости лет. Только никогда еще карты не обманывали меня. И вот что они говорят мне. Быть твоему сыну на царевом престоле, ежели только убережешь его от погибели.
- О-о!.. - только и смог вымолвить я.
Лишь бы старуха не разоблачила меня перед соплеменниками. А я-то уже успел позабыть, зачем появился в этом мире. И как не хочется мне об этом вспоминать!..
Внимательно проследив всю череду эмоций на моем лице, старуха издала сиплый смешок и загадочно произнесла:
- Жалко мне тебя, яхонтовый, ох, жалко. А еще жальче правнучку мою, раскрасавицу...
Оглядевшись по сторонам и убедившись, что на нас никто не обращает внимания, я схватил старуху за повязанную на шее выцветшую косынку и притянул к себе:
- Говори, ведьма, что знаешь!
- Отпусти-ка руки, - прошипела старуха. - Не вводи в грех.
Я послушался ее, вспомнив про порчу, сглаз и прочую цыганскую чертовщину. И она, потрогав шею и поморщившись, вновь усмехнулась:
- Кабы знала чего, так сказала б. Не чужая мне и Ляля, а напротив: любимая правнучка. И сынок твой, выходит, мне праправнучком придется. Карты - не книга. Что открыли, лишь то и ведаю... А только сыночка-то покрести, покрести. Коль не покрестишь, ой, дюже потом сокрушаться будешь...
О боги! Неужели вот это косматое и бородатое чудовище с головой, повязанной кроваво-красной косынкой, что ведет через тьму галактики угнанный у властей звездолет, неужели этот неопрятный монстр и есть Роман Безуглов, то бишь я?.. Тот самый Роман Безуглов, который еще недавно был студентом-филологом. Тот самый несуразный человек, с которым там, в двадцатом веке, вечно случались какие-то нелепые происшествия...
Например, в армии. Ну с кем, скажите, с кем еще мог произойти такой идиотизм, о котором вслух я никому и никогда не рассказывал... (Я понимаю, что этот кусок выбьется из стиля всего прочего повествования, но, надеюсь, вы простите мне это.)
Однажды я попал в госпиталь с воспалением легких. И пока лежал, начальник госпиталя, майор, прознал, что я хорошо рисую. И предложил мне полежать еще несколько месяцев, чтобы оформить в госпитале "красный уголок". Я, само собой, согласился, ведь в любом случае это лучше, чем служить на общих основаниях, ходить в наряды. Но загвоздка была в том, что я выздоровел. Но майор сказал: "Мы тебе такую болезнь напишем, что держать у себя сможем сколько захотим".
И в историю болезни написал: "геморрой". Мол, случилось обострение положили, прошло - выписали...
Вот, лежу я месяц, два, три, "красный уголок" расписываю, все вокруг знают о нашем договоре с майором... И тут пришел в госпиталь новый врач, лейтенант, прямо из медицинского института. И сразу вышел на дежурство. Вечером устроил обход. Садился перед постелью больного, листал историю болезни, выяснял, как самочувствие, рекомендовал что-нибудь... Если ангина, горло смотрел, градусник ставил, а если рана какая-нибудь, осматривал ее, перевязывал...
И вот добрался до меня. Заглянул в карточку... Говорит:
- Пройдите со мной.
Иду я за ним по коридору и размышляю: "Наверное, он знает, что никакого геморроя у меня нет. Но он-то думает, что другие больные этого не знают, а потому повел меня к себе, якобы для осмотра. А на самом деле чайку попьем, покурим, поболтаем, он меня и отпустит..."
Потом подумал по-другому: "А вдруг ничего он не знает? Тогда надо ему объяснить. А вдруг тогда он обо всем настучит в округ, и майора, моего благодетеля, накажут. Да и меня по головке не погладят..." Так я ничего конкретного и не решил к тому моменту, как мы до его кабинета добрались. Там он мне говорит:
- Снимайте штаны.
Я снял.
- Наклоняйтесь, - говорит он и натягивает резиновую перчатку.
Я наклонился. И решился, наконец, на откровенный разговор. Но было поздно. Уже чувствуя, как его смазанной вазелином палец, входит мне в задницу, я почему-то очень писклявым голосом произнес:
- Я вам сейчас все объясню...
- Что объясните? - и палец его при этом совершает вращательное движение.
- Поговорите с товарищем майором, - все так же пискляво продолжил я, чувствуя, что краснею.
Уж и не знаю, что он подумал, но сразу же меня отпустил.
Вот такие истории со мной случались... А почему я пошел в армию, а не сразу поступил в университет? (Еще одна выбивающаяся из стиля история.) Да потому, что я, когда закончил школу, вычитал в газете, что в одном училище набирают группу для работы поварами в условиях арктической зимовки. Ну кто еще мог бы заинтересоваться такой идиотской перспективой?! А я отправился туда. И в течение двух с половиной месяцев, пока ребята поумнее сдавали вступительные экзамены в нормальные учебные заведения, меня таскали по самым разнообразным медкомиссиям и осмотрам.
Наконец, когда я полностью прошел обследование, меня вызвали на собеседование. Дядечка, суровый такой, обветренный, как скалы, явно полярник, сказал мне:
- К сожалению, вы непригодны.
- Как так? - удивился я, - я же совершенно здоров!
- Ничего подобного, - говорит он. - Вот тут ясно написано: диагноз No 3/4.
- А что это за диагноз? - еще сильнее удивился я.
- Сейчас посмотрим, - отвечает он и начинает копаться в каких-то бумагах. Наконец он нашел то, что искал, прочел про себя, а затем сообщил: - Вам нельзя работать с быстротекущей водой.
Я просто онемел.
С тех пор как пойду пописать, на всякий случай отворачиваюсь...
Но самое обидное, что в результате этой истории я потерял время и загремел в войска связи.
А с женщинами?! Да, они были у меня. Но в какие только нелепые ситуации я не попадал с ними, каким только унижениям не подвергался... Но к делу это не относится...*
* Я решил, что хватит уже ломать стиль, поэтому рассказываю эту историю не в основном тексте, а в сноске. Хотите читайте, хотите нет.
Так вот. Однажды мне позвонила одна моя подружка-первокурсница по имени Лена.
- Приходи ко мне, - говорит, - родителей всю ночь не будет, на дачу уехали.
А родителей ее я как огня боялся, они меня даже не видели ни разу.
Обрадовался я, примчался... Занялись мы любовью, все классно... А потом я решил пойти в туалет. Прямо в чем мать родила и отправился. И дверь в сортир не закрыл: зачем, все равно ведь нет никого...
А родители возьми, да и вернись. Я даже не слышал, как дверь хлопнула. Мамаша сразу в туалет решила зайти, видно, растрясло в дороге. Дверь открывает, а на унитазе сижу я - абсолютно голый незнакомый ей юноша.
И ничего умнее я не нашел сказать, как:
- Здравствуйте... А Лена дома?
Как будто только что с улицы зашел. Мама ее сделала большие глаза и машинально крикнула:
- Лена, это к тебе!..
Само собой, всякие отношения с Леной у меня после этого прекратились.
Когда такое происходит не с тобой, это довольно смешно...
Когда эту историю я рассказал Ляле, она хохотала так, что я даже всерьез забеспокоился, как бы это не отразилось пагубно на ее беременности...
Да. И вот этакий недотепа стал главой космического джуза, тайным претендентом на русский трон и ведет свой звездолет к храму своего предка, святого мученика царя-искупителя Николая Второго, к главному православному храму этого мира... Потому что если уж где-то крестить сына (если, конечно, не врет колдунья и у нас родится именно сын, а не дочь), то лучшего места, чем эта, одна из немногих клерикальных космо-станций, и представить себе нельзя было. Покрестим, так сказать, чисто по-семейному.
Уговорить Зельвинду направить табор именно в этом направлении мне не составило ни малейшего труда, поскольку ему самому было в высшей степени начхать, куда лететь. По моим расчетам, тащиться нам туда предстояло около десяти месяцев. В тот момент, когда мы двинулись в путь, Ляля была на втором месяце беременности. То есть когда мы доберемся до храма, моему сыну (или все-таки дочери?) будет три месяца...