— Кончай болтать, — деловито перебил Волков, — я серьезно. Меня интересует его внешний вид, поведение. В общем, психология.
Покрывало с Любки свалилось, однако она не обратила на это внимания. Мыкола тоже — сейчас даже ее близкая, обнаженная грудь не вызывала тех эмоций, что охватывали его в зале во время танца.
Любка закурила, откинулась на спинку и скрестила ножки.
— Это очень сильное существо, — не сразу начала она описывать свои впечатления, верно вспоминая встречу. — Разумеется, мужского пола. Вид уродливый, устрашающий, но не отталкивающий. От него исходит мощная энергия. Не та, что у голодных самцов, а… как бы это объяснить? Показалось, он страстный, но сдержанный.
— Как он сигарет попросил?
— Никак… Сама дала. Я всегда сама даю, если хочется.
— Может, он внушил тебе эту мысль?
— Треп, ничего он не внушал! — уверенно заявила она. — Я же знаю: от ночных грабителей в первую очередь нужно попробовать откупиться… Зачем тебе все это, Коль? Слушай, помассируй мне шею, а? Кажется, мышцу потянула…
Танцовщица села к нему вполоборота, подставив спину.
— В каком месте он напал? — Волков потер влажную от пота, длинную шею. — Мне надо точно.
Она недоуменно обернулась:
— Ты рехнулся? Да меня девки завалят, если скажу!
— Полная гарантия, Люб! Слово даю!
— Даже не проси! Мне проще нарушить зарок и под тебя лечь, чем трафик сдать… Да зачем тебе мутант, Коль? Дре-менко прибежал, наорал, теперь ты…
Говорить ей правду было опасно, разнесет, и тогда Волков решил зайти с другой стороны:
— Ну, хочешь, на колени встану?
И мгновением позже сильно пожалел об этом…
Дверь в грим-уборную распахнулась, и по тяжелой поступи, по незримому движению тела он сразу угадал, кто вошел… По спине к затылку пробежал мороз, как бывает в раннем детстве от ужаса перед темной комнатой.
— Не дает? — нарочито изумилась Тамара. — Ах она, тварь!
Волков с Любкой обернулись одновременно — судебный пристав стояла, как скала, выставив вперед уступы бедер, живота и груди, словно предлагая немедля покорить эту высоту. Распахнутый форменный китель и вздыбленные, изготовленные на заказ полуметровые погоны на плечах выдавали ее истинное настроение.
— Выйди! — Неведомым ранее, поистине волчьим усилием воли он вернул себе самообладание. — И не мешай мне работать!
У разбуженной старой девы сил на иронию уже не было:
— Работать?!
— Работать!
— Я ему даю — не берет! — открыла Тамара ярко и хищно накрашенный рот. — А у этой прошмандовки просит! Готов на колени встать!! Думаешь, я танцевать не умею?!
От резонанса ее голоса с потолка и стен взвихрилась золотистая пыль. Любка зажалась в угол канапе, собравшись в комок, — сработал навсегда вживленный в сознание инстинкт рабыни. Мерно и далеко гудящий зал ночного клуба замер. И эта пугающая тишина неожиданным образом ввела Волкова в состояние, сходное разве что с состоянием аффекта.
— Вон отсюда, женщина! — словно мутант, прорычал он и неожиданно толкнул ее грудью. — Умри, шалава!
У них были несравнимые весовые категории, кроме того, Николай Семенович был ниже ростом на полголовы и втрое уже в плечах. Несильный, щадящий толчок пришелся в мягкий, складчатый живот. Но Тамара вдруг рухнула в канапе, чуть не придавив Любку, и новая, добротная на вид, мебель вмиг с грохотом развалилась на части, приземлив таким образом грузное расплывчатое тело. Пол содрогнулся, качнулся, отчего трельяж сорвался со столика и брызнул зеркальными осколками по всей гримуборной.
Бывшая секс-рабыня опомнилась, взвизгнула и порхнула к выходу. И, сам поражаясь своей невозмутимости, Волков вышел следом за ней и притворил за собой дверь.
— Коля, Коленька! — зашептала Любка, прильнув к нему. — Бежим скорее, убьет!
— Не бойся! — Он оторвал от себя перепуганную танцовщицу. — Говори быстро, где встречала мутанта?
— На двенадцатом километре, — легко призналась та. — На стене знак — надпись на немецком… Что-то там… комму-нистен, тод… Короче, «Смерть коммунистам!». Мы тоннель купили у китайцев…
Таможенник круто развернулся и пошел к черному ходу, коим пользовались служащие ночного клуба. Они же столпились в коридоре, привлеченные грохотом в гримерке, и сейчас, словно битое зеркало, разлетались из-под его ног в разные стороны.
— Давно бы так! — крикнул он на пороге, похоже, более самому себе, хотя не узнал своего голоса.
И тут увидел, как из гримерки вышла Тамара, наряженная в эротическое белье. Да по коридорчику прямым ходом на подиум! Даже зная Тамарины увлечения, подобного Волков не ожидал. Все бросились в зал, смотреть, и он, непроизвольно, — за поварами и официантами.
Публика замерла, будто в кино кадр остановился. Судебный же пристав подплыла к шесту и давай выделывать такие движения да с такой энергией, что у бычков в зале сначала слюни потекли, потом истерика началась. Она еще голосом, как по телефону, застонала и голливудским текстом в микрофон:
— О-о! Как зовут тебя? А-а-а! Ты мой бог! Делай со мной, что хочешь… О, май гад! Вау! У тебя все в порядке? Давай еще! А! А! А!
И кто-то из зала все это снимает на сотовые — фотовспышки сверкают. Тут в первых рядах толпы лысина с оселедцем блеснула и воздетый к потолку стек — лишь по этим приметам Волков и угадал батьку Гуменника. На лице же у того — гримаса крайнего сладострастия, исказившая его до неузнаваемости! Того и гляди выскочит на подиум и падет в объятия Тамары…
Волков сего зрелища и позора более выдержать не смог, промчался сквозь обезумевшую, ослепленную публику, выскочил на улицу, и только тут осенило, что незаконная жена таким образом приговор себе подписала. И добро, что батька видел! Теперь есть полные основания расстаться, и даже пан Кушнер возразить не посмеет!
От ночного клуба Николай Семенович не шел, а рысил, словно спешащий к добыче волк, и, по мере того как приближался к таможне, все сильнее ощущал некий голод, сопряженный с вселившимся в него неистовством. На российском КПП дежурил бессменный Шурка Вовченко, сейчас встревоженный и осунувшийся от бессонницы, — что-то говорил, махал руками, забыв, что они живут на штыках, однако Волков расслышал лишь обрывки фраз:
— … В ночнике! Гастроль!
Конечно, москаля следовало бы попытать относительно мутанта, наверняка что-нибудь высмотрел в свой телескоп, да сейчас было не до него. Волков миновал таможню и с ходу заскочил в свой «фольксваген», припаркованный у калитки.
Никогда прежде он не мог являться в резиденцию депутата без приглашения, но сейчас был особый случай. Невзрачный, даже скромный с виду особняк на отшибе, огороженный обшарпанным забором, внутри выглядел богато и со вкусом. Место было живописное, на берегу речки, где когда-то стояла водяная мельница и теперь осталась лишь разрушенная плотина да сваи, торчащие из стремнины. Еще живописнее было на территории самой усадьбы, где даже пальмы росли в огромных кадках, которые на зиму убирали в тайную, замаскированную оранжерею: пан Кушнер не любил хвастаться роскошью и придавливал всех, кто вольно или невольно это делал. Поэтому бывший секретарь райкома и нынешний и.о. головы до сих пор прозябал в брусовом, колхозных времен, двухквартирнике, тогда как москаль Пухнаренков отстроил себе чуть ли не дворец на территории бывшего пионерского зоосада.
На подъезде к старой мельнице из придорожных кустов выскочили двое в масках и с автоматом — дополнительную охрану выставили в связи с приездом высоких гостей. Машину Волкова признали, однако, прежде чем пропустить, убедились, что именно он сидит в кабине, и вопросов лишних не задавали. На воротах резиденции стояли еще двое в гражданском, которые приказали поставить автомобиль на стоянку, проверили документы, сличили фамилию с каким-то списком, после чего бесцеремонно ощупали одежду, отняли сотовый телефон. Николай Семенович потребовал срочной встречи с паном Кушнером и сказал, что задействован в подготовке охоты на мутанта. Но судя по их поведению, они об этом знали и даже ждали его. Стражники ввели Волкова во двор, попросили отдохнуть на скамейке под пальмами — даже кофе принесли и предложили пачку «Мальборо», а сами побежали докладывать.
Однако пан Кушнер, видно, занят был и прислал своего помощника, человека скользкого, неприятного и циничного.
— Ну что у тебя? — спросил брезгливо, через губу.
— Буду размовляти з паном Кушнером! — отчеканил Волков. — Ступай и доповедай Сильвестру Марковичу.
Помощник поморщился на его «мову», однако исчез в особняке. Прошло еще минут десять, депутат все не появлялся, и вынужденное ожидание стало размывать решимость, внезапно приобретенную в ночном клубе. Вдруг подумалось, а может, Дременко опередил? Вызнал что-то про мутанта и теперь докладывает…